ОБЩЕСТВЕННАЯ АКАДЕМИЯ ЭСТЕТИКИ И СВОБОДНЫХ ИСКУССТВ ИМ. Ю.Б. БОРЕВА
БИБЛИОТЕКА АКАДЕМИИ
Исторические идеалы и смыслы бытия человека и человечества
Ю.Б. Борев. ПАРАДИГМА СОВРЕМЕННОЙ ЭПОХИ
СООБРАЖЕНИЯ — ВОЗРАЖЕНИЯ — ПОЛЕМИКА
ПАРАДИГМА — РЕАЛЬНОСТЬ — КУЛЬТУРА
РОССИЯ – ПАРАДИГМА – НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕЯ
НАЦИОНАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА И ПУТЬ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА
ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ИТОГИ
Выпускник философского ф-та МГУ,
студент Sciences Po Paris А.В. Борев
ВОЗМОЖНА ЛИ СЕГОДНЯ ПАРАДИГМА ЭПОХИ
На деревню дедушке.
А. Чехов
Подвергай все сомнению.
К. Маркс
Дорогой Юрий Борисович,
с интересом прочел Вашу работу, но, к сожалению, не могу согласиться с некоторыми рассуждениями, касающимися, во-первых – некоторых аспектов теории (1), а во-вторых – практической стороны вопроса (2). Свои мысли мне будет удобнее выражать в вопросительной форме, к тому же этим я лишний раз хочу подчеркнуть что не выступаю с критикой, а выражаю альтернативную позицию, которая полезна при любых дебатах.
1. Два вопроса по поводу теории:
неужели Маркс был не прав?
Я полностью согласен с вашей мыслью о том, что "культура каждой эпохи выдвигает свою концепцию мира и личности, дает формулу бытия человечества", однако действительно ли "вся жизнь эпохи определяется" в дальнейшем этой парадигмой?
Безусловно, каждой культуре присуща собственная картина мира. Но это именно картина – т.е. когнитивная конструкция, являющаяся продуктом определенной культуры. Я далек от того, чтобы считать Маркса догмой, но мне кажется, что его мысль о том, что любая культурная концепция является скорее идеологическим "алиби", закрепляющим в определенном способе восприятия мира образ господства одного общества (как вариант – класса, корпорации, политической группы) над другим, не лишена оснований.
Вот один из пассажей "Немецкой идеологии", который, я надеюсь, подтвердит мою мысль: "Мы исходим не из того, что люди говорят, воображают, представляют себе…, для нас исходной точкой являются действительно деятельные люди, из их действительного жизненного процесса мы выводим также и развитие идеологических отражений и отзвуков этого жизненного процесса". Маркс К. Немецкая Идеология / Маркс К. Энгельс Ф. Соч., т 3. с. 25.
Любопытно, что похожие рассуждения есть и у Ролана Барта – автора концепта как "алиби". Фрагмент, который я цитирую – определение политического письма, но, по моему, это прекрасная модель для объяснения всего, что относится к культуре и идеологии: "Задача письма состоит в том, чтобы в один прием соединить реальность фактов с идеальностью целей. Вот почему всякая власть, или хотя бы видимость власти, всегда вырабатывает аксиологическое письмо, где дистанция, обычно отделяющая факт от его значимости – ценности, уничтожается в пределах самого слова, которое одновременно становится и средством констатации факта, и его оценкой".
Вывод, который я осмелюсь сделать из этих рассуждений: если культура и формулирует концепцию личности, то эта концепция не становится тем идеалом, в соответствии с которым общество спешит перекроить материальные реалии, а является скорее оправданием этих самых реалий, призванным хоть немного обнадежить индивида, погруженного в беспросветный сумрак товарно-денежных отношений.
Безусловно, мысль о том, что все зиждется на экономике, – всего лишь одна из крайностей в вечном споре о материальном и идеальном, и для того чтобы избежать схоластических тупиков, я перехожу к следующему вопросу:
является ли парадигма эпохи нравственным (или – ценностным) понятием?
Если да, то не является ли сама постановка вопроса излишней? Cущность процессов, управляющих миром начиная с эпохи родоплеменных сообществ и заканчивая современным глобальным супермаркетом, не меняется веками, а безотносительный принцип нравственного поведения, действительный для любой эпохи умещается в три строчки из "Метафизики нравов".
Если же парадигма эпохи не обязательно является нравственным понятием, то на каком основании считать, что ее нет? Почему не считать парадигмой современного мира концепцию Нового мирового порядка? Ее манифестом – устав ВТО или директиву Болькенштейна? Концепцией личности – "человека-потребителя" или более теоретизированное определение – "желающего автомата" (Делез), тем более, что на ее промоушн в планетарных масштабах ежегодно тратится столько средств, что в отдельных странах, претендующих на авторство, даже возникают бюджетные дефициты.
Парадигма консюмеризма, безусловно, аморальна, однако есть ли практические решения для ее преодоления и является ли формулировка новой парадигмы одним из них? Отсюда два вопроса по поводу практических решений:
2. Два вопроса по поводу практики:
Есть ли на сегодня альтернативная концепция, способная поддерживать равновесие в сложившейся системе международного разделения труда?
Можно долго спорить о теоретических обоснованиях той или иной точки зрения, однако когда дело доходит до практики, нелишним будет опереться на факты. Я полностью согласен с теми решениями которые вы предлагаете. Да, демократия – не панацея, тем более в сочетании с шоковой терапией. Более того – по мнению американского политолога Фарида Захарии, именно страны Латинской Америки и Азии управлявшиеся авторитарными режимами осуществили успешные модернизации и демонстрируют сейчас наибольшую конкурентоспособность.
Относительно необходимости социальной конвергенции – тоже полностью согласен, однако не уверен, что такой проект осуществим на практике. Все разговоры о социальном равенстве, кем бы из политиков они не велись, имеют мало общего с действительной повесткой дня и направлены в основном на повышение выборного рейтинга. В Евросоюзе принцип "социального выравнивания" является одним из столпов так называемой "европейской социальной модели", однако по иронии судьбы именно Франция, защищавшая эту модель на декабрьском саммите в Брюсселе неделей позже столкнулась с арабскими мятежами, вызванными возрастающим уровнем неравенства. По той же причине провалился и проект текста европейской конституции: те, для кого Европа олицетворяла защиту от надвигающейся мировой конкуренции почувствовали в нем тенденцию к либерализации. И не случайно. Майский референдум провалился, но приватизация 15% процентов акций EDF (французский аналог РАО ЕЭС) через полтора месяца привела к плану по сокращению персонала компании на несколько тысяч человек. Как совместить их интересы с интересами совета директоров компании?
Таким образом, с сожалением констатирую, что проект социальной конвергенции упирается в один из базовых принципов политэкономии, который гласит, что нельзя одновременно достичь социального равенства, демократии и эффективной рыночной экономики. Любая социальная модель – всего лишь компромисс достижимый только за счет исключенного третьего (в экономике это еще называют оптимумом второго ранга). Можно сочетать демократию и социальное равенство, но эта модель нерентабельна (в чем в данный момент убеждается Евросоюз, защищающий свой парламент от разгневанных докеров). Можно сочетать демократию и рынок (модель США), но тогда нет и речи о равенстве. Наконец, можно при определенных условиях совместить равенство и рынок (так называемое "китайское чудо"), но от демократии придется отказаться.
К каким реальным результатам приведет формулировка новой парадигмы эпохи, основанной на нравственных нормах?
Мы уже допустили, что процессы, управляющие современным миром безнравственны по своей сути (тем, кто придерживается обратной точки зрения, рекомендую прочесть книгу Дж. Стиглица "Globalization and its discontents"). Исходя из этой точки зрения (возможно, спорной), хочу спросить: что произойдет при появлении новой парадигмы?
Парадигма выражает сущность эпохи. Если в аморальную эпоху появляется нравственная парадигма, вопрос – сущность чего она выражает?
