Расширение междисциплинарного взаимодействия в гуманитарной сфере, освоение новых исследовательских подходов, заимствованных из смежных наук, обновление понятийного аппарата – одна из ведущих тенденций современного этапа исторической науки. Поэтому анализ такого общепризнанного этнографического объекта, как костюм, с точки зрения единой интонологии безусловно привлекателен.

1. Введение

Единая интонология – формирующееся научное направление, осмысляющее материально-энергетическую основу разумной жизни, мыследеятельности. С этой точки зрения результатом мыследеятельности предстает весь окружающий нас мир и в первую очередь человек – удивительная по сложности и гармонии материально-энергетическая форма мыслящего тела (мыслетела). Теория единой интонологии исходит из того, что невидимая по своей природе энергия мысли постоянно развивается, превращается (процесс intonare) и перманентно "выводит себя вовне", то есть проявляется в виде видимых, очевидных, чувственно воспринимаемых материальных форм (мыслеформ). Имеются в виду не только материальные предметы, но и чувственные образы, и структурно-символические образования (языки, искусство и др.), и разнообразные виды действий (речь, музыка, обряды и пр.) По существу вся культура человечества предстает как воплощение его мыследеятельности, претворенной в ощущаемые, воспринимаемые, материальные мыслеформы и мыслетела.
Каждая мыслеформа – материально-телесный вариант мысли – несет в себе определенные смыслы и, обладая энергетической природой, находится в состоянии постоянно изменяющегося напряжения, поскольку участвует в беспрерывном процессе разумной жизни. Эти разнообразные состояния мысли и отражает интонация – действенно-энергетическое свойство всей мыследеятельности.
Содержание (смысл) любого мыслетела может быть выражено по-разному – словами, музыкой, пением, рисунком, пластикой телодвижений и пр. Существует широко распространенное убеждение, что основным выразителем мысли является слово, однако последние исследования антропологов заставляют усомниться в нем: по их данным, всего около 7% информации передается в словесной, а остальные 93% – в невербальной форме (точнее – мимикой, позами, жестами, запахами и пр. – около 55% и голосовыми паралингвистическими сигналами – 38%) [1, с. 2]. То есть мысль чаще проявляет себя как раз без слов, невербальным образом.
Знаки и символы, унаследованные современными людьми от первобытных предков, оказались продуктами особого, еще мифологического мышления. За последнее столетие в мировой науке произошел прорыв в изучении этих ранних форм человеческой мыследеятельности (А. Леви-Брюль, К. Леви-Стросс, М. Элиаде и многие другие): в основных чертах было реконструировано архаичное мировоззрение, в котором человеческая мысль оформлялась отнюдь не только словесно-ритмически, но и в деятельности мифологических и религиозных персонажей, в сопутствующих им материальных атрибутах и т.д. "Действие, вещь и слово составляли в семантическом генезисе одно слитное целое" [2, с. 199].
Историками и антропологами доказано, что уже с палеолита человек использовал материальные вещи не только в практических, но и в символических целях, в качестве знаков и строил из них "мир символов", причем в разных ситуациях любая вещь могла превратиться в знак или, напротив, утратить эту функцию [3, с. 398-406; 4, с. 39 и др.].
