Академические тетради-15. Л.Н. Столович. О философии в поэзии. М.А. Лифшиц. Разговор с чертом

Тетрадь вторая.
Из архива

Мастер-класс полемического искусства.

Два письма Михаила Лифшица Леониду Столовичу

Подготовил к публикации Л.Н. Столович

Ниже публикуются два письма Михаила Александровича Лифшица автору этих строк. В них главным образом речь идет о работе адресата, являющейся ответом на статью Я.Е. Эльсберга "Схоластические концепции", опубликованную в журнале "Вопросы философии" (1961, № 1). Статья Эльсберга была (в ряду статей) одной из публикаций (А.Г. Егорова, И. Астахова, В. Разумного, П. Строкова и др.), обрушившихся с резкой критикой на меня (Л.Н. Столовича) за так называемую "общественную" (по сути дела, социокультурную) концепцию эстетического отношения, по которой объект этого отношения трактовался не как природная данность, а как возникающий в процессе общественно-исторической практики человечества. "Общественная" концепция обвинялась Я.Е. Эльсбергом, в частности, в схоластике, субъективизме, игнорировании принципа коммунистической партийности, абстрактном гуманизме, игнорировании познавательной и воспитательной функций искусства и т.п. (См. очерк "Начало дискуссии об эстетическом (Исповедь общественника)" в кн.: "Философия. Эстетика. Смех". СПб. – Тарту, 1999; в интернете: http://independent-academy.net/science/library/stolovich1.html.)
В ответ я написал статью под названием "Чего же любила королева Квинтэссенция?", переадресовав обвинение в схоластике моему обвинителю. Но редколлегия на своем заседании 30 марта 1961 г. заблокировала ее, и журнал продолжал печатать публикации, направленные против меня. Я получил возможность ответить Я.Е. Эльсбергу лишь после опубликования в "Вопросах философии" статьи президента Болгарской академии наук, известного философа-марксиста Тодора Павлова "Схоластика и эмпиризм. Теория отражения и теория иероглифов" (1961, № 7), в которой он резко критиковал Эльсберга и тепло отзывался о моей книге "Эстетическое в действительности и в искусстве" (1959). 21 декабря на новом заседании редколлегии моя статья под названием "О двух концепциях эстетического" была принята при поддержке академика Б.М. Кедрова. Во 2-м номере журнала за 1962 г. она была, наконец, напечатана.
Написав свой ответ Эльсбергу, я в конце февраля – начале марта 1961 г. обратился к М.А. Лифшицу, которого необычайно ценил как выдающегося теоретика марксизма и блестящего полемиста и который с симпатией относился ко мне и моим эстетическим воззрениям, с просьбой прочесть мою статью и посоветовать, каким образом ее можно усовершенствовать. В это время уже было известно, что Я.Е. Эльсберг еще в 30-е – 50-е гг. был профессиональным провокатором и доносчиком, по вине которого пострадали и погибли многие люди, в том числе писатели и литераторы¹. Когда Эльсберг был публично изобличен как доносчик и провокатор, выведен из редколлегии журнала "Вопросы литературы" и был поставлен вопрос об его исключении из Союза писателей, один из "сердобольных" литературоведов, знавший о том, что я пишу статью против Эльсберга, пытался меня уговорить не делать этого: "Сейчас же Эльсберг “лежачий”, а ведь “лежачего” не бьют!»². "Нет, – ответил я. – Эльсберг – не “лежачий”. Он ползучий!"
Обратился я к Михаилу Александровичу, зная его благожелательное отношение ко мне и моей эстетической позиции в эти годы и, в то же время, резко отрицательную оценку личности и литературно-сервильно-доносительной деятельности Я.Е. Эльсберга. На одном из заседаний сектора эстетики Института философии М.А. Лифшиц, выслушав какое-то сообщение об очередном разоблачительном выступлении Эльсберга, произнес запомнившиеся мне слова: "Ну и на Эльсберга тоже можно кое-что сыскать".
Для меня полемическая публицистика Михаила Александровича еще со времен "Литературного критика" (1933 – 1940) была и остается образцом философской публицистики. Его блестящие памфлеты – "Дневник Мариэтты Шагинян" (1954), "По поводу статьи И. Видмара “Из дневника”" (1957), "В мире эстетики" (1964), "Либерализм и демократия" (1968) – имели необычайный резонанс, отрицательный в "руководящих кругах" и одобрительный в кругах интеллигенции. Большой резонанс имели и его полемические статьи, эссе и книги, посвященные ответу на поставленный им же вопрос "Почему я не модернист?" (1966): в "руководящих кругах" борьба с модернизмом могла только приветствоваться, смущая самого Михаила Александровича таким совпадением его искреннего неприятия модернизма с борьбой против него глашатаев "линии партии", которых он презирал; в кругах же интеллигенции появились его оппоненты, в нравственных и творческих качествах которых сомневаться не приходится (Д.С. Лихачев, Д.Е. Максимов, Г.С. Померанц, Л.З. Копелев и др.). Противоречивое отношение вызвала посмертно изданная книга "В мире эстетики" (1985), в которую были включены статьи 1969 – 1981 гг., в том числе памфлеты, направленные против Г.А. Недошивина, А.В. Гулыги и М.С. Кагана. Автор этих строк не разделяет резко критической оценки трудов этих ученых, особенно последнего. Однако при всей неоднозначности того, что было написано М.А. Лифшицем, бесспорно, на мой взгляд его полемическое искусство и исключительное остроумие.
Михаил Александрович был блистательно остроумным человеком. Однажды, когда я был у него в гостях, он высказывал сомнения, как разговаривать с приехавшим в Институт философии французским исследователем Жаном Ипполитом. Когда состоялась встреча Жана Ипполита с советскими философами, слово для приветствия на французском языке взял член-корреспондент О. Очередь дошла и до Михаила Александровича, и он произнес: "Простите меня, я буду говорить на русском языке, чтобы было понятно, на каком языке я говорю". Во времена травли Георга Лукача в дирекции Института философии решили подключить к этой травле и М.А. Лифшица – друга Г. Лукача. С этой целью ему был задан такой "невинный" вопрос:

