На главную страницу

 

Об Академии
Библиотека Академии
Галереи Академии
Альманах <Академические тетради>

ОБЩЕСТВЕННАЯ АКАДЕМИЯ ЭСТЕТИКИ И СВОБОДНЫХ ИСКУССТВ ИМ. Ю.Б. БОРЕВА

 А. Дюрер. Св. Иероним в своей келье. 1514

БИБЛИОТЕКА АКАДЕМИИ

 

Исторические идеалы и смыслы бытия человека и человечества

Ю.Б. Борев. ПАРАДИГМА СОВРЕМЕННОЙ ЭПОХИ

СООБРАЖЕНИЯ — ВОЗРАЖЕНИЯ — ПОЛЕМИКА

ДИАЛОГ И ВЗАИМОПОНИМАНИЕ

ВРЕМЯ, ВПЕРЕД!

 

ПАРАДИГМА — РЕАЛЬНОСТЬ — КУЛЬТУРА

 

К.филос.н. А.В. Марков

ТРИ ЭРЫ ПАРАДИГМЫ

Отсутствие парадигмы развития современного человечества резко контрастирует с наличием множества средств искусства, способных передавать эту парадигму. Кинематограф, СМИ, дизайнерские технологии — всё это создаёт образ современной жизни как программу действий для каждого человека в мире, а новые способы интерпретации культуры прошлого всё больше позволяют понять деятельность художника как род познания. Вместе с тем в современности нет сколько-нибудь чётко обозначенной парадигмы. Это поневоле ставит вопрос о том, что мы находимся не просто на сломе эпох, а на сломе эр.
Первой эрой была эра сохранения созданного искусством. В античности трагедия была и школой героизма, и школой демократии: она не только являла героя, любимца богов, бросившего вызов судьбе, но и убеждала зрителей, что современная демократия может решить те конфликты, которая не могла решить древняя монархия. Ценности демократии потому сохранялись в греческой культуре при всех сменах политических режимов. То есть современность в первую эру становится актуальной не в действиях, а в мировоззренческих выводах. Филология античности была прежде всего искусством оценки, спором о "первых и вторых местах", что было необходимо для создания "каталога хранения". Искусство строится на принципе мимезиса, подражания, причём поэзия подражает прозе, меняя свои темы, а проза подражает поэзии, меняя свой стиль. Утверждение сухой учёной поэзии в эпоху эллинизма, педантичного паркового искусства и архитектуры вытекает из этого требования постоянного обретения мировоззрения в точке актуального настоящего, в условиях, когда учёные занятия определяют лицо современности.
Средневековье утверждает то, что христианское содержание будет "обгонять" античные формы: отсюда проистекает одновременно предельный консерватизм и радикальная новизна подлинного средневекового творчества. Эта первая эра продолжается до позднего Возрождения: до первых опытов исторического объективизма.
Вторая эра — это эра поисков, эра частой смены направлений в философии и в искусстве, ради более точного видения "ситуации человека". Филология теперь создаёт "авторитет текста", правильную редакцию текста, сменившую философское понимание автора как авторитета. Ведь раньше средневековье требовало не точной цитаты и не исторического контекста, а точного знания высказываний авторитетного мыслителя (Аристотеля как Философа с большой буквы), которые и создавали пространство восприятия мира. С этого требования установления нормативного текста начинаются ожесточённые споры о подлинных и неподлинных произведениях: с точки зрения традиционалистов невозможно доказать меньшую содержательность произведений, которые филологическая и историческая критика объявляет ложно приписанными автору, а с точки зрения гиперкритиков текст должен выдерживать все те требования смысловой последовательности, которые предъявляются к мышлению и университетскому воспитанию (NB: биография тут превращается в роман новоевропейского типа) современного учёного. Замечательно, что начало и первой, и второй эры связано с платонизмом. Первой — с платоновским эросом, в котором любящий и возлюбленный меняются местами, и тем самым сохраняется эрос и спасается миф, хранится навечно, уже не завися от смены настроений любящего. Второй — с платоновской утопией, с понятием идеального государства, которое интерпретируется европейскими платониками как проект социальной психологии: понимание человеческих дел, гражданского мира людей, находящихся в поле зрения гуманистического платоника, в качестве достаточной основы для "конструирования" мира, для выстраивания объективной картины мира. Романтизм вовсе не подрывал этот объективизм: напротив, он возводил исследование человеком самого себя в статус важнейшего общечеловеческого занятия. Любовь романтизма к сказке и к иронии — это именно обыгрывание традиционного отношения частного лица с гражданским миром. "История отдельного человека не менее важна, чем история государства".
Сейчас мы стоим при начале третьей эры — и бесспорно, её должно тоже предвосхитить новое прочтение Платона: уже не темы эроса и не темы государства, а темы диалога и мифа, диалога, рождающегося из мифа в лоне всемирной памяти. И если первая эра была основана на подражании, а вторая — на воспроизведении, то третья, насколько позволяют судить обстоятельства, будет основана на произведении, в том смысле, какой предвосхитил употребление этого ключевого концепта в своих трудах о поэзии М. Хайдеггер: "изведение" человеческого и одновременно вселенского смысла из природы, "изведение" усилием, которое не может быть названо и наименовано иначе, как божественным. Первые признаки появления новой эры и новой парадигмы — отказ от постмодернистской полистилистики в пользу чёткого формулирования проблем, усиление удельного веса переводов в интеллектуальной жизни и создание общего языка в противовес индивидуальным языкам классической новоевропейской философии. Создание, предвосхищенное обращением классического модернизма, в лице напр. Р.М. Рильке и Т.С. Элиота, к досократическому и дантовскому, то есть пророческим для обоих эр, проектам наддиалектного языка: Гераклит (а за ним Горгий и другие софисты) стремился соединить жречество (жреческая темнота речи) и мышление, Данте — профессионализм (профессиональные жаргоны) и общедоступное Откровение. Сформулировать будущую парадигму можно так: человек — серьёзный и ответственный создатель общего языка, не подавляющего индивидуальные языки, но напротив, делающего их творческими "произведениями".

