Оксана Яблонская
Маленькие руки
Тема с вариациями
Хачатурян
Очень интересной была поездка в Минск на авторский вечер Арама Хачатуряна – выдающегося советского композитора. К слову, чтобы не забыть, я поближе познакомилась там с Арнольдом Капланом – замечательным, остроумнейшим, светлым и скромным человеком, кстати, родственником Фанни Каплан, якобы стрелявшей в Ленина и за это расстрелянной. Много лет спустя он побывал у меня в гостях в Нью-Йорке, где его сын, Сева Каплан, работает ведущим на русском радио.
На авторский вечер Хачатуряна собрался цвет музыкальной общественности СССР. Там были и Виктор Пикайзен, и Сема Снитковский, и певица Аня Матюшина... Из "музыкальных генералов" был, конечно, и Тихон Хренников – без него не обходилось ни одно мероприятие такого калибра. Недавно я прочитала в газете статью о Хренникове, где его клеймили позором за все и вся вместо "или хорошо, или ничего о покойниках". Хотелось написать в ответ, что хотя он работал в обстановке тоталитарного режима, где ему говорили, что делать, он сумел сделать очень много добра при жизни. Никого не сослали, не расстреляли, как в Союзе писателей, например. Многим он помог и с устройством на работу, и с квартирой, многих защитил.
Я должна была играть все фортепианные произведения Хачатуряна. Его Сонату я выучила очень быстро. Там в третьей части есть одно странное место: одно и то же повторялось несколько раз. Так что я решила пропустить несколько страниц.
Концерт прошел с большим успехом. Принимали очень хорошо. Потом был банкет. Все уселись за стол, и Хачатурян говорит:
– Я хочу выпить за здоровье прелестной женщины, очаровательной...
И пошел, и пошел... Если честно, из прелестных и очаровательных там была только я. И я уже было привстала, потому что он говорил такие комплименты! А он выпил за здоровье другой женщины. Последние слова тоста были: "...которая бережно относится с авторскому тексту!" Тут я поняла, что он заметил две пропущенные страницы. Очевидно, я посягнула на святое: видимо, это были те самые "божественные длинноты". Хачатурян обожал свою музыку, и никогда не стеснялся это подчеркнуть. Как говорил Ростропович, "Хачатурян так любит свою музыку, что каждый кусок повторяет как минимум еще раз, а чаще – несколько раз, как Вивальди".
Кстати, мы затронули интересную тему: может ли исполнитель вносить свои изменения в текст произведения? Горовиц, например, весьма вольно интерпретировал пьесы, с которыми работал – что-то пропускал, менял... Микельанджели в "Вариациях на тему Паганини" Брамса все переставляет местами, сокращает – это сейчас принято. В пуританском СССР такая вольность была непозволительной.
Как-то поздно вечером сидели мы с Хачатуряном в ресторане, ужинали. Вдруг заиграли "Танец с саблями". Все стали танцевать, кажется, это был твист. Я чуть не умерла: что, думаю, будет сейчас с Хачатуряном? А он в конце зааплодировал и сказал:
– Жаль, пропустили пару тактов!
Там же Хачатурян дирижировал своей музыкой к балету "Спартак". Продирижировал только увертюру и сказал, что дирижировать свое произведение – это то же, что на бракоразводном процессе читать вслух любовные письма.
У наших семей была давняя история отношений. Его жена, Нина, рожала сына Карена в госпитале, где моя мама работала медсестрой в родильном отделении. Мама принимала у нее роды.
Как-то я встретила Хачатуряна на улице. Он сказал:
– Оксана, срочно скажите папе, что завтра Хрущева не будет!
Почему-то считалось, что папа большой дока в политических новостях – не дай Бог, он о чем-то узнает с опозданием!
Нина Макарова, жена Арама Ильича, композитор, была очень красивой женщиной. Она жила в каком-то своем мире.
Однажды вдруг говорит мне:
– Хочу пойти куда-нибудь. Оксана, вы едете? Я выхожу!
Это в 7 часов вечера она собралась пойти в Союз композиторов, который закрывался ровно в пять. Хачатурян трогательно реагировал на ее странности, был очень к ним снисходителен, и, по-моему, очень жену любил. И хотя он говорил о своей семье и своем сыне и вообще о своих делах откровенно, это всегда звучало очень мягко, с иронией, с юмором...
Хачатуряна я часто видела в консерватории. Он всегда зазывал меня к себе в класс. Случалось, я сидела на его занятиях. Но я не разу не видела, чтобы он преподавал: обычно он рассказывал о своих поездках, о тех местах, где побывал. Он был окружен целой свитой учеников, ассистентов, аспирантов – вокруг него всегда бурлила толпа.
Часто я приходила к нему домой и играла его фортепианные произведения. Я выучила Сонату, Сонатину, Токкату, все небольшие вещи. Его Рапсодию для рояля с оркестром я выучила намного позже, уже в Америке, когда мы с сыном записывали компакт-диск "Хачатурян: Концерт. Хачатурян: Рапсодия".
На гастролях я обычно играла его Концерт и мелкие произведения, сонатины и прочее. А ту злополучную Сонату, я и теперь считаю, трудно выдержать в ее первозданной девственности.
Читать дальше