– Это правда, что Лукач посвятил вам свою книгу "Разрушение разума"?
– Лукач, – ответил Лифшиц, – посвятил мне книгу "Молодой Гегель", которая была защищена как докторская диссертация в Институте философии. Но это он мне посвятил книгу, а не я ему.

Несмотря на определенные теоретические разногласия с Лукачем, Михаил Александрович никогда не отрекался от дружбы с ним и, свидетельствую, был нетерпим к тем, кто третировал его как "ревизиониста" после участия в правительстве Имре Надя.
Исследование об остроумии М.А. Лифшица в его философской публицистике, да и вообще в его творческом наследии, могло бы быть очень интересным. Но дело не только в остроумии. Остроумие, само по себе являющееся привлекательным качеством личности, может иметь разное ценностное значение в зависимости от того, что является его предметом. Рассматривая насмешливое отношение Аристофана к Сократу, Гегель отмечал: "Жалко то остроумие, которое не является существенным, не зиждется на противоречиях, заключающихся в самом предмете; Аристофан же не был плохим острословом. Вообще невозможно привязать извне насмешку к тому, что не имеет в самом себе насмешки над самим собою, иронии над собою. Ибо комическое состоит в том, чтобы показывать, как человек или предметы разлагаются в самих себе, и если предмет не есть в самом себе свое собственное противоречие, то комизм является поверхностным и беспочвенным"³. Остроумие, конечно, может строиться и на схватывании внешних противоречий, даже на спрятанной логической ошибке. Наряду с блистательным остроумием может быть и такое, которое, по одной иронической формулировке, является "чиханием разума".
Михаил Александрович был не просто остроумным человеком, но и выдающимся стилистом, подлинным мастером полемического искусства. Это нельзя не почувствовать, знакомясь с его текстами. Я позволю себе предложить вниманию читателей два письма М.А. Лифшица, которые в определенной мере показывают "кухню" его полемического мастерства.