 

К.ф.н. П.Е. Спиваковский

ПОСТМОДЕРНИЗМ И СОВРЕМЕННЫЕ ИДЕАЛЫ

Предложенная Юрием Боревым концепция смены культурно-аксиологических парадигм исключительно интересна и ценна. Действительно, современная российская социокультурная ситуация во многом безрадостна. Старое (советское) себя исчерпало, а то новое, которое оказалось на его месте, часто этически, да просто даже и интеллектуально невменяемо…
Как возникла современная ситуация, которую часто называют постмодернистской? И почему постмодернистское учение, которое декларирует релятивистскую многозначность, а значит, и бессмысленность всех без исключения текстов и "мира как текста", получило столь широкое распространение и стало таким влиятельным? И ведь едва ли это случайно. Причина заключается в том, что релятивистское уравнивание всевозможных смыслов востребовано в современном обществе. Возникновение постмодернистскойситуации во многом обусловлено резко возросшим в XX в. влиянием "человека массы", ничего не понимающего ни в искусстве, ни в подлинной культуре обывателя, который, как отмечал Хосе Ортега-и-Гассет, навязывает всем  свои вкусы, некомпетентные мнения и представления о жизни. При этом проблема массового общества в том, что эти монологические радикально утверждаемые "мнения" сильно различаются между собой. Возникает монологическая какофония обывателей-монологистов. Их оказывается много, и часто реальный диалог между этими принципиально непримиримыми "мнениями" оказывается почти невозможен. С другой стороны, расширение возможностей СМИ, широта и многообразие информационного потока, который обрушивается с экранов телевизоров, оказывает на человека массы странное воздействие: в его сознании причудливо соединяются и переплетаются  обессмысленные обрывки различных знаний, которые он не в состоянии сколько-нибудь адекватно воспринять… Эта бессмысленная какофония взаимоисключающих суждений и потерявших первоначальное значение фрагментов самых разнородных культурных дискурсов и оказывается важнейшей предпосылкой для "постмодернистской ситуации".
Как же примирить все эти взаимоисключающие "мнения"? И вообще возможен ли выход? Выход вскоре был найден. В демократическом обществе все голоса (даже  абсурдные) оказываются (по крайней мере, теоретически)  релятивистски уравнены между собой (достаточно вспомнить хотя бы об избирательном принципе "один человек — один голос"). И при этом неважно, "умный" это голос или "глупый", он может быть и вовсе абсурдным: ведь демократическое мышление обязывает нас к аксиологическому уравниванию всех без исключения голосов избирателей, следовательно, все мнения равноценны. Это ли не торжество релятивизма? Об этом  уравнивании всех смыслов говорили теоретики постмодернизма.
Ортега-и-Гассет подчеркивал, что первопричиной описанного им восстания масс является не какое-то внешнее влияние, а сам принцип уравнивания всего и вся: "Тор­жеством масс и последующим сказочным подъемом жизненного уровня Европа обязана двухвековому внутреннему процессу — материальному обогащению общества, воспитанного прогрессистами. <…> Мы живем в эпоху уравнивания — уравниваются богатства, уравнивается культура, уравнивается слабый и сильный  пол. И точно так  же  уравниваются континенты" (Ортега-и-Гассет Х. Избранные труды. 2-е изд. М.: Весь мир, 2000. С. 53) . Разумеется, в этом процессе есть и немало хорошего, однако сам принцип аксиологического уравнивания всего не безопасен. Более того, в своей радикальной версии он грозит глобальной социальной катастрофой.
Можно сказать, что постмодернистская ситуация порождена релятивистско-уравнительными тенденциями в современной культуре, которые ныне очень часто воспринимаются как последовательно демократические… Дело, однако, в том, что и сам демократический избирательный принцип приобретает смысл и значимость лишь тогда, когда он не является самоцелью, а направлен на поиск истины (лучшего, наиболее правильного и адекватного решения тех или иных проблем и т.п.), той самой истины, на которую с негодованием обрушиваются постмодернисты, считающие вслед за Ж. Деррида, что ее вообще не существует. Иначе говоря, проповедуемый ими релятивизм имеет лишь внешнее сходство с демократическим мышлением, обессмысливая, а по сути даже и дискредитируя его.
