АЛЬМАНАХ "АКАДЕМИЧЕСКИЕ ТЕТРАДИ" 

Выпуск тринадцатый

Единая интонология

Тетрадь седьмая

Т.Я. Радионова

Конференция "А.Ф. Лосев и проблемы единой интонологии"
(обзор)


25 мая 2006 года, в день памяти лексея Федоровича Лосева в Библиотеке истории русской философии и культуры "Дом А.Ф. Лосева" состоялась конференция постоянно действующего семинара Независимой академии эстетики и свободных искусств "Единая интонология" (руководитель – Т.Я. Радионова). Тема конференции – "Лосев и проблемы единой интонологии". Организаторы конференции – А.М. Антипова, Ю.Б. Борев, Г.Н. Иванова-Лукьянова, Т.Я. Радионова, Е.А. Тахо-Годи, В.П Троицкий, Л.А. Чвырь.
Докладчики – К.В. Зенкин, В.И. Постовалова, Т.Я. Радионова, В.П. Троицкий, А.Б. Шулындина.
Конференция была открыта словами, посвященными светлой памяти А.Ф. Лосева – большого человека, выдающегося философа религиозного деятеля и ученого. Они прозвучали во вступительном слове президента Академии Ю.Б. Борева и в воспоминаниях ученицы А.Ф. Лосева, филолога и художника, Г.Н. Ивановой-Лукьяновой, выставка живописных работ которой была открыта в кабинете ученого.
Теоретическая часть семинара была представлена рядом докладов:
– доктор искусств., проф. К.В. Зенкин – "Музыкальный смысл как энергия";
– доктор филол. н. В.И. Постовалова – "Категория напряжения бытия в философском осмыслении А.Ф. Лосева";
– канд. филос. н., доц. Т.Я. Радионова – "Тонология А.Ф. Лосева";
– ст. науч. сотр. В.П. Троицкий – "Диалектика – диалог – интуиция";
– канд. филос. н. А.Б. Шулындина – "Раздвоение "бытия" в интонационном складе трагической музыки".
Единение философа, историка, музыковеда и филолога вокруг интонологического знания неслучайно. Именно на перекрестии этих дисциплин осуществила свое становление новая междисциплинарная область знания – единая интонология, и именно на перекрестии этих же дисциплин сложился интонологический силуэт философской интонологии Лосева. На перекрестии данных дисциплин существует необходимость дальнейшей интеграции интонологии в целях изучения интонологических средств воплощения мысли как теоретической, так и эмоционально насыщенной – личностной.