Установлено также, что на создание этого видимого воплощения невидимой мысли (мыслеформы) оказался способен только человек современного типа (homo sapiens sapiens = мыслетело), который умел уже не только думать, но и выражать, "произносить" свои мысли. Само тело человека оказалось идеально приспособленным для этого (голосовые связки – для устной речи, другие части тела – для жестов, мимики, поз, телодвижений, физиологическая система организма – для разного рода внешних эмоциональных проявлений и пр.) [5, с. 42].
Однако каждый человек знает, что в ситуации общения немалую роль играет не только само физическое тело, но весь внешний облик человека, включающий и физическое тело, интонирующее мысль и чувства, и его "продолжение" – костюм. Под этим термином подразумевается сложившийся в культуре комплект вещей (из одежды, обуви, головных уборов, украшений, аксессуаров), а также их общий декор (включая традиционные принципы и способы оформления человеческого тела, как то: прически, макияж, татуировки, разукрашивание с соответствующими средствами косметики и парфюмерии).
Если воспринимать костюм в таком контексте, нам, людям современного мышления, как будто несложно представить его продолжением тела: это то, что мы действительно видим (на поверхности). Сложнее рассмотреть это же утверждение под углом зрения интонологии, то есть представить костюм как мыслеформу, тесно связанную с мыслетелом (человеком), но главное – показать: как именно связанную? Как костюм "произносится", как он отражает состояние мыслящего тела, как он интонирует, выражает человека? Иными словами – как мыслетело "пишет" о себе в этой мыслеформе (костюме)?
В исторической перспективе возникает ряд вопросов: насколько интонологические воззрения универсальны и закономерны (не противоречат ли они выводам историков-этнографов)? Как соотносили костюм и человеческое тело древние люди? Чтобы ответить на эти вопросы, необходимо обратиться к истории костюма, но прежде целесообразно напомнить о двух моментах.
Первый: архаическое (или мифологическое) мышление людей на ранних стадиях исторического развития (в первобытную эпоху и раннегосударственный период) во многом было принципиально иным по сравнению с нашим, современным, и поэтому оно трудно для нашего восприятия; а уже расшифрованные его фрагменты поражают своей сложностью. Об этом надо Помнить и во время рассуждений о символической роли исторического костюма.
Второй: расхожий образ первобытного человека – полуодетого дикаря в накинутой на плечи шкуре – на самом деле далек от реальности, убедительно реконструированной историками. Древнейшие люди, по-видимому, уже не считали нормой обнаженного человека, напротив, они тщательно и продуманно прикрывали тело цветами и растениями, перьями и бусами, наконец, татуировками и росписями (вспомним американских индейцев с их сложными головными уборами и затейливым макияжем). Такие архаичные костюмы, конечно, коренным образом отличаются от наших нарядов и, прежде всего, тем, что они меньше всего зависели от личного вкуса или настроения человека (как часто бывает у нас), а определялись совсем иными обстоятельствами.
Оставляя за скобками первую, сугубо утилитарную функцию костюма (защиты человека от природно-климатического воздействия), обратимся сразу к другой его стороне – к средствам, интонирующим мысль костюма, то есть к изученной этнографами знаковой природе костюма. Среди его знаково-символических функций (в качестве продолжения тела) различаются две основные: 1) выражение телесной структуры и эмоционально-психологической индивидуальности человека и 2) манифестация его культурно-социального статуса.

