БИБЛИОТЕКА АКАДЕМИИ
Cоцреализм. Что после, что дальше, что вместо? (1980–2007)
3. Постсоциалистический реализм в литературе
Литература "светлого настоящего и будущего"
Литература "светлого настоящего и будущего" (социалистический реализм в его "чистом виде") в последние два десятилетия ушла из культуры. Кризис самой идеи построения коммунизма лишил это направление идеологического основания и целей. Одного "Архипелага ГУЛАГ" достаточно, чтобы все произведения, рисующие нашу жизнь в розовом свете, обнаружили свою ложность. Возник кризис художественной концепции и духовный вакуум стали заполнять новые художественные течения, часто имеющие хорошие и прочные художественные традиции, порою даже хорошие эстетические основания, но не имеющие сколько-нибудь серьезных идейно-стратегических идеалов и целей. Наиболее значимыми течениями постсоцалистического реализма стали: национал-большевистская литература, социалистический либерализм, люмпенинтеллигентская литература, люмпенкрестьянская литература (деревенщики), неонатурализм, лагерная литература, неоэмигрантская литература.
Националбольшевистское течение литературы
Новейшей модификацией социалистического реализма, продуктом его кризиса стало национал-большевистское течение литературы. В государственно-патриотической форме это направление представлено творчеством А. Проханова, славившего экспорт насилия в виде вторжения советских войск в Афганистан. Более острую шовинистическую форму этого направления можно найти в произведениях, публиковавшихся в журналах "Молодая гвардия" и "Наш современник". Крах этого направления отчетливо виден на историческом фоне пламени, дважды (в 1934 и в 1945 гг.) горевшего рейхстага. И как бы ни развивалось это направление, каких бы временных успехов оно не добивалось исторически оно уже опровергнуто и чуждо мировой культуре.
Из фольклора:
Сложится ли новое направление – национал-социалистический реализм?
*
"Мы за социализм с человеческим лицом. Но с каким носом?"
*
Вместо эпиграммы:
Предполагаемая будущая эпитафия Станиславу Куняеву
Здесь лежит незадачливый Стас:
Бил жидов, но Россию не спас.
Я уже отмечал выше, что в ходе строительства "нового человека" были ослаблены, а порою и утрачены связи с глубинными пластами национальной культуры. Это обернулась многими бедствиями для народов, над которыми проводился этот эксперимент. И бедой из бед стала готовность нового человека к межнациональным конфликтам (Сумгаит, Карабах, Ош, Фергана, Южная Осетия, Грузия, Абхазия, Приднестровье) и к гражданским войнам (Грузия, Таджикистан, Чечня). Антисемитизм дополнился неприятием "лиц кавказской национальности". Есть доля истины в высказывании польского интеллектуала, бывшего деятеля Солидарности, а сегодня медиамагната Адама Михника: высшая и последняя стадия социализма – национализм (нужно только оговориться, что речь должна идти не о социализме вообще, а о "казарменном социализме"). Печальное тому подтверждение немирный развод по-югославски и мирный – по-беловежский (один другого не лучше по трагическим последствиям!). Еще одно печальное подтверждение формулы Михника: скинхеды и нацистские группировки в Петербурге и Москве XXI в. Однако сегодня дело не только в том, что опасность этой идеологии наглядно продемонстрировал развал СССР, а и в том, что она ныне угрожает целостности России. Развал СССР часто мотивируют пустыми полками магазинов, фиктивностью "Продовольственной программы", необходимостью рынка и другими экономическими причинами. Однако для преодоления этих бедствий не обязательно разваливать страну. В Отечественную войну из бедствий народы выходили вместе, всем миром преодолевая беды. Главная причины – не в экономике, а в нерешенности в многонациональной стране национального вопроса.
Социалистический либерализм
Социалистический либерализм – литературное течение, опиравшееся на идею социализма с человеческим лицом. Кризис социалистического реализма породил в 70-х годах это литературное течение. Художник производил парикмахерскую операцию: с лица социализма сбривались сталинские усы и приклеивалась ленинская бородка. По этой схеме создавались пьесы М. Шатрова. Это течение художественными средствами вынуждено было решать политические проблемы, когда другие средства были закрыты. Писатели делали макияж на лице казарменного социализма. Шатров давал либеральную по тем временам трактовку нашей истории, трактовку, способную и удовлетворить, и просветить высшее начальство. Многие зрители восторгались тем, что намеком дан Троцкий, и это уже воспринималось как открытие, или намеком говорилось, что Сталин был не совсем хорошим. А это воспринималось с восторгом нашей полузадавленной интеллигенцией. И нужно отдать должное Шатрову ему удалось внедрять в сознание зрителей некоторые принципы уважительного отношения к личности.
В ключе социалистического либерализма и социализма с человеческим лицом написаны и пьесы В. Розова. Его юный герой крушит мебель в доме бывшего чекиста снятой со стены отцовской буденовской шашкой, которой некогда рубили "белогвардейскую контру". Сегодня такие временно прогрессивные произведения из полуправдивых и умеренно привлекательных превратились в ложные.
Люмпенинтеллигентская литература
Еще одно течение русской словесности – люмпенинтеллигентская литература. Люмпен-интеллигент – образованец, знающий кое-что кое о чем, не имеющий философического взгляда на мир, не чувствующий за мир личной ответственности и привыкший мыслить "свободно" в рамках осторожного фрондерства. Люмпен-писатель владеет заемной, созданной мастерами прошлого, художественной формой, что придает его творчеству некоторую привлекательность. Однако применить эту форму к реальным проблемам бытия ему не дано: его сознание пусто, он не знает, что сказать людям. Изысканную форму люмпенинтеллигенты используют для передачи высокохудожественных мыслей ни о чем. Часто это бывает у современных поэтов, владеющих стихотворной техникой, но лишенных способности осмыслять современность. Люмпенписатель выдвигает в качестве литературного героя собственное альтер эго, человека пустого, слабовольного, мелкого шкодника, способного "ухватить, что плохо лежит", но не способного на любовь, не умеющего ни дать женщине счастья, ни стать счастливым самому. Такова, например, проза М. Рощина. Люмпенинтеллигент не может быть ни героем, ни творцом высокой литературы.
Люмпен-крестьянская литература ("деревенщики")
В литературе с конца 60-х до 80-х гг. развивается деревенская проза – течение русской литературы. Центральная тема – современная деревня, главный герой – раскрестьяненный крестьянин. Писателям "деревенщикам" уделяли восторженное внимание критики, издатели, переводчики. Эта литература имела серьезные завоевания ("Привычное дело" В. Белова, "Живи и помни", "Прощание с Матерой" В. Распутина). Еще до того, как опустели полки продовольственных магазинов, до того, как партия соорудила очередную вавилонскую башню – "Продовольственную программу", "деревенщики" смело осудили тогда еще неприкасаемую насильственную коллективизацию конца 20-х гг. Эта социальная смелость сочеталась у них с художественными достижениями (в частности, вводились в литературный обиход новые пласты народной речи, новые характеры, высокие традиционные нравственные ценности).
В МХТ поставлена была инсценировка романа В. Распутина "Живи и помни". Спектакль показывает зрителю слабого мужчину и сильную женщину. Главный персонаж произведения – солдат Андрей из лазарета бежит в свою деревню под Иркутском. Он испугался войны и истосковался по домашнему теплу. Он тайно поселяется в зимнике и его там тайно навещает жена. Андрей и его жена Настена понимают, что деревня, отдавшая фронту мужскую часть своих жителей, не потерпит дезертира. Острая рискованная ситуация тайных любовных встреч перерастает для Настены в трагические обстоятельства: она забеременела от мужа, который, как все это знают, находится на фронте. Теперь Настене в родной деревне уготована репутация и судьба гулящей девки. И она развязывает трагический узел покончив с собой.
Восприятие этого сюжета современным читателем и зрителем резко изменилось. Для деревенских жителей страх морального бойкотирования от соседей был страшнее страха перед НКВД. Для современного же горожанина (даже если он не смотрел фильм А. Рогожкина "Кукушка") дезертировать ("косить от армии") не трусость, а пацифистское утверждение антигуманности войны и элемент ослабления государственности.
Однако идеология деревенской прозы претерпела кризис. Деревенщики стали отрицать городскую культуру: мол оазис в пустыне духа – деревня; в ней истинная жизнь, потому что сохранились духовные основы бытия народа. Согласно идеологии этого литературного направления, крестьянин – единственный истинный представитель народа и носитель идеалов, деревня – основа возрождения страны.
Из дневника:
В 1949 году я – начинающий писатель – в группе таких же
молодых литераторов встречался с писателем-классиком
М. Шолоховым. Он внушал нам: "Жить нужно не на асфальте,
а на земле", другими словами, чтобы стать писателем,
нужно бросить город и уехать в деревню.
Позже эту мысль развивали писатели-деревенщики.
Помню как директор ИМЛИ Б. Сучков выговаривал сотруднику
института стороннику этой идеи:
"Если вы искренне считаете, что в городе нет
народного начала, то почему вы не спешите
переселиться вместе с женой в деревню"?
Деревенщики исходили из общечеловеческих идеалов, которые только и плодотворны в искусстве. Патриархальность крестьянина утверждалась ими как высшая нравственная ценность и идеал. Однако вскоре общечеловеческая точка зрения была вытеснена классовой – крестьянской. Жизнь перестала измеряться общечеловеческим, а человеческое стало измеряться крестьянским. Взамен сталинской пролетарской партийности деревенщики обрели не менее узкую – крестьянскую, и сразу добрый мир превратился во враждебный, полный опасностей: иноверцы, инородцы, рок-музыка, твист, модернизм, эротика, прости господи, секс, Запад. И стали писатели смотреть на этот мир очами отчаяния и муки, ненавидя многое в этом мире и воображая ненависть мира к себе. Так возникла иллюзорная идея русофобии, построенная по превратной закольцованной схеме: я всех вас ненавижу – значит, вы ненавидите меня, а поскольку вы меня ненавидите, я готов вас уничтожить.
Главная незадача деревенской литературы – утверждаемый ею герой. Плодоносившая ветвь нашей литературы – прекрасная деревенская проза – высохла, потому что не может быть идеалом крестьянин, превращенный раскулачиванием, коллективизацией и десятилетиями несвободного труда в люмпен-крестьянина, не способного прокормить свой народ. Люмпен-крестьянин вскоре не захочет взять землю, станет завидовать новому фермеру и заживет по формуле: казалось бы, какое мне дело, что у соседа корова сдохла, а все-таки приятно. Для него зажиточный хозяин – чужой и сомнительный человек. Можно ли люмпен-крестьянина, забывшего землю и Бога, выдавать за идеал? Может ли он быть героем великой литературы? В ответах на эти вопросы кроются причины кризиса яркой русской деревенской прозы, создавшей ряд безусловно ценных произведений.
Неонатурализм
Одним из продуктов распада социалистического реализма стал неонатурализм С. Каледина и других разоблачителей "свинцовых мерзостей" нашей армейской, кладбищенской и городской жизни. Это бытописательство типа Помяловского, только с меньшей культурой и меньшими литературными способностями. Каледин пишет повесть "Смиренное кладбище" (1987), по которой вскоре (1989) будет поставлен режиссером А. Итыгиловым одноименный фильм. Повесть Каледина – жесткая проза "перестроечного" времени. Перед читателем предстают нравы современной жизни "На дне". С этой темы соцреализм начинался, этой темой завершился, но уже исполненной не в реалистической, а в натуралистической форме. Автор показал нищих, уголовников, опустившихся "бывших" людей, неквалифицированных рабочих, юдоль которых лень, пьянство, мелкое мошенничество, зависимость от циничных дельцов. Повседневное бытие этих людей показана с натуралистической откровенностью и неприглядностью. Уходя от важной для реализма типизации Каледин, сохраняет верность гуманистическим традициям русской классики, сочувствует и сострадает судьбам "маленьких" людей.
"Лагерное" течение литературы
Еще одним проявлением кризиса социалистического реализма стало "лагерное" течение литературы. К сожалению, многие произведения "лагерной" литературы оказались на уровне упомянутого выше бытописательства и лишены философического и художественного величия. Однако поскольку речь в этих произведениях шла о незнакомом многим читателям быте, то у него "экзотические" подробности вызывали большой интерес и произведения передававшие эти подробности оказывались социально значимыми, а иногда и художественно ценными.
Литература ГУЛАГа внесла в народное сознание огромный трагический жизненный опыт лагерной жизни. Эта литература останется в истории культуры, особенно в таких высших своих проявлениях, как произведения А. Солженицына и В. Шаламова.