Леонид Столович

Переделкино
15.III.61

Дорогой Леонид Наумович!

Я виноват перед Вами – не ответил во время на Ваше письмо. Дело в том, что письмо и статья попали ко мне с опозданием. Я долго не ездил в Москву, да и некогда было, пришлось спешно работать. Утешаю себя тем, что моя консультация еще может Вам пригодиться.
Но прежде всего – не помню, поздравлял ли я Вас с переездом на новую квартиру. Так или иначе, на всякий случай еще раз – мы с Л.Я. очень рады за Ваше семейство и желаем счастья в новой резиденции. Поздравляю Имму⁴ с недавно (здесь и далее подчеркнуто М.А. Лифшицем – Л.С.) прошедшим 8 марта и маленького Андреса⁵ с наступлением весны (это уже, конечно, точно в срок).
Теперь относительно Вашей статьи. По убедительности содержания – не худо. То, что Вы ловите Янкеля⁶ на противоречиях, способности критиковать все, что он сам вчера писал, представляет собой лучшую, наиболее ценную часть Вашей полемики. Что касается формы изложения, то немного вяло. Это не касается вежливости тона – вежливость может быть убийственной. Под вялостью я имею в виду – прежде всего – тон оправдания, самозащиты. Не нужно, чтобы читатель думал[,] будто Вы оправдываетесь. Кто оправдывается, тот уже наполовину осужден. Читателю [стр. 2] трудно разобраться в юридических тонкостях, да и скучно. Литературные агрессоры это прекрасно понимают. В таких делах "кто палку взял, тот и капрал". Поэтому[,] не переходя в агрессивный тон, нужно с самого начала показать, что Янкель не имеет никакого основания считать себя прокурором. Нужно отнестись к этой его претензии иронически и довести это до сведения читателя уже на первой странице (она у Вас особенно вяло и слишком серьезно написана).
Второе, чего, по-моему, следует избегать, это – позы молодого ученого, представителя нарождающегося сословия эстетиков. Серьезный пафос научных исследований мало приятен вообще (науку нужно делать, а не говорить о ней), особенно неприятен, мне кажется, в устах молодого человека, каким Вы, к счастью[,] являетесь, и совершенно невыносим, когда речь идет об исследованиях эстетических (в которых обычно бывает больше заумности кустаря, чем толку). Оставьте этот тон болтуну Разумному⁷. Из содержания Вашей статьи я вижу, что в некоторых вопросах эстетики (это слово уже само по себе вызывает у меня чувство неловкости) мы с Вами единомышленники, и мне не хотелось бы видеть у Вас те недостатки, которые я всегда презирал. Меньше всего мне понравились в Вашей статье места, где Вы, с надлежащей скромностью, пишете об исследовательских трудах своих и всего коллектива ученых, трудящихся на ниве эстетики. Не стоит всерьез принимать позу молодого старичка. Лучше повеселиться. Наши ведомственные дела читателя не интересуют. [стр. 3]. Вот две претензии к тону Вашей статьи. Я имею в виду, конечно, только отдельные места – остальное недурно. Частные замечания таковы.

