Оксана Яблонская

Маленькие руки
Тема с вариациями

Еврейский вопрос

Оксана – типично украинское имя, деревенское, очень простое. Это в последнее время оно стало популярным, а раньше никаких Оксан в городах и в помине не было. И фамилия моя – Яблонская – не то польская, не то русская, хотя и мама, и папа мои были евреями, правда, не религиозными, или притворялись такими. Я тоже не прошла религиозного еврейского воспитания. Помню, в Риге, во время гастролей, я подружилась с Эллой Мейликер. Однажды она мне показала фотографию – стоит брат Эллы, а на нем какая-то белая шаль. Я удивилась: он что, болен? Элла объяснила, что это талес. Правоверным евреям полагается надевать талес при молитве, во время служб, на церемонии бармитцвы. Для меня это было откровением. Да и внешность у меня русская, по русским понятиям. Обычно за русскую меня и принимали.
Помню, в Норильске, на гастролях, я познакомилась с одним солидным мужчиной, который, как мне кажется, был городским прокурором. Он посещал все мои концерты, всегда был с букетом цветов. "Ничего себе, – думала я,– на улице мороз в 50 градусов, вечная мерзлота кругом, а он приходит на каждый концерт с живыми цветами!" По тем временам это было просто невероятно!
Был дикий холод: я выходила на улицу, прикрыв рот платком: шапка, под ней платок, через дырочки маячит белый свет. И – бегом! Иначе – замерзнешь насмерть. Прибежала так однажды в ресторан. Еда была очень интересная, в основном оленина, и главное – тепло! И вдруг вижу – мой поклонник. Конечно, он тут же пригласил меня за свой столик. Мы разговорились. В то время как раз начались гонения на Солженицына. И он стал что-то говорить о Солженицыне, потом о Евтушенко, и, наконец, перешел к наболевшему – начал клеймить евреев.
Я слушала некоторое время, а потом говорю:
– Пожалуйста, не переходите границ. Мне, как еврейке, очень неприятно слушать ваши откровенно антисемитские разговоры.
Что с ним стало! Он вскочил, и вдруг, видно от неожиданности, завопил на весь зал. Упрекал меня в хитрости, вот мол, прикидывается! Даже имя свое поменяла!
Для меня это было шоком. Дело было даже не в публичном оскорблении, и не в том, что он нес несусветную чушь. Главное – такой человек решал судьбы людей. Как может принять справедливое решение относительно еврея такой, с позволения сказать, прокурор?
В другой раз я прилетела в Казань, меня встречали на аэродроме. Вышла из самолета, в дубленке а-ля Лара из "Доктора Живаго", под горлышко, в шапке боярской, под шапкой – русский национальный платок. По слухам, также была тогда молода и хороша собой. И вот встречающий администратор филармонии говорит вслух, глядя на меня:
– Посмотрит – рублем подарит!
Мол, есть женщины в русских селеньях. А я ему сказала:
– Успокойтесь, я еврейка!
Он удивился, потом рассмеялся. Позже он мне сказал, что никто из артистов так не спешил признаваться в своем еврействе. Он проникся ко мне симпатией и даже пробил для меня номер "люкс".
Навсегда запомнились мне поездки в Ровно и Житомир, своего рода антисемитские заповедники. Это было уже после Парижского конкурса. Помню, я сыграла концерт в Житомире и переезжала в Ровно. В Советском Союзе был жесткий порядок: купе на четыре человека, и соседи, которых не выбираешь. Один сосед спросил, как меня зовут, я назвалась Машей и попросила, чтобы, когда будут разносить еду, меня разбудили – аппетит у меня всегда был отменный. Когда стали разносить борщ, я проснулась от диких криков в коридоре. Оказывается, какой-то мужчина, как выяснилось позже, ректор Ровненского водного института, напился и орал:
– Жиды! Жиды!
"Если в доме нет воды, значит, выпили жиды", как поется в популярной песне. Я вся напряглась, как сторожевой пес, или, лучше сказать, как тигр, ибо я тигр по гороскопу. То есть молчу, сдерживаюсь, но к прыжку готова. Крикун не унимался, и я не выдержала. Я вышла в тамбур и дала ему по морде да так, что эхо прошлось по вагону. Самое страшное, что со мной в вагоне ехало довольно много евреев. Они приоткрывали двери купе, выглядывали в щели, затаив дыхание, прислушивались. Но никто не осадил этого хама! А я вот съездила ему по морде. Он ошалел, набросился на меня и чуть не убил, его оттаскивал весь вагон.
А в Кисловодске как-то мы садились с Димой в автобус, который следовал в Грозный: Дима должен был играть там с оркестром. Мы, естественно, поехали вместе. В салон мы вошли с передней площадки, поскольку Дима был еще ребенок, да еще с виолончелью. Народ возмутился:
– Что вы лезете, как евреи!
– А я и есть еврейка! – ответила я им.
И автобус враждебно умолк. Нам никто не подсказал, где нужно выходить, мы проехали свою остановку.
Раз я выступала в Алма-Ате с замечательным дирижером и человеком Аликом Островским. Он мне признался, что хотел бы перебраться из Алма-Аты в другой город. И когда я была в Министерстве культуры по какому-то другому поводу, я заметила, что в Алма-Ате есть такой хороший дирижер, Островский, и он хочет переехать. Может, где-то нужен хороший дирижер? Мне ответили, что во всех городах России и без того дирижерами одни Кацы, Заки и Гузманы. Ну сколько можно?
Запомнился фестиваль РСФСР на Украине. Никогда не забуду, как во Львове Эмиль Гилельс играл Третий концерт Рахманинова. Я никогда не слышала у него такого феноменального, теплого звука, это было едва ли не лучшее из его выступлений.
Там, во Львове, когда я собиралась пойти на выступление Гилельса, местные "шишки" наперебой приглашали меня на какие-то банкеты, светские мероприятия... Я вежливо отказывалась, говоря, что мне очень хотелось бы пойти послушать Гилельса. В ответ я услышала:
– Ну, зачем тебе нужен этот рыжий еврей?
Естественно, я тут же всем громогласно объявила, что я сама еврейка.
В рамках того же фестиваля у меня был концерт в Киеве. Выхожу на сцену и слышу, как люди говорят, буквально в голос:
– Жиды, жиды кругом... Наконец-то наша Оксана, украинка, играет!
Я чуть не задохнулась от возмущения и, конечно, тут же публично объявила, что я – еврейка. После этого Гилельс, которому я все рассказала, сказал:
– А вы не могли объявить о том, что вы еврейка, на пять минут позже?
Я же отвечала:
– Не могла, потому что антисемитам нужно бить морду прямо на месте!
Интересно, что моя анти-антисемитская позиция постепенно стала широко известной. Однажды в Свердловске я зашла в магазин пластинок, и директор магазина мне сказала:
– Боже мой, вы такая знаменитость! Мне известно, сколько пощечин вы надавали антисемитам!
Нечего и говорить, что из этого магазина я ушла с редчайшими пластинками и в отличном настроении.

Читать дальше