Если она выражает сущность современности, то выражает неадекватно, а значит – не является парадигмой. Если же при каком то фантастическом стечении обстоятельств нравственным идеалам вдруг удается восторжествовать, то наставшая вслед за этим эпоха будет настолько же отличаться от современности насколько истина Библии отличается от тяжелой правды "Капитала". Образовавшаяся парадигма будет отражать сущность бытия этой новой эпохи, современность же так и останется черным "внепарадигмальным" пятном в истории.
С уважением, Алексей Борев.
Ю.Б. Борев
ГЛОТОК НАДЕЖДЫ
Здравствуй племя, младое, незнакомое.
А. Пушкин
Дорогой Алеша!
Ты выбрал очень деликатную и конструктивную форму полемики – ты не столько критикуешь мои положения, сколько задаешь вопросы. Как известно из опыта Сократа, с помощью вопросов очень удобно и плодотворно не только вести полемику, но и продвигать мысль к истине. Этот способ философствования, как ты, выпускник философского факультета МГУ, знаешь, называется "маевтика" (способ наведения).
Твои вопросы – все по делу. И это большая помощь в нахождении верного взгляда на проблему. Самолет летит, опираясь на воздух и преодолевая его сопротивление. Так же движется и мысль, и чем большие препятствия она преодолеет, тем больше у нее шансов продвинуться "вперед и выше".
А теперь по твоим вопрсам-соображениям-возражениям.
1. Ответ на размышления по поводу теории.
Вся ли жизнь эпохи определяется парадигмой? – это твой первый вопрос.
Отвечу вопросом на вопрос. Все ли предметы попавшие в водоем подчинены закону Архимеда? Все, но в разных формах и с разными последствиями. Одно дело пловец - он плывет, другое дело человек с камнем на шее - он тонет. При этом и тот, и другой могут не знать закона Архимеда, но оба они по разному подчиняются этому закону. В социуме все на много сложнее и многообразнее, но суть та же. Современный бомж или барон из "На дне" Горького не подчиняются парадигме эпохи, но этим они определяют свое асоциальное положение. Большинство же людей живут не зная ни что такое парадигма, какова ее формула бытия, но их действиями руководят мировоззрение, ценностные ориентации, моральные нормы, манипуляционные посылы, идущие от ТВ и других СМИ и т.д. Все это бесконечно варьирующиеся факторы. В своей вариативности один и тот же фактор может обретать у разных людей даже противоположные векторы, ведь ценностные ориентации разных людей, разных слоев общества, разных социумов могут быть даже враждебны друг другу в одну и ту же эпоху. Однако все эти вариативные факторы в данную эпоху в конечном счете определяются своим инвариантом – исторической парадигмой эпохи – дао человека и человечества, целями, смыслами, идеалами их Бытия. Этот инвариант (парадигма) тысячами нитей, сотнями ступеней перехода связывает и управляет вариативными поступками разных людей. И ведь не случайно одни поступки, мысли, чувства господствуют в эпоху классицизма и совсем другие в эпоху романтизма. Меняется даже тип человека и определяет это, в конечном счете, парадигма.
Ты, Алеша, утверждаешь, что культурная концепция служит закреплению господства одного одной группы людей над другой. Отвечаю: да, идеологизированная часть культуры занимается этим. Но не вся культура идеологизированна (пример: развивавшаяся Сахаровым идея конвергенции).
Ты пишешь, что культура формулирует концепцию личности, которая не становится тем идеалом, в соответствии с которым общество перекраивает материальные реалии, а является скорее оправданием этих реалий. Да, есть культура охранительная (обосновывающая стабильность существующего порядка). Однако есть и культура андеграунда, диссидентов, бунтарей, анархистов, революционно настроенных людей, личностей "выпавших из времени", критических реалистов (часть из этих людей готовит новую эпоху с новой парадигмой).
Ты пишешь: "Утверждение, что все зиждется на экономике – одна из крайностей в вечном споре о материальном и идеальном". Вопреки современному поветрию, я не считаю, что философское наследие Маркса не заслуживает внимания и должно быть подвергнуто остракизму. Однако марксистский постулат, что все начинается с экономики и зиждется на ней я подвергаю сомнению. Я полагаю, что существует другая последовательность: рождается потребность, она осознается и отливается в идеи культуры и в высшее ее достижение – парадигму, а идеи и парадигма определяют развитие экономики и весь ход жизни общества.
Является ли парадигма эпохи нравственным (или – ценностным) понятием? - это твой второй вопрос.
Алеша, ты правильно пишешь: "Cущность процессов, управляющих миром начиная с эпохи родоплеменных сообществ и заканчивая современным глобальным супермаркетом, не меняется веками, а безотносительный принцип нравственного поведения, действительный для любой эпохи умещается в три строчки из "Метафизики нравов". Пожалуйста, вот тебе три строчки из "Метафизики нравов" И. Канта: "Духовные силы суть те, применение которых возможно только посредством разума. Они творческие постольку, поскольку их применение не черпается из опыта, а выводится a priori из принципов" (Кант И. Собр. соч.: В 8 т. М., 1994. Т. 6. С. 489). Я и считаю, что высшими априорными для человека данной эпохи принципами является парадигма. Частными и односторонними (лишенными всеобщности) производными от ее постулатов являются все принципы о которых ты пишешь: принципы Нового мирового порядка (глобализации), устава ВТО (регуляция торговых отношений между странами), директивы Болькенштейна (регуляция взаимоотношения марокканских арабов и европейцев), консюмеризма (регуляция взаимоотношения продавец – покупатель), концепция "человека-потребителя" (регуляция взаимоотношения покупателя и товарной массы) или ее вариант идея "желающего автомата" (Делёз). Все это не всеобщие принципы Бытия человека и человечества, а частные принципы (торговли, потребления, экономической или узко ограниченной политической деятельности). Поэтому все перечисленное – частные производные от парадигмы эпохи.
2. Ответ на два вопроса по поводу практики:
Есть ли на сегодня альтернативная концепция, способная поддерживать равновесие в сложившейся системе международного разделения труда?
Ты пишешь: "проект социальной конвергенции упирается в один из базовых принципов политэкономии, который гласит, что нельзя одновременно достичь социального равенства, демократии и эффективной рыночной экономики". Это вовсе не возражение против идеалов, целей и высших смыслов Бытия, которые несет с собой парадигма эпохи. Парадигма как и большинство идеалов полностью почти никогда не достижима, однако она обозначает дао – путь по которому должен идти человек и человечество. Да, ты, Алеша, прав социальная конвергенция (я предпочитаю пользоваться другим термином: "всеобщее единение людей и народов") трудно достижима. Но если эта утопия несет в себе элементы реальной (пусть и не полной) осуществимости, то стремление к этой трудно достижимой цели продвинут человечество вперед к лучшей самоорганизации Я уже в другой моей реплике вспоминал лозунг, бунтовавших в свое время французских студентов: "Будьте реалистами! Требуйте невозможного!" . Именно так и должна поступать парадигма. Да, ты, Алеша, прав "нельзя одновременно достичь социального равенства, демократии и эффективной рыночной экономики". И ты очень убедительно рассуждаешь на эту тему, обращаясь к опыту развития Евросоюза, США и Китая. Однако, думаю, возможно отрегулировать взаимоотношения между этими тремя факторами политической и экономической жизни общества с учетом, столь любимой Пушкиным, категории меры. Кроме того, если люди (как разумные существа) смогут договориться прекратить ажиотажную конкурентную борьбу и сделают ее частично управляемой (полуудачный опыт уже есть: киотские соглашения по ограничению промышленных выбросов в атмосферу), то найти меру в соотношении трех факторов будет возможно. Заодно будет глобально решаться проблема взаимоотношений человечества и природы, которой грозят катастрофические разрушения, если люди не удовлетворяться необходимым и не снизят претензии на роскошь.
2) К каким реальным результатам приведет формулировка новой парадигмы эпохи, основанной на нравственных нормах? – это еще один твой вопрос.
Ты, Алеша, спрашиваешь: "Если в аморальную эпоху появляется нравственная парадигма, вопрос – сущность чего она выражает?" Нравственная парадигма выражает интересы человечества, которые не всегда совпадает, а иногда коренным образом противоположны интересам властных элит, высших финансово-промышленных олигархов, всех то придерживается старой капиталистической парадигмы (претерпевшей кризис еще в XIX в.) или социалистической парадигмы (претерпевшей кризис в конце ХХ в.).