стр. 4 "приоритет изображения" – нехорошо.
5 [Н]е "саму возможность", а "самую возможность".
6 Здесь можно напомнить скотине Янкелю, что Каутский и Ко издевались над "диктатурой пролетариата", так как, дескать, эти слова едва [ли] встречаются у М.[аркса] и Э.[нгельса]. Могут быть "немногие цитаты", но принципиально важные.
8 Я бы хотел, чтобы Вы не ссылались на меня как на "одного из лучших знатоков эстетического наследия Маркса", а просто привели свидетельство человека, который читал конспект "Эстетики" Фишера⁸.
9 Здесь уже из общества Борева и Ванслова я прошу меня просто изъять. Не хочу быть носителем коллективного пафоса исследователей-эстетиков даже пассивно, т.е. по Вашей вине.
10 "Итак, какие же основания для обвинения книги..." – пример интонации оправдания, кот.[орая] у Вас встречается. Только иронически можно говорить о том, что Вы в чем-то обвиняетесь. Переходите в наступление – самооборона выгодна для противника.
11 Зачем допускать возможность правоты Янкеля даже теоретически и притом в таком вопросе, где он просто гадит на марксизм? Какая такая "определенная установка" м.[ожет]б.[ыть] у такого беспринципного прохвоста, кот.[орый] врет на каждом шагу <...> неспособен выдержать <...>, не говоря уже о всей своей пошлой деятельности? Это у Вас все тот же пафос ученого "коллектива", мелкие печки-лавочки компании эстетиков от Эльсберга до Борева⁹. Не протягивайте ему палец и целее будете. У Вас общий список авторитетов, Янкель приводит другой, но все это, в общем, больше похоже на общее собрание, чем на литературную полемику.
16 На Ваш вопрос: "Неужели всё, что у нас издается по эстетике[,] является всего лишь бесхозяйственной тратой столь дефицитной бумаги?" – смело отвечаю: да. Исключения настолько незначительны, что не меняют дела. Во всяком случае, Ваш полемический прием мне не нравится. Это прием демагогический – ссылка на монополию лиц, печатающихся на советской бумаге. Вы обращаетесь к милиции. Между тем, в данном случае лучше обратиться к обществу[,] жалуясь ему на то, что Янкель всех критикует, на всех нападает, пользуясь фальшивыми аргументами, передержками, доносительски, клеветнически тож. Не надо становиться с ним на одну доску!

Теперь по поводу Вашего толкования рукописей Маркса (стр. 8)¹⁰. Что Янкель пишет вздор, это ясно. Маркс говорит в этом месте о красоте и величии вообще, а не о красоте и величии "человеческого общества, индивидуальности". Но это место у М.[аркса] не имеет никакого отношения к вопросу о том, каково происхождение прекрасного – принадлежит оно природе или обществу. Проблема, которая здесь разбирается[,] такова – возможно ли великое и прекрасное там, где прекращается стихийный, вещественный характер отношений между людьми, где эти отношения становятся сознательными, планомерными, разумными? Это историческая полемика [стр. 5] против эстетизации, абсолютной эстетизации мира частной собственности. Этот ореол не абсолютен, он принадлежит определенной форме общественных связей. Но из этого частного суждения вовсе не следует суждение всеобщее. Если Вы пользовались этим местом для доказательства того, что прекрасное и возвышенное суть чувства, имеющие свое общественное основание в общественных отношениях, то Вы совершили полемическую натяжку, и обе стороны, т.е. и Вы и Янкель в данном случае одинаково неправы.
Кстати говоря, из трех ступеней развития, кот.[орые] имеет в виду Маркс в этом месте своих экономических рукописей[,] более высокая форма сознательной организации общества, освобождая от вещественности человеческих связей, является в известном смысле возвращением к природе. Не забудьте, что вещественность буржуазных отношений является вместе с тем кратким и односторонним напряжением общественной формы. Короче говоря, вопрос не так прост. Я не читал статьи Янкеля против Вас, но не советую особенно размазывать тему общественного происхождения "эстетического". Лучше отделаться шуткой. Ведь в самом деле – здесь легко поскользнуться в сторону Макса Адлера¹¹, Рубина и других "общественников".
В моей хрестоматии это место из рукописи находится там, где ему положено быть. Пользоваться же цитатами из М.[аркса] так, как у нас пользуются словами о "законах красоты", т.е. совать их в суп и в кашу, нельзя. Получается пустая схоластика, сильно "эстетическая", но вызывающая раздражение у читателя и у "одного из лучших знатоков эстетического наследства Маркса" – лучше бы, кажется, не пускать в обращение этой цитаты, кот.[орая] так пленительно звучит на своем месте! Повторяю, что лучше всего Ваша полемика там, где Вы доказываете беспринципность Янкеля – он сам признает общественный характер прекрасного, когда ему не приходит в голову, что против этого можно затеять дело. Развейте в таком направлении Вашу полемику, покажите в Вашем спокойном тоне, что перед нами двуликий Янус, пасквилянт, которому важно только крикнуть громче всех.
Очень рад, что Вашему московскому собеседнику не понравилась статья Яго. У нас сейчас не любят шума, крикливости. Вот и развейте этот момент, доскажите то, что у Вас намечено, обвините его в крикливости, голословности и спросите, что, собств.[енно], дает ему основание так разговаривать с другими и есть ли за этим что-нибудь, кроме желания произвести шум, за отсутствием возможности другими средствами поддержать свой авторитет. Поставьте его в смешное положение, напомнив, к его досаде, что статья помещена в дискуссионном порядке, а начинается в таком грозном, обвинительном тоне, как будто из нее должны последовать бог знает какие выводы, а между тем – руки коротки.
Думаю, что Митин¹² напечатает Ваш ответ. Сейчас к руководящей работе в президиуме АН вернулся Юдин. Митин послушает его, а Юдин знает Янкеля еще с рапповских времен и настроен к нему весьма отрицательно.
Ну вот. Если моя критика местами была слишком резкой – извините, пожалуйста. Я отношусь к Вам с большой симпатией и не хочу смешивать Вас с другими молодцами, работающими на нашем эстетическом базаре. Я не хотел бы поэтому видеть у Вас их манеры. Нужно освободиться от них, и будет Вам польза, только польза – прочная и долговременная, следовательно – добро. У нас в Академии назревает реорганизация, каких не было со времен матушки Екатерины, а пока что все находятся в "ажидации", как говорил Лесков.

Всего доброго и привет семье.
Ваш Мих. Лифшиц

Первая страница письма М.А. Лифшица Л.Н. Столовичу от 15 марта 1961 г.

Публикуемое второе письмо М.А. Лифшица представляет собой отзыв на новую редакцию (полемической статьи) полемического выступления Л.Н. Столовича, направленного против статьи Я.Е. Эльсберга "Схоластические концепции", которая была опубликована в журнале "Вопросы философии" (1961, № 1).
Если в письме от 15.III.61 М.А. Лифшиц дал автору ряд ценных советов для доработки антиэльсберговской статьи, то второе письмо рассматривает результат этой доработки. Статья была опубликована во 2-м номере журнала "Вопросы философии" за 1962 г. под названием "О двух концепциях эстетического".

[19.06.1961]¹³

Дорогой Леонид Наумович!

Статью я прочел и в общем "одобряю". Хотя я взял это слово в гусиные лапки, как говорят немцы, Вам советую употреблять это вспомогательное средство пореже. Остроумие должно быть таково, чтобы гус.[иными] лапками его усиливать не было нужды. Кроме того, минус на минус дает плюс; так же точно – ирония, взятая вдвойне, убивает самое себя. Мой первый совет – выбросить все лапки, там, где вы их поставили во имя иронии или для того, чтобы выделить какие-либо забавные выражения. Не надо – так смешно.
Что касается более серьезных вопросов, то советы мои таковы.

1. Не говорите "природное происхождение" в отрицат.[ельном] смысле, а говорите "чисто природное". У Вас где-то так и говорится, но это нужно провести во всем, иначе Вы создадите цитаты для Ваших врагов. Учтите, что при всех Ваших верных уточнениях, вы говорите еще не все[,] и небольшой крен в сторону от природы у Вас имеется.

2. На стр. 3 вижу изложение не отличается ясностью; также, как и в предпоследней фразе первого абзаца на стр. 6.

3. Советую выбросить "фундамент материи" на стр. 8. В фундаменте "прекрасное"[,] м.[ожет] б.[ыть,] и есть. Ведь в нем есть и потенциально-духовное, не так ли?

4. Как это "гармония" присуща в равной мере не только прекрасным, но и безобразным явлениям природы? – Это показывает, что Вы действительно немного уклоняетесь в общественный "субъективизм".

5. На стр. 10 я бы выбросил цитату из Маркса как слишком фейербаховскую по терминологии.

6. Не надо каяться! Или, во всяком случае[,] – меньше рвения. Скажите – да, это неточно, ибо это не все, но не так страшно. Дело в том, что с таким же правом можно сказать "общественная форма"; но и "природная форма" не будет ошибкой. Советую выбросить этот пассаж, как не ясный Вам самому.

7. На стр. 17 что же изложение эстетич.[еских] свойств золота? Я не вполне понял. Свастика же – совсем не то. Эдак можно прекрасное в природе свести к уклонениям <...> Вам здесь не все ясно. Поменьше <...>, ассоциаций, <...> психологии, принятых условностей и т.п. – это не общественная природа прекрасного. Последняя имеет, так сказать, свой принцип apriori.

8. Что это у Вас нелады с "гармонией"? Что Вы на нее[,] несчастную[,] взъелись[?] Разве не говорил Ленин о "симфонии" и "какафонии" в обществе? Нужно выбросить (18 внизу).
Вам недостает, друг мой, все же знания истории эстетики. Не все можно заместить смелым кустарным рассуждением ad hoc.

9. К таким кустарным рассуждениям относится, вероятно, рассуждение о том, что зрение и слух "обслуживают человека в его общественных отношениях". Кажется[,] и в стаде[,] и для одиноких природных существ зрение играет немаловажную роль. Оно, напр.[имер] обслуживает орла. Другой вопрос – какое зрение. Не в том ли дело, что зрение и слух, высшие чувства, стихийно приспособлены к познанию внешнего мира, "теоретические", а потому, конечно, и более связанные с обществ.[енным] развитием человека, чем обоняние. Однако Дидро и Гердер, а впоследствии – историки искусства и теоретики его, начиная с Гильдебрандта, считали, что зрение ничто без осязания.

Остальное не худо. Но будьте осторожны в формулировках, поскольку Вы беретесь за позитивное изложение вопроса. Противники Ваши не постесняются воспользоваться этим, а Ваша насмешка над тем, что сами они ничего положительно не говорят, не заставит их отказаться от их публичного ремесла.
Засим – будьте здоровы, благополучны и счастливы.
Большой привет Им[м]е и Андресу.
Семейство кланяется

Ваш Мих. Лифшиц

P.S. Меня заинтересовала статья Горанова¹⁴. Если Вы переписываетесь с ним – хорошо бы он прислал мне ее хоть по[-]български, хотя это и не так просто разобрать (все же легче, чем по[-]србски).

Первая страница
письма М.А. Лифшица Л.Н. Столовичу
от 19 июня 1961 г.

Примечания

¹Лидия Гинзбург писала, что в конце 1952 г., когда были арестованы врачи, "параллельно решено было сочинить дело о еврейском вредительстве в литературоведении и т.п. Организовывал дело Э. [Эльсберг], который был не рядовым стукачом, но крупным оперативным агентом» (Гинзбург Л. Претворение опыта. Рига: "Авотс" – Л.: Ассоциация "Новая литература", 1991, с. 164). Это не мешало, а может быть, даже способствовало разоблачительно-критической деятельности Эльсберга, в начале 60-х гг. стремившегося вновь выслужиться перед партийным начальством, пока его под давлением общественности не исключили из Союза писателей и не вывели из редколлегии журнала "Вопросы литературы". Правда, все это далось не без труда. В этой связи Александр Твардовский сказал: "Как легко было исключить из Союза писателей Пастернака и как трудно Э. [Эльсберга]". (См. Гинзбург Л. Претворение опыта, с. 164.)
² По словам Г. Померанца, "некоторые новоявленные русские почвенники были выращены знаменитым провокатором Эльсбергом. Когда его после XXII съезда пытались исключить из Союза писателей и выгнать из ИМЛИ, будущие ревнители православия и народности ходили по Институту мировой литературы собирать подписи в защиту учителя. Можно ли хоть на минуту представить себе Хомякова или Киреевского учениками Булгарина, более того, собирающими подписи под адресом в честь разоблаченного агента?" (http://pomeranz.ru/p/pub_man_air.htm).
³Гегель Г.В.Ф. Лекции по истории философии. Книга вторая. СПб., «Наука», 1994, с. 68.
⁴ Имма-Маре – в это время жена адресата.
⁵ Андрес – сын адресата, родился 11 августа 1958 г. Скончался 14 июля 2006 г., когда был старшим научным сотрудником Института физики Тартуского университета, канд. физико-математических наук.
⁶ Янкелем Михаил Александрович называет Якова Эльсберга.
⁷ Разумный Владимир Александрович – одиозная фигура тех лет. В эти годы работал в секторе эстетики Института философии АН СССР. Будучи сыном известного кинорежиссера Александра Разумного, он имел большие связи среди деятелей искусства и в партийных кругах. Был в дружеских отношениях с Я. Эльсбергом. Появление новых явлений в эстетике он встретил весьма болезненно. В своих статьях и книгах В. Разумный также поносил "общественную" концепцию эстетического как субъективистскую и идейно порочную. Качество же его собственной продукции было достаточно точно определено М.А. Лифшицем в статье "В мире эстетики" ("Новый мир", 1964, № 2, и в книге: Лифшиц М. Мифология древняя и современная. М., 1980, с. 418–463).
⁸ Речь идет о конспектировании К. Марксом в 1857 – 1858 гг. книги Фридриха Теодора Фишера (1807–1887) "Эстетика, или наука о прекрасном". Этот конспект содержит выписки из книги Фишера без комментариев. Конспект Маркса находился в закрытом доступе Института Маркса и Энгельса. М.А."Лифшицу и Г."Лукачу удалось не только основательно познакомиться с этим конспектом, но и содержательно прокомментировать характер выписок, показывающих интерес Маркса к проблемам эстетики и соотношению объективного и субъективного в период работы над экономическими трудами (см. в кн.: Мих."Лифшиц. Вопросы искусства и философии. М., 1935, с. 254–255; Г. Лукач."Литературные теории XIX века и марксизм. М., 1937, с. 70–88. Притом, Г. Лукач ссылается на взгляды М.А. Лифшица и солидаризуется с ними). Текст этого конспекта Маркса впервые опубликован на русском языке в журнале "Диалог" (1990, № 10, с. 66–77).
⁹М.А. Лифшиц ставит имя Ю. Борева рядом с именем Я. Эльсберга, имея в виду, вероятно, что Ю. Борев работал в эти годы в Института мировой литературы им. М. Горького в секторе теории литературы, руководителем которого был Я. Эльсберг. Ю. Бореву поэтому приходилось участвовать в некоторых коллективных изданиях сектора вместе с Я. Эльсбергом. Но Ю. Борев решительно выступил против Я. Эльсберга, как и против И. Астахова, Разумного и т.п., устно и в печати, в дискуссии о сущности эстетического, отстаивая "общественную" концепцию эстетического, которую его "начальник" клеймил как субъективистскую, антимарксистскую, антипартийную.
¹⁰ Речь идет о фрагменте из "Экономических рукописей К. Маркса 1857–1958 гг.", опубликованном в "Архиве Маркса и Энгельса" (том IV, Партиздат ЦК ВКП(б), 1935, с. 97).
¹¹ Макс Адлер (1873–1937) – австрийский философ и социолог, один из лидеров австрийской социал-демократии, теоретик австромарксизма и неокантианской ревизии марксизма. Отрицал разделение философии на материализм и идеализм. Толковал производственные отношения как "явления духовной жизни".
¹² М.Б. Митин в это время был главным редактором журнала "Вопросы философии".
¹³Письмо датировано по почтовому штампу на конверте.
¹⁴ Крыстю Горанов (Кръстьо Горанов) (1931–2000) – болгарский философ, эстетик, доктор философских наук (Москва, 1968), профессор, член-корреспондент Болгарской академии наук. Автор книги "Содержание и форма в искусстве" (Москва, 1962), "Художественный образ и его историческая жизнь" (М., 1970) и др. книг, изданных в Болгарии. В 1990 г. был министром культуры Болгарии.