Вместе с тем столь распространенные в наше время релятивистские тенденции заложены в самой природе антропоцентрической аксиологии, безусловно доминирующей в европейской культуре Нового времени. Действительно, если основываться на том, что именно человек, а не Бог есть высшая ценность и центр всего существующего, то либо мы должны признать какого-то одного "особо выдающегося" человека таким центром, и тогда мы получим тоталитарную социально-аксиологическую модель, либо этих центров будет столько же, сколько и людей, и тогда идеологическая и психологическая несовместимость между индивидуалистическими аксиологическими системами оказывается неизбежна. В эпоху Возрождения эта несовместимость порождала чудовищно кровавую и непримиримую борьбу между "людьми-титанами", каждый из которых постепенно все более и более освобождался от чувства ответственности перед Богом и естественным образом начинал воспринимать именно самого себя в качестве аксиологического центра всего существующего. Проблема, однако, заключалась в том, что таких "центров мира" оказалось чересчур много, и горы трупов в финалах шекспировских хроник — прямое и очень конкретное художественное отображение бытийных последствий приятия антропоцентрической аксиологической модели. Это были трупы многочисленных претендентов на то, чтобы оказаться тем самым человеком, который находится в центре всего и вся (естественно, следует учитывать и тот очевидный факт, что ренессансная версия антропоцентризма была отнюдь не либеральна).
В отличие от эпохи Возрождения, в нашу ультралиберальную эпоху делается все возможное, для того чтобы избежать любого рода физических, и не только физических, столкновений и коллизий. Ныне на Западе настойчивейшим образом утверждается принцип политической корректности, уважения к мнениям других людей и т.п. При этом принято считать, что все мнения (кроме заведомо экстремистских) абсолютно равноценны. Очевидно, что перед нами попытка псевдопримирения между бесчисленным множеством взаимоисключающих монологов (в бахтинском смысле). Причем эти монологи массового человека, который только самого себя считает правым, являются проявлением того же самого антропоцентрического мышления, которое побуждало титанов эпохи Возрождения убивать себе подобных. "Центров мира" по-прежнему оказывается слишком много
Итак, антропоцентрической вселенной по-прежнему грозит саморазрушение вследствие угрозы столкновения множества принципиально несовместимых "центров мира", однако нынешняя же попытка либерального псевдопримирения между ними является утопической и абсурдной (фактически это не что иное, как самообман), поскольку, релятивистски уравняв все эти монологически несовместимые голоса (а ведь именно это и совершают постмодернисты), мы не можем получить ничего кроме хаоса и бессмыслицы. Таким образом, внешне нелепые и даже абсурдные попытки постмодернистов обессмыслить всё и вся не только не случайны, но по-своему вполне закономерны, так как они прямо вытекают из логики антропоцентрического мышления Нового времени…
Где же выход из этого тупика? Видимо, он невозможен в рамках той антропоцентрической парадигмы, которая в современном мире до сих пор так и не преодолена. На Западе сейчас популярны "непросветительские" идеи, отказ от христианской аксиологической традиции и культ языческого "всеприятия", воспринимаемого в качестве наиболее демократического, толерантного преодоления всех проблем и противоречий. Но при этом коренное, сущностное противоречие антропоцентризма все равно остается в силе. Иначе говоря, перед нами все тот же культ релятивизма, все тот же постмодернистский по своей сути абсурд…
Очень интересна мысль Юрия Борева о необходимости постепенного сближения России с Востоком — с Индией, с Китаем. Действительно, представители этих стран часто проявляют немалую доброжелательность по отношению к нашей стране, и это очень ценно, тут есть над чем подумать. Однако при этом модное в наше время увлечение "восточными путями", особенно в сфере оккультно-религиозных "практик", — явление безусловно тупиковое и даже опасное. Сближение в Востоком может быть очень полезным, но попытки "духовного растворения" в этом все-таки в достаточной мере чужом для носителя европейской культурной традиции языческо-пантеистическом мире, как правило, ведут к весьма негативным последствиям. Иначе говоря, сближаясь с чужим, чрезвычайно важно не потерять ценность своего. Поэтому так значимо прозвучавшее здесь слово русофил. Речь, конечно, не о каком-либо имперско-националистическом чванстве, а о бережном и любовном отношении к России, к русской культуре, о том, чего нам и по сей день так не хватает…