2. Костюм и человеческое тело

Костюм и человеческое тело с глубокой древности воспринимались людьми в неразрывной связи. Человек не мыслился без костюма, поскольку в таком случае он был не опознаваем и асоциален, что, согласно мифологической логике, считалось ненормальным, неестественным, даже опасным.
Показательно, как древние люди осмысляли само человеческое тело. Археологи и антропологи засвидетельствовали на всем протяжении человеческой истории разнообразные манипуляции человека с телом: бытовые и ритуальные, прижизненные и посмертные (обычай искусственной деформации черепа у детей, практика прижизненной лечебной или символической трепанации черепа и др.) Древние люди природный язык тела нередко дополняли новыми знаками, "живыми символами" (скальпированием, ритуальной ампутацией пальцев, самопусканием крови в знак траура и т.п. [6, с. 264-265]).
Этнографы, изучающие быт современных, но отсталых народов с традиционного типа культурой, свидетельствуют, что во время т.н. переходных обрядов тоже обычно манипулируют с телом, обращаясь с ним как с куском дерева, корежа и как бы "исправляя" его. Дело в том, что всякое переделывание, слом, уничтожение, разрушение, растворение физического тела человека, согласно логике мифологического мышления воспринималось как временное пребывание в состоянии символической смерти, только после которой и становилось возможным его возрождение (уже в новом качестве). Этот основной архетипический, фундаментальный концепт умирания-возрождения, позднее положенный в основу многих религиозных вероучений, и был сутью ритуалов перехода. После переходных обрядов люди обычно несли на своем теле знаки своего нового качества – шрамы, узоры на теле и лице, особые прически, элементы декора одежды и т.п., которые по существу были сакральным текстом, свидетельствующим об изменившемся статусе человека. Целью подобных действий также была демонстрация социального или этнокультурного статуса отдельных людей или групп населения.
В то же время древние представляли человека как неразрывное единство тела и души (или душ), уподобляя его микрокосму (изоморфной части макрокосма) или вселенной.
Эти связи особенно явно обнаруживались во время разнообразных ритуалов, поэтому именно обрядовые, праздничные одеяния обычно выразительнее всего демонстрировали тождество человека и его костюма. Так, например, воспринимали наряд шамана для камлания: считалось, что костюм и шаман составляют одно целое, и поэтому любой изъян в костюме непременно должен был вызвать болезнь, несчастье или даже смерть человека.
Издревле бытовало множество обычаев и обрядов, в которых костюм либо заменял собой живого человека, либо имитировал тело покойного. В традиционном обществе люди верили, что сразу после смерти человека его живая душа сначала некоторое время пребывала в доме, у его постели, а затем ее вместилищем становился костюм умершего. С этим поверьем связаны различные ритуальные действия: например, иногда одежду покойного принято было вывешивать на чердаке дома, где она оставалась до полного истления. Славяне поминали умершего над предметом из его одежды, поскольку верили, что в нем обитает душа покойного [7, с. 62]. Туркестанцы тоже оплакивали пропавшего человека, давно покинувшего дом и не вернувшегося к сроку, так что неизвестно было, погиб он или жив. В таких случаях его родные и друзья тоже устраивали по всем местным поминальным канонам обряд над его костюмом (поскольку отсутствие, согласно принципам архаического мышления, воспринималось как временная смерть).
Таким образом, в свете интонологии костюм в древности воспринимался как часть человека (мыслетела) и, следовательно, также был одушевлен, "оживлен" сверхъестественной субстанцией (душой), которая придавала ему животворящую силу (энергию мысли). По существу это слияние мыслеформы с мыслетелом.
Исследуя мировоззрение уже далеких от первобытности, цивилизованных народов, историки античной культуры также отмечали у них ту же фундаментальную идею о связи макрокосма и микрокосма, а непременный атрибут человека, костюм, настолько отождествлялся с телом (а значит, и со вселенной), что следствием любой ритуальной смены одеяний считалось изменение самой сущности человека [2, с. 223].
Как в русских волшебных сказках (как известно, во многом воссоздающих реалии архаики) переодевание героев (или приобретение аксессуаров костюма – волшебной шапки, сапог-скороходов, меча или зеркала) коренным образом изменяло их врожденные свойства (они становились невидимыми, более сильными, прозорливыми, быстрее передвигались и т.п.), так и в реальной жизни многое подтверждало мнение о влиянии костюма на сущность человека. В этой связи показательно отношение русских крестьян ХIХ в. к ряженым, без которых не обходился ни один народный праздник. Само это действие (переодевание "не в себя") считалось опасным, т.к. влияло, "искажало" природу человека, поэтому после празднеств ряженые тщательно очищались, совершая магические ритуалы.
Аналогичное представление сохранялось в традиционных обществах вплоть до начала ХХ века. Особенно ярко оно проявлялось в переходных обрядах т.н. жизненного цикла (связанных с рождением ребенка, свадьбой молодых людей, наконец, похоронами, то есть переходом на тот свет). "Правила" ношения одежды, уборов или украшений в разных возрастных группах жестко регламентировались традицией, контроль в этом отношении был строг, так что включение в костюм каких-то элементов, выбранных по собственному вкусу или желанию, было абсолютно невозможно. Это объясняется тем, что любое изменение костюма – непременного элемента переходных обрядов – выражало качественную, смысловую, фундаментальную трансформацию человека (во всех его воплощениях – в физическом, социальном, метафизическом – космическом).
Рассмотрев эти исторические представления, можно с уверенностью сказать (пользуясь терминологией единой интонологии): костюм – это материальное осознание тела (мыслетела), на котором мысль "прописывала" себя изнутри и вовне. Что значит "вовне"? Об этом – третья часть сообщения.