Да, аморальность кричит с экранов ТВ, рвется в жизнь с о страниц газет и книг, тлеет под пеплом сладких речей некоторых депутатов, министров, сенаторов… Однако ситуация не безнадежна.
Да, голос разума тих, ему не сразу удается заглушить голос пушек, голос алчности, голос жестокости. Однако некогда общественность США стала протестовать против войны во Вьетнаме и добилась ее прекращения (такая страна как США при желании могла бы продолжать войну даже после сокрушительных поражений). Вдруг война прекратилась? Нет люди услышали тихий голос разума.
Главный союзник разума – слово. В. Маяковский писал: "Я знаю силу слов, я знаю слов набат!" Гумилев утверждал, что когда-то люди "Словом останавливали солнце, словом разрушали города". Такая сила может все пересилить, обозначить людям гуманный путь развития и дать людям глоток надежды.
Главная надежда на то, что среди "младого и незнакомого" племени есть люди, думающие о судьбах России, мира, человечества.
***
Дорогой Алеша! Мы с тобой во многом единомышленники. Там же где мы расходимся и полемизируем друг с другом, независимо от того кто из нас прав, мы даем богатый мыслительный материал для дальнейшей разработки актуальнейшей и глобальной проблемы жизни современного мира.
Проф. Ю.Б. Бореву от д.ф.н. С.В. Прожогиной
ПИСЬМО УЧЁНОМУ ДРУГУ
Я не хочу уподобиться тому субъекту, о котором говорил А. Эйнштейн, и о чем ты написал в своих размышлениях о "парадигме эпохи". Кое-что о некоторых ценностных ориентациях отдельных эпох мне известно. Никаких открытий я не сделаю. Однако поговорить с тобой – особое удовольствие, ведь ты не только крупный ученый, философ, знаток искусств, эрудит, но и человек, упорно ищущий не просто Истину, но истину полезную (помнишь, как у Поля Элюара: "Цель поэзии – полезная Правда!!!), способную помочь человечеству правильно дышать и жить. А это и заманчиво, и безнадежно в некотором роде ("сиюминутные" находки и скоротечные наслаждения найденным не утешают: люди, размышляющие об окружающем их мире, будут все равно рано или поздно опечалены: "все проходит…").
И, тем не менее, если уж говорить о "парадигме" вообще как о характеристике взаимоотношений духовного и реального мира, то она всегда была исполнена противоречий и в формировании и в утверждении и целей, и смысла вести поиск "достойного образа жизни": зачем, если пробив брешь во мраке бытия, окажешься в "соседней камере?" И зачем всякий раз при смене эпох предпринимать поиски "новой формулы бытия", если все равно "идти некуда", ибо "относительный исторический прогресс" чреват и большими потерями, и просто необретением "исторически неопровержимого результата"?
Но, если культура каждой эпохи все-таки "выдвигает свою концепцию мира и личности" (хотя и формируемую в основном потомками, а не современниками, за редким исключением), то все представленные во "Вступительном слове" парадигмы имеют, скорее, больше общего, чем различного, ибо и в "неизбежности продолжения рода", и в "сопротивлении неблагоприятным условиям жизни", и в необходимости "быть героем и защищать отечество", и в требовании "быть святым и ориентироваться на жизнь горькую", "жертвовать свободой действий на земле во имя жизни после жизни", и в императиве "будь титаном и будь свободным в своих действиях" и даже в приказе "быть вассалом и делать то, что угодно королю", удержана и сохранена, прежде всего, вера в возможность Человека преобразовать и себя, и окружающий мир. Стремление "улучшить" его – и в выведенной парадигме Просвещения как "здравомыслия", и в парадигме сентиментализма, полагавшего доброту Сердца основой "примирения конфликтов" и в парадигме романтизма, хотя и исполненного "мировой скорби", но одновременно и уверенного в том, что "оковы тяжкие падут, темницы рухнут"… А иначе, если Зло в Мире – "не устранимо", то не возникла бы "парадигма реализма", которую, как мне кажется, надо бы сформулировать как в тезисах о Фейербахе, - необходимостью не просто "объяснить" Мир, но изменить его (если человек понял, что он "носитель сути мира"). Хотя, действительно, ему прежде бы надо было "изменить себя". Ведь столько раз пытался он стать вровень с Богом срывая плоды с Древа Познания, планируя даже метнуть стрелы в Небо, построив Вавилонскую Башню, грозя Всемогущему создателю мира, или наоборот, изображая Его похожим на себя, страдающим и немощным даже (во плоти человеческой), уподобляя Его себе (см. фрески Мазаччо!), и все для того, чтобы доказать, что Человеку подвластно все, даже не сотворенное на Земле: он сам создает и свой Рай, и свой Ад, и свое Чистилище. И нет "надобности различать в революционном" разрушении старых миров и создании новых только насилие. Да, "Аристократов на фонарь!", но на "обломках самовластья" писали: "Здесь танцуют!" и провозглашали великий лозунг "Свободы, Равенства и Братства", ставший парадигмой Нового Человечества, и до сих пор, увы, не утратившего веры в возможность ее реального претворения… Идеология социализма и его искусства только пыталась возродить концепцию Совершенного человека – преобразовавшего и себя и мир, забыв разве только о том, что в императиве "совершенства" изначально закладывалось стремление Уподобиться Отцу небесному… И все начиналось сначала: "Личность устремлялась к обретению еще большей степени свободы" и сталкивалась с "абсурдностью" бытия и его враждебности человеку… "Принципиальная его "одинокость" и "отчужденность" – это конечно метафизический delire, ибо человек, на самом деле, множеством своих валентностей связан с окружающими его людьми и миром. Он просто обречен на зависимость от Другого в своем Одиночестве, а потому снова и снова будет пытаться изменить себя и окружающий мир. "Если жить, то жить лучше". Другой формулы бытия видимо и не существовало для Homo sapiens. И он на протяжении Истории испытывал и минуты бесконечного унижения, и "бесконечного наслаждения", обретая блага цивилизации в "бесконечном труде", который, если не Сизифов, то не может быть "антисоциален", ибо, так или иначе, улучшал условия человеческого существования. И если Феллини и Синдо экстраполировали, "развели" по разным полюсам конфликты духовного и материального в своих фильмах, то сделали это каждый в парадигме своей эстетики, но уж никак (в Феллини уверена) не для демонстрации драматических итогов "разрыва труда и наслаждения"…
Я не уверена в "относительной мягкости западной буржуазии": она бывает вполне акульей. Как не уверена и в том, что капитализм в России обязательно останется щедринского образца. Учатся же их дети в лучших Университетах мира… Кто знает, с чем приедут они, с каким духовным багажом строить свой будущий мир? А вот то, что крах СССР – это "трагедия вселенского масштаба", – это абсолютно точно. Это скажет любой живущий за пределами России человек: и белый, и черный, и красный, и желтый, и капиталист и социалист и просто интеллектуал, и простой рабочий, и "бывший коммунист". Рухнула не держава, не империя, смутно угрожавшая всем (а значит, и всех державшая не только в страхе, но и в почтении), рухнула возможность воплощения идеала, общественного устройства, на мечту о котором ушло несколько тысячелетий… Отсутствие же ясной парадигмы в эпоху постмодернизма свидетельствует только о том, что мир уже знает почти все, а потому "играет в свой бисер", иногда по законам "игры в классики", иногда издеваясь над ними, иногда смеясь, иногда иронизируя, ёрничая, однако, умея почти все. И это надо признать. И человечеству знакома Декларация прав Человека и Гражданина, как знаком и колониализм, и II Мировая, и Хиросима, и Вьетнам, и Чечня. А потому оно и не очень-то и верит в социальную справедливость, в "разумную авторитарность", "инициативную демократию". Выборы в Мосгордуму ярко продемонстрировали интеллигентский скепсис и народный индифферентизм. А посему, предполагать новую парадигму культурного бытия этого нового человечества эпохи наступающего Рынка, это значит и правильно цитировать Киплинга, до конца (у него они – Восток и Запад – сойдутся).