 

Академик Независимой академии эстетики
и свободных искусств В.Б. Микушевич

СВЕРХГОСУДАРСТВЕННАЯ МУДРОСТЬ

Характерной особенностью нашего времени является мифология власти, приписывающая государству функции, ему не свойственные, возлагающая на государство несбыточные надежды и предъявляющая к нему неосуществимые требования. Функция государства в том, чтобы оберегать и охранять вечные принципы и устои бытия, а не в том, чтобы такие принципы устанавливать или выдавать себя за такой принцип. Государство может лишь способствовать благополучию отдельного человека, но ни при каких обстоятельствах оно не может даровать ему благополучие или осчастливить своего гражданина, так как личное счастье человека вне компетенции государства, и потому чем больше ждут от государства, тем меньше оно даёт; чем большую силу ему приписывают, тем безнадёжнее оно слабеет, впадая в политическое бессилие, которое мстит за себя насилием.
Это не значит, что человек вообще предоставлен самому себе. Просто в его духовной и телесной жизни сказываются те самые вечные принципы и устои, на которые государство не вправе посягать. Можно по-разному обозначать влияние этих принципов и устоев на человеческую жизнь. Для такого обозначения вполне пригодно и привычное для современного человека слово "культура", недаром соотносящееся со словом "культ", хотя и не совпадающее с ним в точности. Культура — это особая форма власти над человеком, тем более непреложная, так как она воздействует без принуждения, поскольку человек вне культуры не существует. Говорят о первой, второй, третьей, четвёртой власти, между тем первичная власть — именно культура, обосновывающая самую возможность власти, и не культура является органом государства, а государство — орган культуры, пусть не самый совершенный, но при убыли культуры катастрофически слабеющий.
В наше время приходится слегка перефразировать известный парадокс, приписываемый Черчиллю: демократия — наихудший политический режим, даже если все остальные ещё хуже. Перед современным человечеством возникают проблемы, явно неразрешимые демократическим большинством голосов просто потому, что большинство некомпетентно в таких проблемах. Не говоря уже о возможном столкновении земли с астероидом в ближайшем будущем, необратимые изменения климата, инфекции типа ВИЧ, даже наркомания ускользают от политических решений, и с ними не справится не только демократия, но и диктатура, которая есть не что иное, как вырождающаяся или выродившаяся демократия.
Похоже, сотрудничество профессиональных политиков и квалифицированнейших экспертов уже не срабатывает. Когда государственная мудрость недостаточна, напоминает о себе сверхгосударственная мудрость, выявление и осмысление вечного Первоначала, образующего бытие. Такая мудрость за пределами культуры, но приводит к ней культура, движущая человеком без принуждения, так что демократия дополняется, а, быть может, в конце концов, даже сменяется софиократией, направляющей человека, пока человек существует.