3. Основные функции (смыслы) костюма

Итак, следуя за выраженной невербально мыслью людей древних и традиционных обществ и придерживаясь теории единой интонологии, о костюме, неотъемлемой части человека, можно сказать следующее: он есть разумное его воплощение, потому что именно костюм "произносит" (или интонирует) мысль о человеке (носителе). Само содержание "высказывания" костюма, его смыслы воплощены в его функциях, из которых две, на мой взгляд, основные: широко понимаемая защита человека и активное участие в общении, использование костюма как средства коммуникации.
Защитная функция костюма очевидна и закономерна: он отделяет, отгораживает от внешнего мира, как бы "ограничивает" человеческое тело, тем самым защищая его от естественного, но главным образом – от сверхъестественного воздействия (людей и духов).
Чаще всего роль оберегов в костюме выполняли разного рода декоративные элементы – особо орнаментированные детали костюма (вышитые элементы одежды или особо разукрашенные накидки, платки, занавеси, повязки, ленты, пояса, головные уборы, а нередко и обувь, чулки и носки). Обращает внимание расположение декоративных "зон" в костюме и места прикрепления съемных украшений, обычно они концентрируются вокруг наиболее "уязвимых" (с народной точки зрения) точек тела. Например, на старинной одежде всегда декорировали полы, подол, шейный и грудной разрез, обшлага рукавов на рубахах, халатах и низ шаровар, т.е. магически закрывали доступ к телу негативных сверхъестественных воздействий извне. Эту же "защитную" функцию выполняли и разнообразные вышитые особым "магическим" узором нагрудники, фартуки, ленты с нашитыми металлическими бляшками, кисточками, бахрома на спине халатов, безрукавок и пр. Кроме того, все это видимое разнообразие в старинной одежде дополняли не видные снаружи декоративные вставки (из контрастных по цвету, ярких лоскутов), которые вшивали в потаенных местах – под мышками рубах и в шаге на штанах.
Еще более сильными апотропеями считались собственно украшения – из металлов, камней, ниток, кожи, дерева. Уже сам их материал и формы (бахрома, замкнутое кольцо, ромб, колокольчик, кисточка, треугольник и др.) магическим образом отгоняли "злые силы" и в то же время как бы "замыкали" само тело, сохраняли его жизненную энергию, его целостность, необходимую для роста и развития, для увеличения плодовитости. Именно поэтому в костюме людей фертильного возраста знаки плодородия всегда соседствуют с оберегами. У многих народов принято уже младенцам в колыбели надевать нитку бус на шею или браслет на руку или на ногу и простенькие колечки-сережки. Это делали, разумеется, не для украшения ребенка, а исключительно с защитно-магической целью. Соответственно возрасту, костюм усложнялся и оснащался все более сложными украшениями, особенно на женских головных уборах, к которым прикрепляли налобные, височные, теменные, затылочные, ушные, заушные, наконец, накосные украшения. Все они были оберегами (преградой) и/или знаками плодовитости, той порождающей силы, которая обеспечивает человека детьми, богатством, процветанием, то есть продолжением жизни.
Таким образом, в свете интонологии любой традиционный костюм предстает как часть человека (мыслетела), смысл и назначение которой – оградить его от вредоносного внешнего воздействия и в то же время служить проводником животворной силы, порождающей энергии, подпитывающей человека в его мыследеятельности.
Но это не единственный смысл костюма.
Костюм как средство коммуникации, как полноправный участник общения – другая его важная функция. Огромная роль костюма в современном общении, пожалуй, ни у кого не вызывает сомнения. Легко представить обычную ситуацию: невербальное "сообщение" костюма о его хозяине и нашем будущем партнере поступает к нам еще до начала разговора, оно мгновенно позволяет представить, с кем имеешь дело, как соотносится данная персона с существующей статусной "картиной мира".
Подобные сведения можно получить и иным способом (из визитки или мнения третьего лица и пр.), но костюмное "сообщение" несравненно богаче: ко всему прочему, иногда одного взгляда на вошедшего достаточно, чтобы определить, каково в настоящий момент его эмоциональное состояние, намерения, самооценка, настроение, ожидаемый отклик и многое другое, от чего зависит избираемый характер взаимодействия, то есть тональность общения.
Описанная ситуация типична для современного общества, где костюм в первую очередь, пожалуй, свидетельствует о свойствах личности человека: об особенностях его характера и ментальности, об эмоционально-психологическом настрое (в момент общения); хотя параллельно он же призван демонстрировать и некоторые важные (с точки зрения массового сознания общества потребления) социальные параметры: сословно-финансовое положение человека, его принадлежность к "элите", реже – общекультурный, эстетический уровень развития и пр.
Другое дело – костюм в традиционном обществе, который прежде всего был манифестацией культурно-социального статуса человека, потому что его сословная, родоплеменная, религиозная, этническая, культурно-территориальная, половая, возрастная, профессиональная и другие подобные характеристики считались самыми важными свойствами. Это был своеобразный "паспорт" человека, в котором языком костюма демонстрировался общественный облик. Понятно, что костюм, отражающий столь значимые общественные характеристики человека, не мог надеваться по личному желанию, настроению или усмотрению человека, право носить или менять подобные костюмы получали исключительно через обряд (то есть для этого требовалась санкция не человеческих, а сверхъестественных сил).
Как видим, костюм всегда являлся и является невербальным способом идентификации человека, которая может быть и намеренно-осознанной, и объективно-бессознательной, и эмоционально-психологической, и чисто информационной. Примером может послужить использование разного рода униформы (от исторических царских одеяний или четко разработанных знаков иерархических отличий у военных и священнослужителей – до робы арестантов, особой формы одежды у школьников, наконец, до "dress-code" у сотрудников крупных корпораций).