Тезисы докладов

1. Доклад кандидата философских наук, доцента Т.Я. Радионовой "Тонология А.Ф. Лосева" открыл теоретическую часть конференции "А.Ф. Лосев и единая интонология". В нем была представлена концепция новой междисциплинарной области знания и покзано важное место и важная роль философской интонологии Лосева.
Единая интонология (от лат. intonare – "произносить" + logos – "учение, мысль") – междисциплинарная область знания, в пространстве которой осуществляется интеграция интонологического опыта. Эта интеграция имеет целью постижение природы целостной – космической природы бытия мысли человека. Фундаментом постижения бытия мысли единая интонология полагает восстановленный и введенный в современную интонологию аппарат теории познания древних – "интонаре".
Интеграция показывает, что способ бытия мысли – произносить – есть способ разумной жизни мысли, и он находится в недрах самой "интонируемой мысли". Тогда "интонируемая мысль" (Асафьев) представляет собой единый феномен, в котором совмещаются метод и объект этого метода. Иными словами, согласно единой интонологии, инструмент постижения мысли находится в ней самой. Этот инструмент становится основой создания интонологического аппарата, призванного отразить – подобное подобным – природу бытия мысли и сформировать единый научный язык описания мысли в ее субстанции, способе становления и форме бытия. Главная линия концепции связана с интеграцией интонологического опыта в целях формирования инструмента исследования мыслимого бытия. Для этого требуется, прежде всего, восстановление интонологического аппарата, основу которого составляет концепт "тон" аппарата "интонаре". Этот аппарат – INTONARE. Его составляющие: "ton-intonatio-intonatum ".
Далее докладчица дает расшифровку этого аппарата, говоря о том, что триада INTONARE фиксирует способ бытия мысли – произносить, а термины, ее составляющие, объясняют, как произносится мысль, маркируя субстанцию, этапы и технику становления. Таким образом, в область исследования может быть возвращена теория познания целостных представлений древних. Этот сложный термин расшифрован в докладе, причем было показано, что даже в ранней философии он уже был разделен, рассеян и утерян. Его сохранила латынь, и именно оттуда пришел в науку термин "интонация" (от лат. intono произношу), который и стал основополагающим термином современной теории интонации.
Пра-термин тон дает представление о разумной жизни Вселенной в теории древнего мира. Он обозначает напряженное тело мысли – мыслящее тело человека. Это подтверждает устойчивость фонетического облика термина: напряженное сочетание "т-н", разряженных гласными, чаще всего – о, образовало некогда концепт, который на протяжении веков неизменен. Прототермин тон – магическое имя сакральной теории. Оно было заключено в имена божеств – категорий сакральной теории. Как и всякое имя, это "наиболее напряженный и наиболее показательный результат мышления" (Лосев). Неудивительно, что в именах божественной реальности древних, громовержец Юпитер носит имя тонант, а его кони – тонанты, громовики Один и Тор – тоноры. Докладчица находит этот термин и в аккорде божественных имен Египта: Амон-Атон-Ра. В этой категории грецизированное имя Атон, восходящее к индоевропейскому atan, помогает увидеть в солнечном боге древних египтян будущий tonos греков.
И тогда обнаруживается целая плеяда богов-категорий громкоговорящей мысли вселенских вседержителей различных этносов и разных времен, имена которых содержат одно и то же фонетическое сочетание и несут один и тот же смысл напряженной мысли напряженного тела, таковы: Тонатиу и Тонатекутли ацтеков, Тенгри божественных имен Малой Азии, Тянь – умное небо Китая и т.д. Божественные имена-категории, заключающие в себе термин тон, – результат огромного напряжения мысли многих поколений мыслителей. Именно здесь, в пространстве термина тон, единая интонология видит глубокую связь пра-термина с термином античной философской мысли. В этом большое открытие Лосева. Однако не в том в смысле, что до него не знали и не использовали этот термин (например, tonos Пифагора). Открытие состоит в том, что он раскрыл фундаментальное значение tonos и показал его онтологические возможности: ввел в свою интонологию и философию. В них tonos становится категорией напряжения. Теоретики классической философии, переводчики классической философии проходят мимо глобального значения понятия "tonos". И даже исследователи учения Пифагора связывают его со звучанием струны и планеты, а не с напряжением бытия. Так же этимология: Фриск и Майерхофер понимают tonos как напряжение в вещах, означающих, в частности, нить, туловище, музыкальный звук и т.д. Однако, причина напряжения этих вещей связана не с самим напряжением вещей, а с тем, что мысль сообщает им подобное напряжение. Именно это и подчеркивает Лосев: "В греческой философии существовал даже термин tonos (что значит "натянутость"), в котором философы, как, например, Гераклит или стоики, характеризовали все бытие в целом. Оно все, с начала до конца и сверху донизу, было в разной степени натянуто и напряжено, в разной степени сгущено и разряжено. Не вещи в пространстве были в разной степени напряжены, а само пространство было в разной степени напряжено и натянуто".
Отсюда, вслед за Лосевым, можно сделать вывод, что весь чувственный космос Гераклита и мыслимое бытие греков, можно сказать, "помечено тоном", как об этом говорил Аристотель. Напряженность мыслимого бытия и бытия мысли пронизывает весь ход рассуждений Лосева. "Напряженная мысль" Лосева исследует природу "напряженнной мысли" ее бытия. Эпицентр этого напряжения мысли связан со спецификой мыслительной процедуры, которую иллюстрирует диалектика. Диалектика – способ, в котором проявляется высшая напряженность как разнонаправленность этого напряжения. Ее греки называли palintonos – "разнонаправленность". На этом была построена модель гармонии античной мысли как разнонаправленности тетивы и стрелы, покидающей лук. Этот диалектический принцип мыслетворения получает свое воплощение в аппарате, в котором подняты и проинтерпретированы диалектические понятия: "это и иное", "самотождественное различие как вечно изменчивый космос", "единораздельность как бытие в себе", "обоюдосовокупное" как "видимое невидимого", единство беспредельного и предельного как гармония.
Глубинное содержание категории tonos проникает все здание теории Лосева и фактически становится малой теорией, которое составляет основание большой. И эту малую теорию можно назвать тонологией Лосева.
В восстановлении онтологического значения tonos и заключается вклад Лосева в единую интонологию, который настраивает единую и непрерывную линию единой интонологии. Каждый из этапов этой восстанавливаемой теории доказывает, что природа бытия мысли должна быть рассмотрена в контексте разумной жизни мироздания. Природа бытия мысли может быть осознана "через" и "посредством" включения в разумную жизнь мироздания. Природа мысли открывает себя в пространстве конечно-бесконечного Универсума. Единая интонология утверждает: мысль – одна из форм разумной жизни мироздания. Интеграция единой интонологии актуальна. Хочется напомнить слова Лосева: "Современность возжаждала синтеза более, чем всякая другая эпоха".
В заключении докладчица отметила, что тема "Интонология Лосева", а в ней "Тонология Лосева" взяты как тема исследовательского коллектива единой интонологии.