А пока я вернусь к синтагмам повседневности, ибо в них, в смысловых единицах сегодняшних будней, увиденных изнутри, а не только с высот "стратосферы" и хранится ключ, способный хотя бы приоткрыть дверь в наше Будущее и Лучом из него осветить хотя бы контуры искомой "парадигмы".
Итак. Если обратиться к основным Положениям твоего Обращения к тем, на кого ты возлагаешь надежду на помощь современному человеку "в обретении им высоких смыслов бытия", то, во-первых, я совсем не уверена в том, что "многие люди в современной России и в современном мире" лишены этих высоких смыслов, устремленные лишь к "меркантильным интересам". Статистика показывает, что повсюду не прекращается рост студенчества, что количество дипломированных специалистов неуклонно превышает общественную и производственную необходимость в них; что даже в кризисные 90-е годы экономического спада не уменьшилось ни в мире, ни в России число врачей, учителей, научных работников (уехавшие из одного места, они прибыли в другое, и равновесие в научной сфере в целом сохранилось); что постоянно расширяется "номенклатура" оркестров, театров, художественных студий, салонов, где не иссякают изо-, фото- и прочие арт-выставки, экспозиции; что посещаемость театров и музеев всех уровней не иссякает, и уже давно не пустуют ежевечернее ни концертные, ин театральные, ни кинозалы… (Я не хочу вспоминать и об упорстве, тоже все растущем, проявляемом научными сотрудниками и профессорами Институтов РАН и ВУЗов России, работающих до глубокой старости не ради денег, которых просто там нет, но ради Смысла Жизни, в котором главное – тот же поиск Истины…)
Кто все эти многие люди? Да те, кто значительно улучшает качество среднестатистического человека, как бы вовсе и не устремленного к духовным ценностям, заменившего их "меркантильными" интересами, ставшего попросту, обыкновенным обывателем (сидящим у телевизора или "у самовара со своей Машей" и т.п., вкушающим сникерсы или сэндвичи с икрой и маслом, или более скудную пищу, но зато почитывающим на досуге Акунина и Донцову). Массовая культура никогда не ставившая высоких нравственных целей, не ориентировала человека на "высокие смыслы бытия", она ведь, наполненная другим объемом понятий и представлений о мире окружающем человека, существовала всегда и, если даже сформировалась как особый "концепт" где-то в эпоху постиндустриализма, не может исчезнуть из поля зрения читателя, зрителя, потребителя… "Вторая проза" и во Франции эпохи Стендаля, о чем говорил со знанием дела А.Д. Михайлов, была не только "следующим" за шедеврами литературы рядом, но и предшествующим другому – "третьему", четвертому и т.д., где существовало бульварное чтиво, порно-альбомчики и просто то, что называлось "mauvais ton", но охотно потреблялось, как дешевые конфеты и всякие горячие пирожки (в которых вовсе не обязательно изысканная начинка). Это относится и к театру, и к музыке (не всякая же оперетта – "высокая", как у Оффенбаха; – пошлость есть и у Легара, Кальмана и Штрауса…).
Естественно, что сегодняшние СМИ располагают мощнейшими технологиями, а потому их "ударная сила" по воспитанию в человеке определенных склонностей к потреблению "легкоусваиваемых" продуктов "поп-искусства" (или точнее индустрии развлечений) велика. Но жесткий прагматизм и "меркантильность" человеков фиксировались не только Бальзаком и Гоголем (ХIХ век это просто укрупнил, размножил, легко транслировал в ХХ), они запечатлены на фресках и живописных полотнах и XV, и XVI, и XVII, и XVIII вв.: вглядись в глаза менял, игроков в карты и кости, ростовщиков, свах и гадалок, купцов и даже мерзких ханжей – монахов, смотрящих на нас с творений великих итальянцев, фламандцев, испанцев… Я уж не говорю о похоти и разврате, о разнузданности нравов минувших эпох, хотя и овеянных дыханием Великого Ренессанса (ты помнишь Мантуйю и фрески в Camera degli Sposi?, а ведь все это запечатлел великий Дж. Романо).
Помогало ли искусство избавляться от "меркантильных", "карьерных" и прочих "вожделений" и только ли звало к высоким духовных стремлениям? Не думаю. В Италии, в маленьком городке Panicale в трапезной старейшего монастыря – стена, расписанная великим Перуджино: это его знаменитый "Св. Себастьян", – пронзенный стрелами, но не сломленный духом Человек, чей взор устремлен в Небо и чье тело уже избавлено от мук бытия и как бы парит в окружении сошедших к нему бесплотных и прекрасных ангелов. Ну, просто аллегория Радости, Сияния, Благости и Вечного Спасения… А в углу фрески, углем, на вульгарной латыни художник написал грубые слова, обращенные к монахам, заказавшим работу Перуджино, но вовремя не оплатившим ее и "обманувшим нуждавшегося". Как не думаю и то, что оно – высокое искусство – напрямую связано с процессом формирования человеческого духа: иногда хватает воспоминаний о простой колыбельной, обыкновенной сказке, незатейливой песне, чтобы пробудить в человеке способность чувствовать, позвать его в "прекрасную даль", за "светлой мечтой"… И даже на подвиг.
"Духовной жаждою томимы" были и останутся все поэты и писатели, современные тоже, иначе они не возьмутся за перо: они, par excellence, люди правополушарные, им надо самовыражаться, учить, наставлять, заставлять задумываться других…
Естественно, что у них различны меркантильные интересы (Бальзаку и Пушкину не хватало денег всегда, ну а пресыщенность Сорокина, автора "Голубого сала" у него на лице, но ведь и он недоволен окружающим миром…). Я не верю, что и современное TV (наше особенно, да и западное – очевидно) ставит целью исключительно "дебилизацию" населения (как сказал в интервью А. Пушкову министр обороны С. Иванов). Просто парадигма "Делай что хочешь!" стала и лозунгом ложно понятой демократии, а "хаос" программ, как и "легкость в мыслях необыкновенная", ведущих ток-шоу – куда как надежнее всех "упорядоченных" культурных и образовательных целей, о которых должно заботиться общество, назвавшее себя свободным.
Этот парадокс очевиден, как очевидно и то, что социалистический реализм был, быть может, типологическим вариантом романтизма в эпоху тоталитаризма. (Как и олигархический сентиментализм в эпоху перехода к "рыночной экономике" в России, проглатывающей и продолжающей глотать "благотворительные" гранты и премии, раздаваемые Соросом, Дерипаской, Потаниным и Березовским на научное и культурное "развитие". Как очевидно и то, что наше постмодернистское существование отмечено и хлынувшим потоком переводных шедевров научной и художественной мысли пополам со всякой шелухой, уже давно вытряхнутой с рынка и западной и восточной культуры…
Умиление обилием всего того, что представлено в России и дано сегодня ей – это ведь от долгого воздержания, а не от голода; кто хотел, тот знал, что ему надо, всегда искал доступ к знанию вопреки всему "недозволенному" работал и создавал "духовные ценности" и во время войны, и в лагерях, и в застенках. И так было повсюду: и у нас, и в Испании, и в Чили, и в Италии в эпоху Муссолини. История разберется с культурным наследием каждой эпохи. И было бы странно, если бы оно, это наследие, или достояние состояло бы только из шедевров. Хотя в них – "конденсат" эпохи.