* * *

Но для человека традиционного общества коммуникация не исчерпывается контактами с себе подобными. Есть еще одна сторона взаимодействий – постоянная связь человека (микрокосма) с вселенной (макрокосмом), с потусторонним, сверхъестественным миром (в развитых религиях – с Богом). Об этом ярко свидетельствуют именно исторические костюмы: одеяния священников, шаманов, всех лиц, которые непосредственно участвовали в общении с неземными силами, всегда выделяются, отличаются от их повседневного костюма. Такой обычай известен всем народам и различается лишь степенью сохранности и формой культа, то есть это правило универсально и фундаментально. Согласно религиозным учениям и представлениям человек не мог находиться вне общения с Богом (или с богами и духами). При этом роль костюма, конечно, была вторичной, но обязательной: костюм участвовал в диалоге, свидетельствуя о статусе и состоянии верующего человека, о его намерении и отношении к сверхъестественному миру и населяющим тот существам.
В наше время такое "космическое" видение костюма уже утрачено, хотя по инерции еще сохранились его следы.
Широко известно обыкновение современных верующих надевать особую одежду или элементы костюма (головной убор, обереги-украшения, сакральные предметы и пр.) на время богослужения или молитвы, при посещении храма или святыни. О том, что именно так на протяжении тысячелетий люди осмысляли обрядовый костюм, свидетельствует множество ритуальных предписаний и верований у разных народов мира. Вот один показательный пример.
В Средней Азии невесты славились исключительно ярким, роскошно декорированным и обильно уснащенным металлическими украшениями свадебным костюмом, который молодухам полагалось носить лишь до рождения ребенка. В то же время весь период от свадьбы до рождения младенца женщине предписывалось находиться в изоляции: она не должна была выходить со двора и даже с женской половины дома, так что в упомянутом роскошном одеянии ее могли видеть лишь несколько ближайших родственниц и муж. С точки зрения современного здравого смысла ситуация складывалась абсурдная – непонятно, зачем ей был нужен этот насыщенный символами-смыслами костюм и кому он был "адресован". Поскольку очевидно, что имелись в виду не люди ("горизонтальные связи общения"), остается предполагать, что этот костюм предназначался тем, с кем общение было не менее обязательным и систематическим, – различным персонажам сверхъестественного Мира ("вертикальные связи"). Действительно, архаическое сознание относило женщину в начале семейной жизни (до появления первых детей) к существам, находящимся в пограничном состоянии между двумя мирами (земным и потусторонним), отчего она и должна была "заявить" о себе (посредством костюма) также обитателям потусторонним.
Упоминавшиеся выше отличия современного костюма от традиционно-исторического можно дополнить. Например, народный исторический костюм очень консервативен: он изменяется редко, лишь в масштабе человеческой жизни, и обладает удивительно устойчивыми формами, почти неподвластными временным трансформациям и тем более моде. Может быть, поэтому такой (традиционный) костюм в своих основных характеристиках зависит не от желаний и намерений индивида, а преимущественно от установлений общества, которое контролирует "высказывание" человека о себе с точки зрения его истинности.
Народный традиционный костюм имел еще одну особенность: исключая последние 2-3 столетия (например, у русских – до 17 в.), он был единым для всех классов, сословий и общественных групп. Структура, форма и декор костюма зависели только от возраста, пола и территории проживания человека, но никак не от его имущественного положения (богатые одежды отличались лишь использованием более или менее дорогих тканей, а бедные и богатые комплекты украшений у таджиков в ХIХ-ХХ в. различались только числом ювелирных изделий). То же касается и обрядовой, например свадебной, одежды: недаром у многих народов особый наряд невесты (венчальное платье у русских или праздничный, особого покроя, вышитый халат у таджиков) хранился в сундуках веками¹, и ими поочередно пользовались невесты нескольких поколений. Это обыкновение акцентировало тождественность народного исторического костюма во все времена (то есть его "вне-временность" и вне-социальность).
Совсем иные характеристики демонстрирует костюм в наше время.
В "современном" костюме господствуют смыслы самого автора-носителя, поскольку он волен выражать свое "я" и, в частности, выбирать из великого множества разновидностей и типов костюма что-то подходящее себе для конкретной ситуации и с разными целями – "предъявить" себя, "скрыть" себя или представить в "маске" (театрализация, костюм-обманка). При этом "диктат общественного мнения" не столь значителен, как в традиционном обществе, где обычно костюм индивида очень жестко контролировался его ближайшим окружением, так что влияние личности носителя на специфику его костюма, напротив, было весьма ограничено. Почему? Потому, что общественное мнение опиралось на авторитет сверхъестественных сил, имело религиозную основу.
В современном обществе контроль общественного мнения над соответствием человека и его костюма уже далеко не столь пристальный и обязательный, как прежде. Возможно, из-за усиления личностного начала у современного человека, возможно, из-за опосредованности человека и коллектива... К тому же в современном костюме чувствуется общественный диктат другого рода: мода и вообще ориентированность на сокрытие истинных статусов человека и пр. (замена их на фиктивные и пр.)
Современные люди в массе случаев меняют форму платья или стиль прически просто из-за того, что изменились ситуация, мода, этикет или что-то другое. Но если имеется в виду кардинальная смена костюма и личной "манеры одеваться", то уже установлено, что в костюме человек всегда вольно или невольно высказывается о своих идеалах в двух направлениях – относительно статусов и ценностей. Одежда – всегда носитель этих смыслов и вместе с тем способ манипуляции ими [9, с. 118].