2. Доклад доктора филологических наук В.И. Постоваловой "Категория напряженности бытия в философском осмыслении А.Ф. Лосева".
Докладчицей был произведен обзор для анализа категории "напряжения" или "напряженности бытия" в работах А.Ф. Лосева. Специальной линией доклада стал вопрос о связи философии всеединства А.Ф. Лосева с проблемой концептуального основания "единой интонологии". Единящая сила лосевской мысли и личности с годами становится все более очевидной. Нет, пожалуй, такой темы, обсуждаемой в стенах данной библиотеки, и такого аспекта ее рассмотрения, которые оказались бы чуждыми А.Ф. Лосеву. Так всеобъемлющ был его подход. Это касается и проблемы создания "единой интонологии" – новой научной комплексной дисциплины, ставящей своей задачей исследования интонации как процесса звукового воплощения мысли в широком концептуальном контексте "бытие-мысль-звучание". В философской интерпретации А.Ф. Лосева такой контекст предстает как один из необходимых моментов и составных частей универсальной теоантропокосмической модели реальности, разрабатываемой им на основе православно понимаемого неоплатонизма в рамках философии всеединства В.С. Соловьева. Сквозь призму этой модели Лосев стремился рассматривать различные слои действительности в их диалектической структуре и конкретно-жизненной наполненности, включая и реальность в ее "звучащей" ипостаси как последней конкретизации бытия.
Одним из центральных вопросов конструирования единой интонологии является вопрос о категориальных основаниях данной дисциплины. В качестве такого основания, позволяющего задавать единое концептуальное пространство для единообразного представления изучаемых в частных дисциплинах интонологических феноменов, может выступать категория напряженности бытия, разрабатываемая в трудах А.Ф. Лосева. Эта категория, первоначально выступающая как интуиция и образ, лежит в истоках возникновения и понятия тона, а также некоторых других сходных с ним концептуально-реальных образований в философии, музыкальной эстетике и лингвистике, значимых для интонологии. Известно, что само значение слова "тон" этимологически связано с идеей натяжения и напряжения. Древнегреческое слово tonos (teino) буквально означает "то, что натягивают, или чем натягивают", – веревку, канат, струну. В современном греческом языке tonos – музыкальный лад, тональность.
Категория напряженности бытия осмысливается А.Ф. Лосевым в нескольких планах:
1) в историко-философском при описании генезиса категории напряженности в учении стоиков (III в. до н. э. – II-III вв. н. э.),
2) при характеристике античной музыкальной эстетики,
3) в собственных философских и научно-философских исследованиях, посвященных античному космосу, философии языка и философии музыки.
Какова же "единая интонология" в методологической перспективе? Обратимся вновь к теме нашей конференции и посмотрим, как может помочь исследовательский опыт А.Ф. Лосева в разрешении центральной задачи семинара – создания единой интонологии на основе синтеза представлений об интонации и сходных феноменов, изучаемых с древнейших времен в рамках отдельных направлений. Центральной установкой при создании дисциплин такого рода является выработка единого концептуального пространства, в рамках которого на едином теоретико-методологическом основании могут быть рассмотрены все подлежащие единению в этой новой синтетической дисциплине феномены как проявления конструируемого в ней особого "идеального объекта" – предмета исследования этой новой синтетической дисциплины.