 

Председатель областного Совета депутатов,
кандидат экономических наук В.С. Селицкий
(Белоруссия, Гомель)

ЗА ПРОСВЕЩЕННУЮ АВТОРИТАРНОСТЬ,
СОЧЕТАЕМУЮ С ИНИЦИАТИВНОЙ ДЕМОКРАТИЕЙ

Привлекательность гуманистически направленной парадигмы XXI в., предлагаемой проф. Ю.Б. Боревым, очевидна и ее содержание не вызывает возражений. Представляет несомненный интерес исторический обзор парадигм. Человечество это — сосуществование различных цивилизаций со своей оригинальной культурой, находящихся на различной стадии развития. Очевидно, в этом равноскоростном движении и не совпадающем содержании заложен фундаментальный принцип самосохранения человечества и основа для выбора траектории прогресса. Любое обобщение, в том числе парадигма, касается части человечества, доминирующей в данный период истории. В этом состоит трудность выработки общего.
В XXI в. возникла возможность доступа всех народов в к одной и той же информации, которая влияет на сознание, образовывает, окультуривает и вызывает практические (часто синхронные) действия во многих странах. У этого нового явления есть и теневые стороны. Они ведут к катастрофам, терроризму, войнам и другим глобальным негативам. Увеличивается разрыв в материальном уровне жизни  людей, и в темпах развития различных частей целого. Борев правильно констатирует "выдавливание людей культуры" из России. Хотя необходимо признать, что именно они во многом предопределили начало этому процессу, отдав в конце концов инициативу в руки безжалостных прагматиков. Наблюдая их действия, хочется кричать: "Берегись человека!". Природа уже вопиет по этому поводу.
У каждой идеи и у каждого действия есть свои авторы. Это касается и управления. Думается, что Борев совершенно точно выделяет необходимость некой просвещенной авторитарности, сочетаемой с инициативной демократией на современном сложном и противоречивом пространстве обитания и экспансии человечества.
Все системы иерархичны. В XXI в. они должны строиться на преимуществах руководителей в знании, в культуре, в безупречном поведении. К сожалению, все меньше становится авторитетов-носителей положительной авторитарности во всех областях деятельности. Очевидно, это является следствием охлократических родимых пятен демократии.
Это касается и глобального объединения человечества, на управление которым претендуют страны с "подмоченной" исторической репутацией и до сих пор размахивающих орудиями уничтожения.
Были они и у социализма, который снят с повестки дня человечества как по вине исполнителей, так и по воле пока торжествующих победителей, которые имеют больше грехов, чем побежденные. Можно полностью согласиться с тем, что у социализма немало как практических достижений и заслуг, так и нереализованных потенций.
Конечно, как всегда есть и будут вопросы. Как создать у всего человечества некое общее гуманитарно-культурное ядро при сохранении социокультурного многообразия? Как договориться о том, что есть всеобщее добро и всеобщее зло? Как сохранить добро без применения зла? Как умерить эгоизм людей, остановить чрезмерное потребление благ, и как избавится от посягательств одних на свободу других?

 

Доктор филологии
Орлин Стефанов (Болгария)

ОБРЕСТИ НОВЫЕ ГОРИЗОНТЫ

Найти и отстоять новые ориентиры в жизни общества — весьма актуально. В исследовании проф. Ю. Борева четко обозначен кризис современности. Мир может не устоять, наращивая индустриальную и технологическую мощь. Миру угрожают недостаток материальных ресурсов и источников сырья и энергии. Погоня за этими ресурсами вызывает военные конфликты, погибают люди и уничтожаются целые регионы. Борев настаивает на необходимости новой парадигмы, следуя которой человечество обретет новые горизонты. Он прав и это подтверждают почти все участники дискуссии.
В ходе нашей дискуссии следует обсудить вопросы: помогает ли гуманитарное теоретическое мышление находить пути к счастливой жизни? Гарантирует ли "правильная формула" парадигмы полноценную реализацию данных человеку природой и Богом возможностей?
Борев четко сознает, что парадигмы прошлого часто исполняли роль манящих кулис, за которыми обнаруживалась далеко не самая радужная картина. Особенно рельефно это показано на примере крушения ренессансного девиза "делай что хочешь!" Кризис этого девиза ставит под сомнение абсолютизацию личного мнения, под знаком, которой живет ныне человечество. Такая абсолютизация размывает ценностные устои человека, утверждает всеобщий релятивизм. В творчестве Шекспира на примере судеб Клавдия, Яго, супругов Макбет, Ричарда ІІІ показано, что вседозволенность приводит к гибельным для самих злодеев последствиям. Сегодня же признается правомерность и равноценность взаимно исключающих позиций, что тоже чревато опасным релятивизмом.
Поиски новой парадигмы утвердят иерархию ценностей, отвергая ретроградные взгляды и модели поведения.
Зададимся вопросом: что действительно непреходяще — естественное или установленное законом? Всякая сила, в конце концов, исчерпывает себя. Владимир Соловьев говорил, что земная красота кончается безобразием, а сила — бессилием. Он считал, что проповедуемая Ницше апология красоты и жизненной силы несостоятельны. А Томас Манн предупреждал, что дионисийское опьянение суть варварский эстетизм. В фундамент парадигмы нового времени нужно заложить  лучшие достижения мировой культуры и ими обеспечить иммунитет против всякой интеллектуальной заразы.
В социальной жизни не редки претензии на власть, диктующую свою волю людям, и правящую без обратной связи с народа. Поэтому надо быть начеку как бы красиво и маняще не выглядела парадигма и сколь обещающе не звучал бы рецепт будущего. Вспомним героическую парадигму Древней Эллады. Гомер описывает гнев Ахиллеса как грозный и гибельный:

Многие души могучие славных героев низринул
В мрачный Аид…

Этот гнев спровоцирован Агамемноном. Сама же война против Трои  разгорелась не только для того, чтобы вернуть Елену в брачное ложе Менелая, но и из-за огромных богатств Илиона и его стратегического расположения.
Борев определяет современным термином парадигма лозунг Французской революции "Свобода, равенство и братство". Этот лозунг — "пиар", поднимавший народ против монархии, а ведь все не так просто. Ведь Руссо говорил о существовании более всеобщего эффективного способа порабощения, чем монархия: "Человек рождается свободным, но повсюду он в оковах. Иной мнит себя повелителем других, что не мешает ему быть рабом в еще большей мере, чем они. Как совершается эта перемена? Не знаю. Что может придать ей законность? Полагаю, что этот вопрос я смогу разрешить".
Для человечества спасительно вернуться к первозданным императивам, которые не нужно придумывать. Они идут из глубины веков и составляют прочный фундамент исторического развития человечества.
Педантическое сравнение шедевров искусства приводит к выводу, что существует около тридцати разновидностей сюжетов. В сфере же нравственности типология праведных и греховных поступков насчитывает еще меньше вариантов. Мы не должны допускать потребительское отношение к другому человеку. Необходимо бескорыстное отношение к каждой личности. Чуткость к боли, которую лично не испытываешь, сострадательность к несчастью другого человека, всегда были, и неизменно будут свидетельством высокой духовности, которая только и спасительна для землян. Нарушение этого принципа часто вызвано корыстью. Но разве потеряло силу предупреждение из "Антигоны":

Если радость в жизни
Кто потерял — тот для меня не жив:
Его живым я называю трупом.
Копи себе богатства, если хочешь,
Живи как царь; но если счастья нет —
То не отдам я даже тени дыма
За это все, со счастием сравнив.
Софокл, "Антигона", 1169-1775. Перевод С. Шервинского

Вспомним стон Бориса Годунова в трагедии Пушкина, когда царь понял, что не может быть спокойным, обагренный невинной кровью:

Да, жалок тот, в ком совесть нечиста.

Гении утверждают созидательное отношение к миру. Их идеи зовут к творчеству. Обсуждая новую парадигму Бытия человечества и развития культуры, мы должны опираться на органику жизни и на нравственные ценности, которые выстраданы всем человечеством и сформулированы его лучшими умами в неувядающих шедеврах искусства.

 

Аспирант ИМЛИ А.Н. Ковылкин

ЗАЧЕМ ИСКАТЬ ПАРАДИГМУ ЭПОХИ?

Для того, что бы найти современную парадигму, необходимо для начала разобраться в ситуации жизни общества, определить реально существующее, а затем спроектировать возможные пути развития. Современное общество находиться на стадии поступадка. Равновесие жизни человека и человечества нарушено, с одной стороны войнами и насилием, падением СССР, с другой — антигуманными учениями, верованиями и идеологиями. Человек теряет надежду и веру в будущее общества. Он, как камень, отброшенный на обочину дороги, находясь в обществе, в то же время находиться и вне его, он не участвует в жизни социума, у него нет ни идеала, ни примеров, которым можно было бы следовать.
Современный человек превращается в человека-потребителя, а моделью идеала общества становится золотая тележка, стоящая на пьедестале в супермаркете. Человек перестает задавать вопросы себе и миру, утрачивает себя как личность. Предметами бездуховного потребления становится и масс-медиа, и художественная литература, и искусство. Духовное и человеческое в актуальном эстетическом пространстве подменяется бесплотными образами-фетишами, за которыми скрывается пустая имитация, подделка реального. Человек перестает понимать мир в котором живет, утрачивает ценностные ориентиры.
Общество формируется и плодотворно развивается, если его парадигма, замысел движения в грядущее учитывает благо каждого индивида и не противоречит общечеловеческим интересам. Такой замысел определяет направление развития, формулу, программу социального бытия общества. Испанский философ Ортега-и-Гассет отмечает, что "лишь замысел грядущего деяния способен сообщить обществу единство" (Ортега-и-Гассет Х. Бесхребетная Испания. М: Издательство АСТ, 2003. С. 51) . Формирование парадигмы обусловлено пониманием современной ситуации. Парадигма эпохи обуславливает социально-историческое пространство, способствует решению научных и теоретических вопросов, ориентирующих человека в его движении в будущее и определяют основные параметры жизни современного общества.
В парадигме как в социальной гипотезе, в первую очередь нуждаются социальные институты, непосредственно влияющие на культурную и общественную жизнь социума. Определение ситуации, нахождение ценностных ориентиров, выявление высших целей развития — основы функционирования любого общества.

Ю.Б. Борев. Социально–историческая роль парадигмы. А.Н.  Ковылкин поставил очень важную проблему и высказал ряд интересных соображений. Однако на четко сформулированы вопрос: "Зачем искать парадигму эпохи?" четкого ответа все же не последовало. Попробую ответить. Формулирование парадигмы эпохи (исторической формулы бытия человека и человечества) имеет огромное значение в жизни человека и человечества и в развитии культуры и духовной жизни общества. Парадигма освещает светом идеала культуру эпохи, дает искусству и человеческой личности исторически конкретную, точную ценностную ориентацию. Благодаря осознанию  парадигмы она осуществляется в произведениях художественной культуры, поднимая их художественный и концептуальный уровень. Только произведения несущие в своей художественной (виртуальной) реальности парадигму, просветлённые её идеалом могут быть великими. Парадигма дает энергию движения человека и человечества и определяет вектор этого движения.
Исторические формулы бытия человека и человечества, конечно, не воплощается сколько-нибудь полно в каждом человеке. Есть люди выпавшие из общества, есть люди выпавшие из времени вообще, или из своей эпохи. Иногда мы слышим о ком-то: "он из прошлого века", "это человек эпохи Возрождения". Это и есть свидетельство существования парадигмы эпохи, с целями, смыслами, идеалами которой так или иначе, в той или иной степени согласуется жизнь человечества и отдельной личности. Гегель говорил: закон осуществляется, через свое неосуществление и отдельные личности выпавшие из эпохи и не согласующие свое бытие с парадигмой эпохи — лучше всего подтверждают всеобщую значимость парадигмы.
Собственно, на вопрос "Зачем нужна парадигма  эпохи" хорошо отвечает остроумное рассуждение В.Б. Микушевича: "Можно по-разному обозначать влияние… принципов и устоев на человеческую жизнь. Для такого обозначения вполне пригодно и привычное для современного человека слово "культура", недаром соотносящееся со словом "культ", хотя и не совпадающее с ним в точности. Культура — это особая форма власти над человеком, тем более непреложная, так как она воздействует без принуждения, поскольку человек вне культуры не существует. Говорят о первой, второй, третьей, четвёртой власти, между тем первичная власть — именно культура, обосновывающая самую возможность власти, и не культура является органом государства, а государство — орган культуры, пусть не самый совершенный, но при убыли культуры катастрофически слабеющий". Парадоксально, но близко к истине утверждение Микушевича: "первичная  власть — культура". Культура — и первичная, и первая власть. А первый закон, формулируемый культурой — парадигма эпохи. По этому закону собственно  и живет общество, человек, человечество.

 

См. далее:

РОССИЯ – ПАРАДИГМА – НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕЯ

НАЦИОНАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА И ПУТЬ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

СОЦИУМ — ПРИРОДА — КОСМОС

ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ИТОГИ

Ю.Б. Борев. ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