Но я абсолютно убеждена в том, что если наше время (имея в виду последние российские 15-20 лет) не родило, и, слава Богу, нечто подобное французскому структурализму или деконструктивизму, латиноамериканской прозе или шведскому балету, китайскому типу социально-политического устройства, японским нанотехнологиям и американскому мультикультурализму (как некоей модели толерантности), то это не означает, что не было великих "прорывов" и в культуре (почти весь Вагнер спет Гергиевым!) и в науке (ведь сделали же что-то и Алферов и Старостин, и Гамкрелидзе, и Месяц…). И уж, неверное, где-то подрастают в тени и новые "Братья Карамазовы", и кто-то пишет свою "Войну и мир"…
Я это точно предчувствую, зная как работаешь ты, Юрочка, и Таня Григорьева, и Леня Столович, и мои коллеги-индологи, синологи, тюркологи, арабисты. Как "пропадают" в экспедициях, совершая каждый день открытия наши египтологи, йеменисты, исследователи фольклора далеких японских островов, затерянных в Тихом океане. Хочешь, их имена? Пожалуйста: Т. Елизаренкова, В. Наумкин, А. Садокова, И. Глушкова, Л. Васильева, А. Седов, и мн. мн. др., они, правда, отмечены наградами – самыми высокими – тех стран, где наука уже не может обойтись без их имен. Но это же все - общечеловеческая копилка… Энергия знания не исчезает, как и энергия культуры, ни в какую эпоху. Но она действительно видоизменяется.
И это – другой вопрос. Как обнаружить в мире высоких скоростей и "постоянного цейтнота" то, что скрыто завесой экономической озабоченности" (это нормально: иначе не успеть!), или туманом "наркотического кайфа" (это, увы, компенсаторная терапия синдрома постоянной усталости: времена, действительно, не выбирают, да и не все в них оказывается наделенными железной волей…); то, что составляет сущность эпохи, хотя человек – то и в ней антропологически остается почти все тот же, что и был и в эпоху античности, и средневековья, и Ренессанса? Ведь он все также слаб, и также беспомощен перед угрозой смерти, хотя все так же пытается стать вровень с "богами" и "переступить" заветный предел, отделяющий смертного от Творца (неважно, кто они, его "боги", и неважно, что ему человеку, сегодня снабженному ручными "стингерами" почти дозволено все…).
А сущность эпохи, наступившей на нас вместе с пришедшим повсюду Fin de siecle (первое десятилетие нового – еще продолжение заката старого) не только, как и всегда, во все времена, – с признаками декаданса, но и с очевидными чертами уже охватившей и нас глобализации.
Отсюда и жутковатая картина насыщающихся всеми оказавшимися доступными благами (и их отбросами) людей, долго живших за "железным занавесом", как-то (ибо естественно обреченным на эрозию) сдерживавшим эру вступления в мир, уже почти ставший единым. Не только независимо от его многообразия, но именно благодаря ему, люди не просто хотят узнать друг друга, но и знать все друг о друге, ибо нуждаются в открытом мире (он больше не "тюрьма"). Утопии, которые были испокон веков "золотым сном человечества" (и честь безумцам, которые "навевали эти сны", когда люди рвались на дорогу "к правде святой", хотя и не могли найти ее…), эти утопии теперь никому не нужны, потому что, став прагматичнее, люди поняли, хотя еще и не все, что старый мир не надо разрушать, его надо усовершенствовать и для этого у них есть все или почти все (я не имею в виду отсутствие воли, подавляемой сеансами Кашпировского и "пассами" предвыборных кампаний, отвлекающих людей от смысла жизни, как и мерцание в нигде и зов в никуда голоса "звезд эстрады". Это не те "безумцы", навевающие "золотые сны", это обычная "пена дней". Она пройдет, "они пройдут"…).
Обрести Гармонию Бытия в современном мире, на мой взгляд, это освободиться многим народам от чувства цивилизационного, культурного, этнического, конфессионального превосходства или – наоборот - неполноценности.
Слишком долго и слишком часто мы слышали и слышим о "величии" той или иной Революции (социальной или политической), о "величии" той или иной национальной Культуры, той или иной национальной Идеи, Философии… Мы слышали даже о комплексе "колонизуемости" у иных народов и призывы к великим "географическим открытиям", знаменовавшим эру "колонизации" чужих земель у других… Le Mepris de L'Autre, презрение к "другому", боязнь чужого, - ксенофобская "граница", отделяющая нас в нашей повседневности от тех, кого мы "не знаем", но кто уже живет рядом, кого мы боимся, либо не уважаем ни его культуру, ни его конфессию, а значит, ни его традиции жизни, ничего не ведаем о его интенциях существования на той же земле, где живешь и ты, - все это погружает современного человека в хаос ощущений разлада мира привычного бытия, окружающей среды, усиливает осознание непрочности, хрупкости, несовершенства жизни…
Современное искусство не должно столь часто и столь интенсивно фиксировать этот разлад. Ни формально, ни концептуально, ни в поэзии, ни в прозе, ни в живописи, ни в скульптуре, ни, конечно же, - в музыке: ее дисгармония может просто быть смертельной для состояния души человека. Исчезновение Мелодии, замена ее додекафонией, серийностью и всякими звуковыми "изысками" (вплоть до расширения возможностей акустических диапазонов отдельных музыкальных инструментов) способно вызывать не восторг от новаций, но лишь депрессию чувств, а значит, умножает хаос разлада жизни.
Если можно еще "собрать" воедино человеческое сообщество, обновить или возродить духовную его жизнь (не надо думать, что мы в этих поисках одиноки – кризис своих духовных ценностей переживает и Европа и Америка и Африка!), если можно еще забыть о Хиросиме и Вьетнаме, Афганистане, Ираке, Югославии и Чечне, если можно считать, что преступления нацизма, фашизма, тоталитаризма (везде!) канули в вечность, если можно не принимать всерьез расистские убеждения иных "человеков" и, если можно поверить в то, что Красота (Искусство) спасет, воспитав, мир и нового человека в нем, ибо он должен воспрянуть от "сна золотого", то нужно вспомнить, конечно и великую фразу Артюра Рембо: "Je est un Autre" – "Я – и есть Другой". В ней глагол "быть" стоит в третьем лице, а не в первом. Это не ошибка. Это великое прозрение Гения.
Д.ф.н., проф. Милослав Шутыч (Сербия, Белград)
СУДЬБА ЭСТЕТИЧЕСКОГО
(Парадигма современной эпохи)
Юрий Борев, эстетик масштабного, фундаментального мышления, неутомимый исследователь и автор, проявивший себя в разных жанрах, снова обратился к масштабной, остро актуальной теме, включающей в себя вопросы эстетики и культурологии. Он попытался открыть и дать определение парадигме современной эпохи, но не изолированно, самой в себе, а во взаимосвязи с парадигмами всех более ранних культурологических и цивилизационных фаз истории человечества. Таким образом, этот известный эстетик представил сжатое описание культурного – или духовного – бытия человечества. Поиски эпохальной парадигмы – дело трудное и неблагодарное, однако Борев в своих прежних многочисленных книгах уже затрагивал онтологические вопросы, и при этом проявил исключительную способность к формулированию емких, предельно обобщенных определений для явлений в самых широких границах Бытия.
Мы можем полностью согласиться с Боревым, когда он говорит, что основной принцип человеческих отношений в современном мире: "Делай что хочешь!", что – принимая во внимание хаотичное состояние этих отношений – дает ему право выступить с предложением ввести новую научную дисциплину – хаологию. В то же время, предложив ряд формул, связанных с широкими временными рамками в истории человечества, этот исследователь ставит нас в двойственную позицию, когда, с одной стороны, мы должны заниматься согласованием всех его заключений с нашими собственными понятиями об этих рамках, а с другой – высказать свое понимание соотношения упомянутых формул, исходя из взглядов нашей, современной эпохи. В этом смысле мы приходим к выводу, что всякая отдельная эпоха духовного и материального развития человечества приносит нечто новое, что (и особенно это относится к духовной сфере) совершенно не значит некий обязательный прогресс, а в материальной сфере несомненное улучшение условий жизни оказывается постоянно сопряжено с проблемами, которые, как нам кажется, представляют всё более серьезную угрозу не только человеческой духовности, но и самому существованию человечества.
Таким образом, готовые принять циклическую, а не линеарную историю человечества, мы в то же время попробуем найти сходство современной эпохи с более ранними эпохами, – разумеется, не в смысле возвращения к одной из этих эпох, а в смысле поисков выхода из похожих затруднений.