3. Доклад доктора искусствоведения, проф. К.В. Зенкина "Музыкальный смысл как энергия".
Крупнейшие русские музыканты-мыслители первой половины 20 века – А.Ф. Лосев, Б.Л. Яворский и Б.В. Асафьев – во главу всей своей деятельности поставили проблему смысла музыки.
Согласно Лосеву, музыка есть жизнь и становление числа во времени, выраженные в звучании. Поэтому сущность музыки непосредственно проявляется во всех структурных проявлениях. Смысловую форму Лосев называет интенциональной. В рамках интенциональной формы Лосев выделяет три параметра: напряжение (напряженность), личная актуальность и оформление.
"Напряжение" Лосев относит к качественному состоянию музыкальной ткани, и, что характерно, оно практически синонимично таким внутримузыкальным проявлениям, как "тонус", "тон", "интонация" (в ее первичном смысле, отчасти сохраненном и в асафьевском понимании). Речь идет о некоем интегральном напряжении целостной интонации как становящейся структуры в ее гармоническом, мелодико-ритмическом, композиционном и других аспектах.
Принципы напряжения и оформления выражают, соответственно, качество самой музыкальной стихии и – музыкального предмета.
Особенно важно понять значение введенных Лосевым понятий как инструментов постижения музыкальной сущности, имманентного смысла музыки. По сути, Лосев сделал один из первых опытов построения научной теории того, что принято называть музыкальным содержанием. Этот опыт не был продолжен ни самим Лосевым, ни, тем более, другими исследователями. Подытоживая кратко значение этого опыта, подчеркну, что им была создана система понятий, направленных на смысл, полагаемый самой музыкой. Указанные параметры выделяют и абстрагируют грани живой цельной интонации, понятой не только как структура, но и как становление, и действие, иными словами, выраженная жизнь всей полноты музыкального эйдоса.

4. Доклад кандидата философских наук А.Б. Шулындиной "Раздвоение "бытия" в интонационном складе трагической музыки".
В трагическом мироощущении, по А.Ф. Лосеву, находят отражение скрытые основы "построения" бытия, которые не могут не проявить себя и в культуре. Поэтому небезынтересным представляется анализ того, как описанные А.Ф. Лосевым внутренние, онтологические основы трагического отражаются в культуре, в частности, в музыке, в самом построении музыкального материала и его интонационности.
"Три плана" трагического мироощущения, которые мы будем в дальнейшем называть "субстанциальными основами" трагического, служат основой для "внешнего проявления" трагического в мире (а, следовательно, и в культуре). Такими "внешними" (и наиболее часто отмечаемыми) признаками трагического является наличие трагических конфликтов и их развитие во времени, что и формирует "трагическую ситуацию".
Именно музыка, по А.Ф. Лосеву, способна выражать трагическое мироощущение, то есть трагическую раздвоенность бытия (в том числе "план мирового хаоса") наиболее непосредственно, тогда как другие искусства по большей части отражают трагическое опосредованно, то есть через образы.
Для музыкального выражения трагического (как более или менее продолжительного, "длящегося" эмоционального состояния) композиторы всех эпох (по крайней мере, с эпохи барокко) чаще всего используют одновременное сочетание "экспрессивных" и "сдерживающих" музыкальных начал. В трагической музыке обычно явственно заметны два основных пласта: сочетание "обостренно-эмоциональных черт музыкального языка" (которое можно интерпретировать как отражение человеческого, "страдательного", "индивидуализированного" начала, выраженного в "человечески-теплых" интонациях) и "сурово-сдерживающих сил музыкального развития" (начало "сверхличное", или, точнее, "внеличное", которое является "неявным", скрытым в глубине музыкального материала).
Именно трагическая музыка представляется слушателям более глубокой и более совершенной – возможно, потому, что именно трагическая музыка передает онтологическое несовершенство существующего мира, в котором наряду с "видимым" есть "неведомое" и "невидимое", опасное и способное быть губительным для человека, но именно трагическая музыка несет и таинственные энергии "живых логосов бытия" – те энергии, которые свидетельствуют о существовании иного бытия – совершенства иного, горнего мира.