4. Об интонации в костюме

Любой живой язык (словесный или невербальный) не может существовать без речи, что, конечно, касается и "языка костюма" [10, с. 122-123].
В чем чаще выражается "костюмная" речь? По-видимому, ее следует искать в правилах, обыкновениях, стереотипах функционального использования костюма (по назначению), то есть в
устойчивых обычаях и обыкновениях его ношения, в индивидуальной манере одеваться.
Например, в начале XIX в. военным надлежало являться на балы в мундире и при шпаге, которую во время танцев полагалось снимать, но некоторые молодые люди не делали этого. Подобный костюмный жест придавал всему образу молодого человека новую интонацию, дополнительный смысл, который в его кругу неминуемо истолковывался как демонстрация того, что личную, внутреннюю жизнь этот офицер ставил выше условностей бального этикета [9, с. 117], то есть коллективного стереотипа. Этот пример – яркий случай интонирования мыслетела (мундир офицера) через мыслеформу (изменения в костюме).
В этом же ряду стоят и "костюмные высказывания" представителей различных молодежных субкультур современного мега полиса (рэперов, металлистов, байкеров, метросексуалов и пр.). Они тоже заявляют о себе, но введением в повседневный костюм особых деталей и признаков, рассчитанных главным образом на эпатаж (множеством цепей и металлических заклепок и украшений, особыми экзотическими прическами и макияжем или, напротив, нарочитой небрежностью в использовании "фирменной" одежды). В таком поведении – явно осознанное коммуникативное намерение: выбирая себе ту или иную внешность, костюм, человек определенным образом высказывается о себе (здесь – "выкрикивает" себя!), предлагает окружающим (здесь – навязывает, самой нелепостью наряда привлекая внимание зрителей) избранный им образ себя, часто весьма далекий от "первоисточника" = мыслетела, от реальной личности, неадекватный ей. По сути это своеобразная униформа. А поскольку в сознании человека способ одевания напрямую связан с различными системами ценностей (индивида или целой группы), то смысл и интонация их нарядов проступают очень внятно: протест, угроза, агрессия, нарочитое и даже ожесточенное противопоставление общепринятым стандартам морали и эстетики, отличие ради отличия. А по сути – это отказ от демонстрации личности, скорее – возврат к первобытным, историческим демонстрациям коллективной, групповой принадлежности (идентификации). Она, эта демонстрация – на первом месте и она оттесняет личность.
Как видим, содержанию любого вербального высказывания интонация придает дополнительную, особую эмоционально-энергетическую и невербальную характеристику произносимой мысли. Обычно интонация проявляется посредством видимого (мимика, жесты, пластика телодвижений) или невидимого напряжения разных частей человеческого тела (голосовых связок, давления крови в сосудах, других физиологических процессов). Но пока еще остается открытым вопрос – в чем и как можно уловить интонацию костюма. Очевидно, поиски следует начать с выявления основных типов "костюмных высказываний" и с определения энергетической напряженности костюма, связанной с фундаментальным концептом интонологии – тоносом.
Наличие энергии в любой материи есть признак жизни, непрерывного развития, движения (видимого и невидимого, пространственного и временного, реального и символического), то есть постоянного изменения.
В костюме проявление энергии (напряженности) следует искать прежде всего в вариациях и трансформациях его смыслов. Степень "наполненности" костюма (как мыслеформы) смыслами, по-видимому, и является показателем его энергетической напряженности.
Вот несколько последовательных "шагов" в восприятии костюма (и его напряженности).
Пожалуй, первый шаг – привлечение внимания к костюму. Самый общий взгляд на костюм, обычно, прежде всего отмечает такие параметры, как общепризнанную (в данной культуре) комплектность костюма, его общий силуэт (привычный/непривычный, узкий/широкий, длинный/короткий, сложного/простого покроя и др.), интенсивность колорита (яркая/блеклая цветовая гамма, многоцветный/однотонный, и пр.), характер декора (крупный/мелкий орнамент, плотность рисунка, обычный/экзотический и др.), наконец, привычную или непривычную форму отдельных элементов костюма (одежды, головных уборов, прически, аксессуаров и пр.). Все названные признаки связаны с представлением о норме или отклонении от нее. Автор-носитель костюма намеренно или бессознательно старается привлечь (или, напротив, не привлекать) внимание к себе (и костюму), для чего он в большей или меньшей степени нарушает существующие стандарты либо полностью выдерживает их, выражая этим степень смысловой напряженности костюма. Таково наше обыденное представление о первом шаге, который в пределах единой интонологии означает не что иное, как привлечение внимания другой мысли, и это происходит сразу, без препятствий, так что энергия мысли, привлекшей внимание, начинает взаимодействовать с другой мыслью.
За этим следует второй шаг – интонирование мысли, то есть основное высказывание на языке костюма. В современной ситуации чаще всего цель этого шага – предъявление себя окружающим (или партнеру): либо выражение общего настроя автора-носителя [тон – частота вибрации], который может выражать вполне рациональные намерения (например, легкость или серьезность, основательность отношения к делу или конкретной ситуации фиксируется выбором костюма – "свободного" или, наоборот, тщательно подобранного и функционально соответствующего случаю – посещению театра или загородной поездке); либо демонстрация сиюминутного, эмоционального индивидуального состояния (агрессия, эпатаж, ирония, игривость и др.), либо, наконец, акцентирование каких-то устойчивых черт характера (решительность, смелость или сдержанность, склонность к норме или вольнодумство, небрежность или аккуратность, широта взгляда на мир, открытость или закрытость характера и многое другое). Одно из этих намерений может определить кульминацию всего высказывания, но не станет его окончанием.
Наконец, последний шаг – восприятие костюмного высказывания, то есть реакция окружающих на костюм. Оно предполагает бытование в конкретном культурном сообществе общепринятых невербальных знаков и символов, к тому же связанных с множеством местных запретов и предписаний, касающихся ношения костюма. Люди выполняют их по-разному: одни – полностью (и сам этот факт на "языке костюма" означает личность определенного психологического типа и с конкретными намерениями), другие – не всегда, случайно или преднамеренно нарушая их. Большие или меньшие отступления от местных правил – это уже своего рода "жестовое" поведение; из него складывается индивидуальная или групповая манера одеваться (то есть по существу интонаре, "произнесенное"), в конце концов выражающая отношение к окружающему.
Свободный выбор одежды и прочих частей костюма в современном обществе – тоже своеобразное высказывание. Любой выбор костюма в типовых ситуациях может быть как сознательным, так и вполне бессознательным, но он всегда является сообщением о ценностях носителя. По большому счету, современный человек своей манерой одеваться, своим отношением к одежде (в разных вариантах) выражает даже такую фундаментальную морально-психологическую установку, как тип своей жизненной позиции. Психологи выделили несколько основных вариантов самооценок и, соответственно, систем жизненных ценностей, каждый из которых обусловливает совершенно определенную манеру одеваться: подчеркнуто аккуратно или нарочито небрежно, со склонностью к изыскам или намеренно стандартно, легко пользуясь чужим или нет, демонстрируя пренебрежение к любой одежде или тщательность в ее подборе и т.д.) [11, с. 213].
Привлекает внимание сам процесс восприятия костюма – то есть интонирование его смысла для воспринимающей себя мысли. Задуманный изначально образ костюма (его смысл), воспринятый многими людьми, как бы расщепляется на несколько индивидуальных мнений-образов. Исходный импульс (авторский замысел) как бы задает тон всему происходящему, определяется общая тональность восприятия. Далее окружающие воспринимают и оценивают костюм в предлоенной тональности – в виде соответствующих словесно-невербальных реакций, соглашаясь или отрицая, дополняя или редуцируя начальный образ костюма. В итоге взаимодействий разных оценок-откликов формируется более-менее общепризнанный (для данной ситуации и всех присутствующих) новый, обогащенный образ рассматриваемого "человека-в-костюме". Он заключает в себе уже не только привнесенные "цензурой" зрителей дополнительные смыслы (оценка первоначального замысла, его соответствие стереотипам и нормам, сочетаемость со стереотипным представлением о конкретном человеке-носителе костюма и т.д.), но и сообщенную ими новую интонацию, новую степень энергетического заряда.
Поэтому с точки зрения единой интонологии костюм, внешне (в материальном, физическом плане) практически неизменный, по сути превращается уже в новую мыслеформу, состоящую из обновленных смыслов и полученной энергетической заряженности. Очередной акт интонаре – становления, выражения энергии мысли материальной формой (костюма) – состоялся.

 

Примечания

¹ Правда, со временем положение изменилось, и праздничное, дорогое платье или комплект украшений стали передаваться только от матери дочери (см. [8, с. 613], полевые материалы автора).

 

Литература

1. Бутовская М.Л. Язык тела: природа и культура. М., 2005.
2. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. Л., 1936.
3. Топоров В.Н. Древо мировое // Мифы народов мира. М., 1980.
4. Кнабе Г.С. Язык бытовых вещей // Декоративное искусство. 1985. № 1 . С. 39.
5. Винарская Е.Н. "Интонаре" общей интонологии в свете психофизиологии // Интонология. Академические тетради. Одиннадцатый выпуск. М., 2006.
6. Медникова М.Б. Манипуляции с телом человека в древности (ритуалы прижизненные и посмертные) // Этология человека и смежные дисциплины. Современные методы исследования. М., 2004.
7. Толстая С. Тело как обитель души: славянские народные представления // Тело в русской культуре. М., 2005.
8. Терещенко А. Быт русского народа. СПб., 1848.
9. Адоньева С.Б. Одежда как высказывание // Адоньева С.Б. Категория ненастоящего времени. СПб., 2001.
10. Барт Р. Основы семиологии // Структурализм: "за" и "против". М., 1975.
11. Берн Э. Игры, в которые играют люди. Л., 1992.
12. Гаген-Торн Н.И. К методике изучения одежды в этнографии СССР // СЭ. 1933. № 3-4.
13. Лотман Ю.М. Несколько мыслей о типологии культур // Языки культуры и проблемы переводимости. М., 1987.
14. Мазалова Н.Е. Состав человеческий: человек в традиционных соматических представлениях русских. СПб., 2001.