На основе парадигмы, которую нам предложил Борев, а также на основе некоторых собственных соображений (с риском еще сильнее сжать то, что и так максимально сжато), мы хотим высказать уверенность в том, что весь предыдущий ход культурного развития человечества проходил под знаком попеременного предпочтения духа или души, разума или чувств. Такая смена особенно хорошо видна в период от Средних веков до наших дней, и она не была механической и изолированной, но происходила в общем контексте духовности, когда с упомянутыми принципами соединялись другие, родственные им понятия. Даже если отношение к этим принципам было обозначено поисками компромиссов, все равно – на переднем плане постоянно оставалась их противоположность, их борьба.
Принимая во внимание эту противоположность, мы видим похожесть текущего момента современной истории с прошлым моментом, удаленным от нас на два полных века. Мы имеем в виду конец двадцатого и конец восемнадцатого веков. В ту эпоху (в конце восемнадцатого века) немецкий романтик Новалис констатировал: "Поэзия лечит раны, которые нам нанес разум", что, несомненно, являлось составной частью парадигмы той эпохи, которую, как нам кажется, необходимо иметь в виду при попытке определить парадигму современной эпохи. Вывод Новалиса означал бунт против классицистического и рационалистического утилитаризма и дидактики в то время, когда сентиментализм противопоставил разуму чувства. Однако и сентиментализм – точно также как рационализм – был крайностью. Эти изменения нашли наиболее полное выражение в литературе, или шире – в искусстве. Однако бунт, о котором мы говорим, имеет в своей основе гораздо более широкие и глубокие причины, нежели те, что связаны с искусством. Этот бунт являлся выражением потребности духа превозмочь односторонность, ограниченность разума и включал в творческий акт и другие "силы души" – чувства и мечтания (воображение). И эти "силы" решающим образом определяют специфику понятия, или категории, которая находится в центре нашего внимания, - категорию эстетического. Например, когда мы – по поводу взгляда Новалиса на поэзию как на самое действенное средство борьбы с разумом – упомянули более широкий и глубокий контекст искусства, то мы прежде всего имели в виду эстетическое как самую широкую эстетическую категорию. И для Борева также эстетическое является "метакатегорией", или "преддверьем" искусства. И романтизм, со становлением которого связано имя Новалиса, понял эту категорию в самой полной мере. Потому что для романтиков эстетическое – это не только то, что красиво, но и гораздо больше – то, что живо в мире, который является единым организмом. Причем, не то, что живо в качестве конкретного явления окружающей среды, но и то, что сущностно живо в качестве органического элемента "построения мира" и момент всеобщего движения в целостности Бытия.
Здесь следует напомнить, что как раз во времена бунта Новалиса против разума эстетическое нашло самое убедительное подтверждение и самую сильную поддержку со стороны такой духовной дисциплины, которую характеризует стремление к максимальному охвату явлений, – со стороны философии. В самом конце 18 века появился труд "Программная система немецкого идеализма" ("Система трансцендентального идеализма"?), автор которого, Шеллинг, был открыт только во втором десятилетии 20 века. В этом труде утверждалось, что "высший акт ума, в котором ум понимает и охватывает все идеи, – это эстетический акт", то есть: "в конечном итоге идея, которая всё объединяет, – это идея прекрасного". Следует указать также и на то, что здесь говорится об "уме", а не о "разуме", различение которых идет еще от Аристотеля. Их различал и Кант, когда провозглашал ум верховным принципом мышления и творчества, а разуму приписывал пассивную роль собирания и объединения впечатлений, то есть различал "разумное мышление" и логическое заключение. Этот "ум", высший акт которого – "эстетический акт", и который "понимает и вмещает все идеи" (следовательно, и идеи разума), обусловил – по словам одного современного философа (Р. Рорти) – "идеализм" целого 19 века. Мы к этому добавим, что этот "идеализм" проистекал из эмоциональной, а не рациональной основы, и получил самое высшее осуществление в эстетической сфере, то есть там, где преобладает понятие "идеального", в искусстве и литературе, под которой мы подразумеваем все литературные направления: романтизм, реализм (!), символизм… и так далее. И из этой самой, эстетической, сферы он целительным образом испускал лучи на все остальные области жизни.
Можно сказать, что прошедший, 20-й, век в самом общем смысле был гораздо больше отмечен разумом, нежели умом, и что различие между ними с течением века только усиливалось. Однако следует задать вопрос: каков был этот разум, и какие последствия оставило его владычество? Он таков, что мы можем говорить о целом периоде неорационализма, который имел самые негативные последствия. ХХ в. – эпоха подчеркнутой рациональности, но в то же время его специфика состоит и в том, что рядом с его рациональностью не появилось какого-то убедительного противовеса, но напротив, появилась почти такая же, если не худшая крайность – иррациональность. Эта иррациональность мощно выбилась, как и все инстинкты, из коллективного бессознательного и из индивидуального подсознания, откуда прорвалась затем в сознание, в повседневную жизнь. И если рациональность ХХ в. по большей части встроена в доселе невиданный технико-технологический прогресс человечества (что, наряду с позитивными, имеет и ярко выраженные негативные последствия: оттеснение духовного материальным и формирование прагматического сознания), то человеческая иррациональность этот самый прогресс использовала в целях самых кровавых в истории человечества войн. А то, что должно было играть роль посредника между разумом и чувством, и что в то же самое время есть самая надежная защита от иррациональности – интеллект, в основном подчинился преобладающей, рационалистической струе.
В ситуации всестороннего кризиса, который достиг кульминации в конце прошлого века, и основная причина которого (мягко говоря) есть неадекватное "употребление" разума, перед нами встает тот же вопрос, который около полутора веков тому назад задавал Чернышевский: "Что делать?" Если в сходных обстоятельствах обычно упоминалось искусство (по крайней мере, как утешение, если уж не как единственный выход), тогда мы должны констатировать, что и современное искусство находится в заметном кризисе. Однако этот кризис обусловлен не только чисто художественными причинами. В своей основе он есть следствие прерывания связи с эстетическим. Образно говоря, многие современные деятели искусства желают "войти" прямо в процесс художественного творчества, забывая о том, что до искусства можно добраться только одним путем: из области эстетического как его "преддверья". И всякое "искусство", которое не проистекает из эстетической сферы, есть всего лишь игра "пустыми формами"! В более широком контексте это означает необходимость в существовании субъекта как творческой личности, которая – снова – оказывается под ударом многих современных философских и художественных теорий. В основном тех теорий, протагонисты которых одновременно являются самыми отъявленными противниками "метафизики присутствия"! Именно умаление роли субъекта как творческой личности, что особенно сильно набрало обороты во второй половине прошлого века, в самой высокой степени способствовало тому, что – в отличие от "идеализма" 19 века – 20-й век, согласно Рорти, прошел под знаком "текстуализма".
Поэтому, если полностью оправдано обращение к искусству (и Борев в своей "Эстетике" проницательно предлагает, что в рамках "ноосферы" – по Вернадскому – "существенное место должно занять искусство", или "артосфера"), то в настоящее время общего кризиса необходимо прежде всего обратить внимание на эстетическое как предпосылку этого искусства. Даже отдельные сегменты эстетического находятся сегодня под угрозой в связи с тем общим состоянием (духовной культуры человечества), которое мы только что описали. Вопрос в том, можно ли сегодня говорить об эстетическом отношении человека к природе, к жизни, к искусству и – наконец – о самом эстетическом сознании человека. То, что мы называем эстетическими эмоциями и что в согласии с моральными качествами создает единую эстетическую ценность прекрасного и доброго ("калокоготия"), испытывает угрозу со стороны совершенно противоположных ей экзистенциальных чувств (страха, тоски), которым Хайдеггер приписывал онтологический статус. Если в современном мире не происходит почти ничего, что не связано с какими-то практическими интересами (в человеческих отношениях это означает полное преобладание эгоизма над альтруизмом, отсутствие заботы о другом человеке, сопереживания ему), то не значит ли это, что нам осталось только "незаинтересованное любование" в качестве – согласно Канту – основной особенности эстетического переживания? Если сегодня вся антиэстетическая действительность в основе своей направлена против эстетических эмоций, если она в гораздо большей степени возбуждает негативные эмоции, то могут ли в таком случае ненависть или гнев хотя бы немного смягчиться и подобреть? Могут ли страсти вообще быть направлены к созиданию, а не к убийству? При этом мы не имеем в виду только художественное творчество, но и эстетическое творчество, которое начинается прямо тут, перед нами, в повседневной жизни в форме красивых слов, добрых намерений и дел, толерантности. Может быть, это единственный правильный путь к высшим формам эстетического переживания, который, как и творческие переживания художника, приводит к появлению художественных произведений только тогда, когда эти переживания укоренены в эстетической сфере? Или, как считал Кьеркегор, на долю эстетики снова остается только "скрытность", в то время как этика в своей "открытости" давно проиграла все свои сражения?