5. Доклад старшего научного сотрудника В.П. Троицкого "Диалектика – диалог – интонация".
М.М. Бахтин, как известно, не особенно жаловал диалектику и явно предпочитал ей диалог. Напротив, А.Ф. Лосев, хотя и ставил диалог весьма высоко, однако к диалектике относился особенно трепетно и, вместе с тем, весьма конструктивно. В наше сознание так и входят эти два имени – буквально разведенными по двум "полюсам" культурного пространства: где-то "здесь" диалог и Бахтин, где-то "там" диалектика и Лосев. А почему?
Кажется, многое становится понятным, если мы напрямую воспримем одно вполне ясное определение Бахтина, зафиксированное в записях 1970-1971 годов: "Диалог и диалектика. В диалоге снимаются голоса (раздел голосов), снимаются интонации (эмоционально-личностные), из живых слов и реплик вылущиваются абстрактные понятия и суждения, все втискивается в одно абстрактное сознание – и так получается диалектика". Несколько огрубляя, бахтинское суждение можно вообще выстраивать почти формульно: диалог минус интонация равняется диалектика.
Да, именно интонация, по Бахтину, как раз и является ключевой в указанном разведении по двум "полюсам". Вот где принципиальная разница. Бахтин признавал интонацию только в звучащем слове, содержал ее в средствах речевого выражения человека и призывал к преодолению "монологической" модели мира, которую возводил к сократическому диалогу. Лосев же видел – или, вернее, – слышал интонацию везде, оставлял ей место в любом диалектическом процессе и считал необходимым проводить интонирование, как он выражался, "по всему космосу". У него строилась отнюдь не "монологическая", а как раз "полифоническая" (за что и ратовал Бахтин) картина мира, целостная "интональная" картина мира. Мир, энергийно выстроенный, мир, данный в извечной разнотипной напряженности и бытийственной интенсивности, по Лосеву, так именно и устроен в целом: в диапазоне от мельчайшего "дрожания" атомов, далее в еще досмысловом человеческом аффекте и затем осмысленном слове вплоть до космического хора "небесных сфер". Следует только различать и специальным образом, вплоть до аккуратной терминологии, закреплять в описании эту "разнотипную напряженность" бытия.
Лосевское мировосприятие базируется на длительной и неуклонно укрепляющейся традиции. Здесь прежде всего следует назвать стоическое учение о tonos’е бытия (для стоиков быть всегда означало быть в той или иной степени), а также и общеантичное представление о теле, всю оригинальность которого сам Лосев в своей "Истории античной эстетики" заключал "в потенциальном характере тела, в его текуче-сущностной структуре и в бесконечно разнообразной типологии его смыслового напряжения".
Замечательны по силе и яркости диалектические построения Николая Кузанского из трактата "Об ученом незнании", также относящиеся к указанной традиции, – она закреплена уже на христианской почве. Это учение о свернутом "комплицирующем" абсолюте и его развернутости в тварном мире "стяженных" (или "конкретных" – contracta) вещей. Своеобразным символом всеобщей "контракции-тоносности" бытия может служить знаменитая пирамида света и тьмы, которую Кузанец считал основной парадигмой (мы бы теперь сказали моделью) Вселенной.
Не ставя, конечно, задачи дать хотя бы конспективное изложение истории диалектических теорий Нового времени, так или иначе трактовавших tonos бытия, мы остановимся только на некоторых отечественных примерах и только на временном отрезке минувшего века. Из философской области тут прежде всего вспоминаются В.Ф. Эрн с его учением о логосе и тоносе, а
также А.А. Мейер с его учением о слове и славе. Из области литературного творчества назовем тоже хотя бы только двух выдающихся мыслителей-художников, тонко чувствовавших и впечатляюще отобразивших фундаментальную "напряженность бытия" – это Вяч. Иванов и его поэмы "Тантал" и "Человек", это Леонид Леонов и его роман-наваждение "Пирамида". Вспоминая леоновские описания "мироздания по Дымкову", пусть и фантастические описания, мы теперь начинаем по-новому понимать и новыми глазами видеть, почему ныне странным образом хотят сомкнуться и, кажется, сомкнулись два отдаленных тысячелетиями образа мира – вселенское "веретено" из "Тимея" Платона и "суперструны" современной физики.
Да, предмет исследования единой интонологии может простираться от культуры до космологии. Как правильно сказал Лосев, современность нуждается в синтезе, и единая интонология вполне способна соответствовать этому требованию.