С.В. Прожогина

Любовь земная
(Концепт Родины в творчестве франкоязычных магрибинцев)

Москва, 2004

К читателю

Отечества и дым
нам сладок и приятен...
Г. Р. Державин, "Арфа", 1798 г.

Все помнят, конечно, эти слова – о "дыме Отечества" – из монолога Чацкого, но может быть и не знают, что иронично цитируя Г.Р. Державина, А.С. Грибоедов невольно напомнил нам об их латинском истоке – изречении, утверждающем именно сладость этой горькой "субстанции": "Et fumus patriae dulcis"...
А исток этот, как полагают исследователи, пленивший Державина, восходит к Гомеру: для его Одиссея и смерть, пусть в объятиях Калипсо, но в плену, была бы сладостна, – лишь "видеть бы дымок, на кровлях вьющийся домов родной Итаки"...
Да и Овидий, в своих "Понтийских посланиях", тоскуя в изгнании, жаждал иметь возможность "хоть дым увидеть с очагов родных"... "Невыразимая сладость" родной земли, даже в образе горького дыма, пленив поэтов, не позволяет человеку забыть о себе.
Наверное, если удалиться во времени и еще глубже уйти и в историю, и в литературу, то можно зафиксировать уже в изначале перемещений народов по земле это странное чувство, посещающее человека на чужбине или при возвращении его домой из долгих странствий...
Странно оно, это чувство, и сейчас, когда все чаще и чаще люди уезжают с родины, сознательно покидая ее или удаляясь на время.
Странно потому, что связи с родиной стали и проще, и возможнее, и чаще... И тем не менее. И временное расставание с ней, и томительное долгое ожидание встречи, и даже осознание своего невозможного возврата не обходятся без этого особого ощущения, овладевающего человеком, – ощущения какй-то боли, утраты, потери, даже чего-то отнятого навек, но также вечно живущего в душе, в сердце. Говорят, что это "болят корни", связывающие человека с его родной землей. "Ностальгия", – это реальная болезнь, и разве что абсолютно нездоровые люди не страдают ею. Однако уезжают, покидают, продолжают жить вдали от родной земли. И если возвращаются, то жаждут что-то изменить, бывают чем-то недовольны, мечтают о "новой жизни", потом привыкают к "старой", потом снова куда-то тянутся, к далеким маякам, а некоторые путешествуют без устали, страдая, как определил эту тягу к постоянной смене "декораций" жизни А. С. Пушкин, – "охотой к перемене мест", "весьма мучительным свойством" человеческой натуры и даже "немногих добровольным крестом"... Но и они о "дыме" Отечества вспоминают, – пусть даже горьком. Хотя, чем дальше уходит образ Родины, "растворяясь" в пространстве и времени, тем "светлее" становится и этот "дым", тем нежнее кажется его аромат. Помните, у В. Набокова, во сне увидевшего ночь своего расстрела: "И весь в черемухе овраг..."
Кто долго жил вдали от родных берегов иль странствовал без устали, иль даже продолжает жить без мысли о возвращении обратно, согласятся со мной. Мне довелось знать таких, беседовать с ними, и даже с теми, кто уже забыл родной язык... Но "корни" свои помнят все, и у многих они, особенно "отрезанные" насильно, болят. И эти "фантомные" боли нередко замещаются книгами воспоминаний, повестями о жизни, о современниках, о событиях, потрясших и родную страну, и мир, заставивших эмигрировать, поселиться "навсегда" на чужбине...
Родина, конечно, по-разному и сама любит своих детей, по-разному и провожает, и встречает их на своих берегах. Кому-то щедро распахнет объятья, а кого-то и не согреет сердечным теплом. Но даже зная о возможной смерти своей, люди пытаются порой "начать все сначала", снова "укорениться", снова обрести родную почву.
Эти страницы – о Земле, которая может отомстить за измену ей, и о Земле, которая может сама изменить своим детям, предать их веру в нее. И о том, как люди мечтают преобразить свою Землю, но прежде повергнуть ее во все разрушающий катаклизм. И о том, как Земля разрушает себя, отторгая своих детей. И о "вечном зове" ее в их сердцах, об ожидании надежной пристани в блуждании "меж разных берегов", о поисках истока своего, который, напоив при рождении человека, навсегда оставил в его жизни вкус Родины...
"Отчизны дым" бывает чаще горек – это очевидно. Но ставя свои вопросы в названиях глав этой книги, я не множу свои сомнения, я даже уверена в том, что так это всё и есть на самом деле. Но обязательно ли то, что происходит с героями книг, отобранных мной для этого повествования? Нужна ли и эта боль, и эти страдания, и эти сомнения человеку, так коротко, так случайно и так трудно живущему на этой Земле?.. И все-таки "Любовь земная" – это единственная, "обнаженная", без всяких прикрас ИСТИНА (и можно поспорить с толкователями картины Тициана¹), хотя она и открыта многим смыслам. Порой становящаяся бесплотной иллюзией, а порой и лишенная надежд, эта Истина живет в сердце каждого человека и владеет его разумом. Возможно, она даже выше "Любви небесной". Во всяком случае, вторая ведома не всем, ибо не все получили ее в дар и преодолели тяготение земное...
"Моя" литература, о которой я пишу, и в чем день ото дня убеждаюсь, – думающая, страдающая, болеющая за человека и исполненная именно "Любви земной". И я поэтому позволю себе пригласить вместе со мной читателя в странствия по далеким берегам, хотя и помню о том, что "разъединив" людей морями (даже "готовыми встретиться"), Бог поставил меж ними "преграду", через которую им трудно "устремиться" навстречу друг другу²...

 

ПРИМЕЧАНИЯ

1.  Имеется в виду "Amor sacro e amor profano", где, по предположению исследователей, обнаженная женщина – аллегория именно "Amor sacro" – любви небесной, а в пышных одеждах – "Amor profano" – т. е. любви земной.
2.  См. Коран, 55:1–25.

 

См. далее:

Глава I. Традиция предания смерти как основа продолжения жизни?