Академик Академии художеств В.В. Ванслов
О ТЕЗИСАХ Ю.Б. БОРЕВА "ПАРАДИГМА ЭПОХИ"
Тезисы и доклад Ю.Б. Борева "Парадигма эпохи" – выдающееся научное исследование, ставящее самые актуальные, насущные проблемы и раскрывающее концепцию личности и мира, человека и общества в истории культуры и в современности. Ныне выходит довольно большое количество книг по культурологии и по эстетике, но в них часто не хватает глобального мышления и постановки вопросов во всемирно-историческом масштабе. Достоинством работы Ю.Б. Борева является именно такое широкое философское осмысление актуальных современных проблем с опорой на историю искусства и культуры.
Выработка парадигмы современного существования человечества включается в поиски общенациональной идеи, о необходимости которой у нас говорят давно, но которая пока не найдена. На этом пути важно утвердить приоритетное значение культуры в развитии общества, без чего невозможно нормальное развитие экономики, политики и общества в целом. Ю.Б. Борев прав, говоря, что "без опережающего развития фундаментальной науки и высокого искусства общество чахнет" (стр. 3 тезисов).
Начиная со второй половины XIX века мы сталкиваемся с тем, что постепенно утрачивается вера в абсолютное и самоценное значение гуманистических идеалов и духовных ценностей (в том числе художественных), накапливавшихся в истории человечества, но дискредитированных дальнейшей историей с её ужасами, войнами, общественными катаклизмами и всё более становившимся универсальным мировым злом. Именно отсюда шло возникновение модернизма в искусстве.
Но дискредитация и отказ от гуманистических идеалов и ценностей происходили не только в исторической практике, а и в теории. В подготовке модернистских и постмодернистских концепций сыграли свою роль, в том числе и такие мыслители, как К. Маркс, Ф. Ницше и З. Фрейд, каким ни парадоксальным и странным может показаться на первый взгляд такое сближение. При всем громадном различии этих мыслителей общее у них можно найти в том, что у каждого, хотя и с разным обоснованием, гуманистические идеалы выступают не в их абсолютном и самоценном значении, не в их приоритетной роли в развитии человека, а как прикрытие и ширма для совершенно иной, якобы истинной и при том весьма неприглядной, природы человека. У К. Маркса – как прикрытие и ширма классовых интересов, являющихся будто бы движущей силой истории. У Ф. Ницше – как прикрытие и ширма биологической природы человека с его эгоистическим самоутверждением, волей к власти и господству сильного над слабым. У З. Фрейда – как прикрытие и ширма универсальной сексуальной природы человека. Иначе говоря, гуманистические идеалы и духовные ценности оказываются иллюзорной идеологией, лишенной истины, абсолютного, приоритетного самоценного значения. (К. Маркс вслед за Гегелем распространял диалектику абсолютной и относительной истины на область научного знания, но всё остальное для него было идеологией, которой придавалось негативное значение и которая понималась как исторически преходящая надстройка над экономическим базисом. Правда, в борьбе с вульгаризаторами Ф. Энгельс говорил об относительной самостоятельности форм общественного сознания. Но относительная самостоятельность ещё не есть абсолютное, приоритетное и самоценное значение гуманистических идеалов и духовных ценностей).
Чтобы найти современную парадигму, надо заново применить к нашей эпохе, утвердить, развить, преобразовать гуманистические идеалы и ценности, накопленные в истории. Только тогда можно будет преодолеть кризисные, вульгаризаторские (поп-культура) и деструктивные тенденции в нашей культуре. На пути к этому важны и утверждение приоритета общечеловеческих ценностей и геокультурная, и геополитическая конвергенция, и гуманная глобализация, и универсальное значение кантовского категорического императива во всех сферах. Ю.Б. Борев совершенно верно на это указывает.
Профессор Витторио Страда (Венеция, Италия)
НУЛЕВАЯ ПАРАДИГМА НЫНЕШНЕГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА
На утверждение, что человечество начала XXI в, в отличие от предшествующих исторических периодов, не имеет свой "парадигмы", можно возразить, что именно отсутствие парадигмы и есть парадигма нынешнего человечества. И это не игра слов. В XX в. осуществились две попытки навязать человечеству новые парадигмы: наиболее универсалистская – коммунистическая и наиболее партикуляристская – фашистская, национал-социалистическая. Их общая формула "тоталитаризм" (из соображений краткости не провожу анализ различий между этими двумя формами тоталитарной парадигмы, которые не менее важны, чем их тождество, а также не буду останавливаться на историко-теоретическом определении понятия тоталитаризма). Обе эти конкурирующие друг с другом парадигмы, оказавшиеся несостоятельными, считали, что являют собой противоядие против индивидуалистическо-плюралистического распада современной либерально-демократической "парадигмы–не парадигмы".
В наши дни в мире возникла новая универсалистская парадигма исламского фундаментализма с ее террористическим авангардом, противостоящая демократическо-либеральной парадигме. Отвлечемся от соображений политического, военного и полицейского характера относительно оборонительной борьбы с этой угрозой и рассмотрим ситуацию исключительно с "идейной" (цивилизационно-культурной) точки зрения. Исторически уже много веков идет непреодолимый процесс объединения человечества, именуемый глобализацией и сегодня достигший предельной точки, который я определил бы как "планетаризацию". Различные парадигмы прошлого, от Возрождения и далее, были выражением разных этапов этого процесса, которым характеризуется новое время и современность и который равнозначен модернизации. Этот процесс зародился на европейском Западе и привел к травматическим разрывам в ткани традиционного общества. Неприятие этого процесса и сопротивление ему (тоталитаризм был одним из проявлений такого сопротивления) преследовали утопическую цель восстановления органической общности, существовавшей до модернизации (при этом не отвергались научно-технические выгоды).
Сегодня, если не считать исламский фундаментализм, невозможно рождение новой парадигмы традиционного типа не только ввиду катастрофического исхода тоталитарных парадигм, но и потому, что утвердилось сознание колоссальности проблем (экология, демография и т.д.), требующих от человечества конкретных политических и интеллектуальных действий, а не отвлеченно-идеологического "решений". Множественность позиций – неискоренимая и благотворная реальность. это касается не только разных "цивилизаций", но и самого нутра каждой отдельной цивилизации и ее каждого национального компонента. "Вавилонская башня" требует способности к "диалогу". Для этого необходимо переводить на разные языки и с разных языков. Необходим диалог между "цивилизациями" и внутри каждой из них, который не превращался бы в противостояние "монологов", а в случае несогласия позволял бы приходить к компромиссу, а не к конфликту.
Парадигма нашего времени - отказ от парадигмы, претендующей на универсальность, и признание множественности языков. Эта множественность языков позволяет отбросить утопические притязания на всеобщее примирение, общение и посредничество между сторонами. Но здесь мы вступаем в противоречие с нашим утверждением, что отсутствие парадигм и есть парадигма нашего времени. Эта нулевая парадигма - плод западной цивилизации, которая родилась из греко-римской и иудео-христианской традиции и в своей современной форме определяет себя как либерально-демократическая организация общества. Такая форма далеко не идеальна, но она лучшей всех до сих пор известных и бесспорно лучшей, чем фундаменталистско-тоталитарная организация общества. Это неустранимое противоречие, порожденное историческим процессом и ни одна идеология – ни старая, ни новая – пока не в силах преодолеть его.
Борев. Идея либерально-демократической организация общества – один из важных и плодотворных вариантов современной парадигмы. Отбрасывать же "утопические притязания на всеобщее примирение" не стоит. Ведь если "человек разумный" - атом огромной молекулы человечества, то оно в конце концов поймет, что без всеобщего примирения не выжить. Неандертальцы были умнее, сильнее и непримиримее Homo sapiens. Неспособность к компромиссам привела их к самоистреблению. Оказывается для этого не понадобилась даже атомная бомба.
Аспирантка отдела теории
ИМЛИ РАН Е.Д. Богатырева
ВСЁ ЕЩЁ ВПЕРЕДИ
Положение о развитии европейской истории как о смене культурных парадигм, несомненно, очень удачно. И в первую очередь потому, что дает представление о парадигмах как о равноправных явлениях и отходит от понятия прогресса, как линейного развития. Одна формула жизни сменяет другую естественным путем, но это вовсе не обозначает переход на "более высокую ступень". Единственное утверждение, с которым хотелись бы поспорить – это то, что вся история человечества является безуспешным поиском достойного образа жизни. Сейчас мы переживаем сложный, переходный период, и это создает все условия для пессимизма. Но все же трудно поверить, что вся история человечества – это сплошные разочарования. Такое большое количество уже сменивших друг друга парадигм – скорее, следствие глубочайшей и неисчерпаемой природы человека, а каждая новая эпоха – реализация какой-то ее части. Все прошлые эпохи живут в нас, как историческая память и дают возможность искать и находить в себе нечто новое, еще не пройденное и непережитое.
Особенность нашей современности в том, что нам кажется, будто все уже сказано, написано, передумано и перечувствовано, а возможность изобретения чего-либо нового в духовной сфере невозможна. Но, скорей всего, – это лишь пограничная ситуация, позволяющая поставить точку на всем, что было, чтобы устремиться к тому, что будет. Неисчерпаемая человеческая природа проявит себя. И тогда станет очевидна новая парадигма человеческого духа.
Другая причина, по которой концепция Ю.Б. Борева мне кажется очень удачной – то, что она не противоречит идее циклического развития цивилизации, предложенной в конце XIX века Н.Я. Данилевским. Его работа "Россия и Европа" (1871) заставила переосмыслить не только весь общественно-исторический процесс, но и по-другому оценить положение европейской культуры, всегда претендовавшей на свою уникальность. Конец XIX в. стал для Европы периодом небывалого величия. Но именно в нем Данилевский видел залог будущего упадка, к которому неизбежно приходили все цивилизации прошлого. Будущее мыслитель оставлял за Славянской культурой, отстаивая совершенно особое ее положение по отношению к Европе.
В идеях Данилевского нетрудно заметить продолжение размышлений славянофилов, но поразительно то, что спустя почти пятьдесят лет Освальд Шпенглер в "Закате Европы" предложил тождественную концепцию. Сейчас стало очевидно, что прогнозы мыслителей оправдались: вместо души мы имеем интеллект, воображение направлено только на практическое, власть переходит к трем-четырем Мировым городам, по отношению к которым все остальные территории являются провинцией. Дух денег во всем, решения принимаются меньшинством, чьи имена даже не известны, а политики второго ранга создают иллюзию самоопределения народа. При чем все это на фоне сильнейшей экспансии. Шпенглер даже предсказал переход приоритета в политике к тому, что он называл "журнализмом", то есть к СМИ.
Европейская экспансия имеет глобальное значение. Ни одна цивилизация прошлого не может похвастаться таким территориальным масштабом. Как чума она расползлась по всем континентам: Европа, Восточная Азия, Австралия, Северная и Южная Америки, Северная и Южная Африка, и все продолжает распространяться, претендуя на территорию Средней Азии и России. Не имея больше возможности развиваться интенсивным путем, она избрала путь экстенсивный. И чем сильнее экспансия, тем сильнее сопротивление, особенно в тех государствах, где уклад жизни в корне отличается от европейского и где либеральные принципы и так называемая "демократия" вовсе не являются непреложными ценностями. Терроризм является признаком того, что грань возможного уже пройдена. Это первые симптомы болезни, которая уничтожит привычный для нас мир.
Мы видим, насколько противоестественно происходит насаждение западных ценностей на российской почве. Принципы индивидуализма и личной выгоды, активно пропагандируемые СМИ, конечно же, сильно воздействуют на подсознание, особенно молодежи. Но подобные общественные установки для нас очень опасны. Мы живем в стране, где каждый день что-то происходит, где ни в чем нельзя быть уверенным до конца, и куда именно поэтому приезжают европейцы, уставшие от однообразия и предсказуемости собственной жизни. В зоне рискованного земледелия и рискованного предпринимательства, которой всегда являлась Россия, единственное условие выживания – это способность действовать сообща, то, что в разные времена называли общинностью, соборностью, коллективизмом.
Что же происходит с нами сейчас? Надо взглянуть правде в глаза – Славянская цивилизация не состоялась. Россия, действительно, предприняла попытку создать нечто новое, грандиозное и обособленное от Запада – Советский Союз, но не выдержала противостояния. Почему? Возможно, потому, что в основе Славянской цивилизации предполагалась духовная идея, а была положена материалистическая. Или же правы были приверженцы нормандской теории возникновения Руси: если мы не способны даже самостоятельно образовать свою государственность, о какой цивилизации вообще может идти речь? А может, мы слишком рано решили оказать конкуренцию сильному сопернику…
Сейчас у России два пути, как, впрочем, это было всегда. Либо мы становимся "западной" провинцией, и тогда Россия, обладая мощнейшей культурой, превратиться в этнографический материал, о чем, кстати, писал еще Достоевский: "Если народ не верует, что в нем одном истина (именно в одном и именно исключительно), если не верует, что он один способен и призван всех воскресить и спасти своею истиной, то он тотчас же перестает быть великим народом и тотчас же обращается в этнографический материал, а не в великий народ" (Достоевский Ф. Бесы: Роман, Л.: Худож. лит., 1989, с. 245). Либо национальное самосознание не позволит нам покориться экспансии, и мы сможем отстоять свою самобытность и право определять свою судьбу. Выбор за нами, ведь мы живем в удивительное время – у нас опять всё ещё впереди!
Ю. Борев. Всё впереди? Так вперёд!
Е.Д. Богатырева пишет о моем вступительном слове: "Единственное утверждение, с которым хотелись бы поспорить – это то, что вся история человечества является безуспешным поиском достойного образа жизни". Если меня так можно было понять, то я не точно выразился и благодарю моего оппонента за возможность уточнить мою позицию. Я вовсе не придерживаюсь концепции исторического пессимизма.
"С величайшими трудностями прорываясь в исторически более высокую эпоху, человечество не находило парадигму, несущую всеобщее счастье. Все исторические смены парадигм бытия протекают по формуле Ежи Леца: "Ну хорошо, ты пробьешь лбом стену, а что ты будешь делать в соседнейкамере?". Движение это не бесполезно и не бессмысленно, ибо происходит относительный исторический прогресс, но с большими потерями и без обретения исторически неопровержимого результата". Если в этих моих словах можно услышать пессимизм, то я не точно выразил свою мысль и тогда Вы правы, говоря: "Сейчас мы переживаем сложный, переходный период, и это создает все условия для пессимизма. Но все же трудно поверить, что вся история человечества – это сплошные разочарования. Такое большое количество уже сменивших друг друга парадигм – скорее, следствие глубочайшей и неисчерпаемой природы человека, а каждая новая эпоха – реализация какой-то ее части. Все прошлые эпохи живут в нас, как историческая память и дают возможность искать и находить в себе нечто новое, еще не пройденное и непережитое". Я согласен с этими гуманистически ориентированными и оптимистичными установками и сожалею, что дал Богатыревой повод усомниться в этом. Впрочем, быть может все же между нами есть различие: я осторожный оптимист, оптимист без восторженных упований, а с умеренными надеждами на нескорую эволюцию мира к лучшему. И эти улучшения случаться, если хотя бы существенная часть деятельного и продуктивного человечества будем к ним стремиться.
См. далее: