В 1946 году заместителю наркома Военно-Морского флота Исакову позвонил Сталин:
– Есть мнение назначить вас начальником Главного военно-морского штаба.
– Товарищ Сталин, разрешите доложить: у меня серьезный недостаток – нет одной ноги.
– Это единственный недостаток, о котором вы считаете необходимым сообщить? У нас раньше был начальник штаба, у которого не было головы. Ничего, работал.

* * *

Сталин увидел в кинохронике, как советский генерал, передавая какую-то официальную бумагу американскому чиновнику, глубоко и почтительно склонился. "Разжаловать!" – приказал он.

* * *

Сталин проезжал в автомобиле мимо красивого двухэтажного дома.
– Чей это детский сад?
– Это дача генерала N.
– А мне кажется, это детский сад.
Когда он ехал назад, вокруг дома уже бегали дети.

* * *

Профессор К. вылечил Сталина от радикулита.
– Проси чего хочешь, – сказал Сталин.
– Мне ничего не надо.
– Подумай.
Профессор подумал.
– У меня три просьбы. Первая: товарищ Сталин, не работайте по ночам.
– Постараюсь.
– Вторая: бюрократы задерживают оборудование для моего института.
– Наверное, копия заявки с тобой. Давай – у меня кое-какие связи, поможем.
– Третья: болят почки, а на всех торжествах первый бокал – за товарища Сталина. Разрешите мне не пить.
Сталин подумал и сказал:
– Первый – пей, как все.

* * *

Сталин отдыхал на озере Рица. Во время обеда влетела пчела и стала виться вокруг Сталина. Он ударил по ней вилкой. Промахнулся, поморщился, поднял вилку и стал караулить. Ударил второй раз, снова промахнулся. Снова занес вилку и со словами "Она не знает, что я терпеливый" метким ударом убил пчелу.

* * *

После войны Сталин любил слушать пластинку, на которой женский голос пел под аккомпанемент "конкретной" музыки – собачьего лая и воя.

* * *

После войны на базарах, у пивных, в электричках появилось много калек. Они говорили что хотели – терять им было нечего. В 1948 году они внезапно исчезли. Предание утверждает, что по приказу Сталина их уничтожили. Правда, есть и другой вариант легенды: всех вывезли на Соловки.

* * *

Сталин сказал Жукову: "Мы очень ценим товарища Жукова. Товарищ Жуков – талантливый полководец, обладает замечательными стратегическими способностями. Плохо только то, что он сам так думает. Войну выиграл не он, даже не я, а народ. Я полагаю, Политбюро сделает из этого надлежащие выводы".

* * *

Жуков пригласил Сталина на семейный праздник. За столом Сталин внимательно посмотрел в свою тарелку и спросил:
– Что это?
– Винегрет...
– Я спрашиваю: что это?
– Тарелка...
– Нет, это золото! Сдать в Гохран!
По ходу банкета пришлось менять посуду.

* * *

Шел 1947 год. Маршал Рокоссовский отдыхал на даче. Ему позвонили от Сталина и пригласили с женой и дочерью на обед. Обед проходил в непринужденной обстановке. Сталин вставал из-за стола, прохаживался. Подойдя к Рокоссовскому, он вдруг спросил:
– Вы ведь сидели, Константин Константинович?
– Да, товарищ Сталин, я был в заключении. Но вот разобрались и отпустили. А сколько замечательных людей там погибло!
– Да, у нас много замечательных людей.
Резко повернувшись, Сталин вышел в сад.
Все молчали, а Маленков возмутился:
– Зачем вы это сказали?
Через несколько минут Сталин вернулся. В руках у него было три букета роз. Один букет он преподнес жене Рокоссовского, другой – дочери, третий – самому маршалу. Рокоссовский облегченно вздохнул и больше никогда не напоминал Сталину о погибших в тюрьмах.

* * *

Руководитель военной промышленности Устинов однажды навлек на себя гнев Сталина, и тот заставил его выползти из кабинета на коленях.

* * *

В начале 50-х годов Сталина осмотрел крупный психиатр-грузин, живший в Москве. Он долго наблюдал за Сталиным, потом постучал молоточком и прописал легкое успокоительное. Только после "великой утраты" врач подтвердил диагноз, поставленный в 20-х годах Бехтеревым, – паранойя.

* * *

В 1952 году Сталин попросил генерала Власика подсчитать, во что обходится содержание телохранителей. Власик произвел подсчеты. Цифра получилась астрономическая. "Не может этого быть, это чепуха", – сказал Сталин, а Берия поддакнул. И закатилась звезда Власика.

* * *

Смирнов-Сокольский был большим книголюбом, и ему очень хотелось приобрести четырнадцатитомное парижское издание Салтыкова-Щедрина. В Советском Союзе были три тома из этого собрания в Ленинской библиотеке и тринадцать у какой-то ленинградской старушки. За пятьдесят рублей в месяц директор ленинградского цирка взялся поставлять Смирнову-Сокольскому информацию о здоровье старушки, и через некоторое время в Москву полетела телеграмма: "Бабушка в порядке". Наутро Смирнов-Сокольский был в квартире старушки, которая уже покоилась на столе. Среди хлопочущих родственников оказался один понимающий. Он назначил за собрание Щедрина приличную по тем временам цену в 15 тысяч рублей, и, выторговав пару тысяч, Смирнов-Сокольский приобрел наконец вожделенные книги. Он был так счастлив, что, когда давал интервью "Вечерней Москве" о своей новой программе для театра "Эрмитаж", похвастался приобретением. В день публикации интервью в его доме раздался звонок. Говорил Поскребышев:
– Товарищ Смирнов-Сокольский, мы здесь прочитали о вашей покупке. Вы, наверное, знаете, как товарищ Сталин любит сочинения писателя Щедрина. Не уступите ли вы за соответствующую цену...
– Почту за честь подарить книги товарищу Сталину! – отрапортовал Смирнов-Сокольский, перебивая Поскребышева.
– Спасибо.
Часа через полтора прибыли люди в штатском и увезли подарок. А на следующий день нарочный принес большой конверт. В нем лежала маленькая бумажная карточка, на которой рядом с типографским "Сталин" было написано: "Благодарю, Сталин".
Смирнов-Сокольский бережно хранил эту карточку, дорогую в буквальном смысле. Изредка показывал ее гостям. Вскоре время посуровело, и он перестал демонстрировать эту бумажку, а потом и вовсе спрятал. А немного позже положил конверт под паркет.
После разоблачения культа личности Смирнов-Сокольский обратился к своему приятелю Василию Ардаматскому, приближенному к властям: нельзя ли получить назад Щедрина в обмен на сталинскую благодарность? Ардаматский не посоветовал.
Смирнов-Сокольский завещал свои книги библиотеке имени Ленина. После его смерти сотрудники обнаружили среди книг конверт со сталинской запиской и предложили ее Институту Маркса-Энгельса-Ленина. Там отказались. Записку вернули вдове Смирнова-Сокольского.

* * *

Католикос армян под страшным секретом рассказывал поэту Аветику Исаакяну, что после войны его вызвал Сталин и сказал:
– У вас в Армении не хватает земли? Вам некуда деть репатриантов? Вы хотите вернуть земли, отнятые у вас турками? А у нас в стране много земель. Например, мало заселен Алтай. Его можно заселить армянами.

* * *

Эренбург пожаловался Сталину:
– У нас поднимает голову антисемитизм.
– Ничего, товарищ Эренбург, с фашизмом мы справились, справимся и с антисемитизмом.

* * *

Академик Виноградов подготовил для Сталина статью "Марксизм и вопросы языкознания". Сталин придал ей свою интонацию и стилистику, и она появилась в "Правде". Когда Виноградов прочел ее, он ужаснулся: было написано, что русский язык произошел из курско-орловского диалекта. В сознании Сталина со времен войны закрепилось устойчивое сочетание "Курско-орловская дуга", он при освоении и редактуре чужого текста так и написал. С трепетом позвонил Виноградов в секретариат Сталина и сказал, что русский язык произошел из курско-московского диалекта. Ему ответили:
– Раз товарищ Сталин написал про курско-орловский диалект, значит, из него теперь и будет происходить русский язык.

* * *

В середине 40-х годов Сталин решил, что в вузах следует преподавать логику. Ночью профессора Асмуса привезли на заседание Совета Министров и велели читать лекцию по логике.

* * *

Шли трудные послевоенные годы. В Мурманске было холодно и голодно. Между тем на полках магазинов гнили товары, недоступные населению. Секретарь обкома – брат поэта Александра Прокофьева – принял решение на 20% снизить цены. Прокофьеву позвонили из Москвы:
– Завтра в двенадцать часов на Политбюро будет слушаться ваш вопрос.
– Я не поспею.
– Решим и без вас. Или попросите самолет у военных.
В страшную непогоду бомбардировщик доставил Прокофьева в Москву. Сталин спросил:
– Как вы смели без разрешения Москвы снизить цены? Эта продукция принадлежит вам или государству?
– Товарищ Сталин, Мурманск голодает, топливо не выделено. Товары гнили.
Сталин повернулся к Микояну:
– Правда, что топливо не доставлено?
– Фонды исчерпаны, товарищ Сталин.
– Ну что же, товарищ Прокофьев – человек инициативный, смело берет на себя ответственность. Это хорошо. Однако за ним нужно присматривать, не то он по своей инициативе еще войну кому-нибудь объявит.

* * *

По некоторым свидетельствам, Сталин читал в среднем пятьсот страниц в день. Однако более правдоподобно, что для него создавались своеобразные риддайджесты, на двадцати-тридцати страницах раскрывающие суть нескольких книг. В 40-х – начале 50-х годов это делал его секретарь Шамес.

* * *

Александр Богомолец занимался вопросами геронтологии. Он утверждал, что человек может и должен жить до ста пятидесяти лет. Сталин очень внимательно следил за его работой, и Богомольцу не отказывали ни в каких средствах. Он стал академиком Академии наук Украины, СССР, Белоруссии, Академии медицинских наук, Героем Социалистического Труда и лауреатом Сталинской премии. Когда в 1946 году академик умер шестидесяти пяти лет от роду, Сталин сказал: "Вот жулик! Всех обманул".

* * *

Как Чарли Чаплин спас Ворошилова. После войны одного крупного флотоводца, адмирала пригласили на Политбюро для доклада о перспективах развития флота. Адмирал сказал: перспективы развития флота зависят от выбранной концепции. Наступательная концепция диктует нам создание крупных боевых единиц, оборонительная – основывается на принципе разумной достаточности и позволит ограничиться строительством небольших судов.
Первым сформулировал свое мнение Ворошилов:
– Создание крупных боевых единиц в условиях послевоенной разрухи нам не под силу, целесообразнее поэтому принять оборонительную концепцию и строить небольшие недорогие суда.
Ворошилов сел. Воцарилась тишина. По лицу Сталина прошла тень неудовольствия. Уловив это, выступил Берия:
– Нашей великой стране нужен великий флот, и у нас хватит сил его создать.
Сталин выдержал длинную паузу, а потом заговорил:
– Мы давно подозревали, что Ворошилов – английский шпион, однако у нас не было доказательств. А сейчас он сам себя разоблачил. Он хочет, чтобы Британия была владычицей морей, а Советский Союз не имел сильного флота. Куда смотришь, товарищ Берия?
Ворошилов сидел бледный, понурив голову, со лба его падали неправдоподобно большие капли пота и разбивались о полированную крышку стола. Сталин, помолчав еще немного, сказал, что вопрос не подготовлен и к нему необходимо вернуться на следующем заседании, а сейчас вниманию участников заседания предлагается фильм Чаплина "Новые времена". Все перешли в зал с экраном на передней стене. Тут стояли маленькие столики, на них – по две бутылки боржоми, и у каждого – по два стула. Все сидели по двое, только Сталин сел отдельно – важно – за первый столик, и Ворошилов – отдельно – обреченно – за последний. Никто не решился сесть с ним рядом.
Сталин смотрел фильм с интересом и прослезился, когда герой выходит из тюрьмы. Он вытащил платок, высморкался, аккуратно его сложил и спрятал в карман. Когда включили свет, он продолжал сидеть. Никто не двигался. Наконец Сталин встал, окинул всех просветленным взглядом и сказал:
– Мало мы заботимся о людях. Вот, например, Ворошилов, наш старый боевой товарищ. Он много сил отдал победе, а теперь устал и даже начал ошибаться. И никто не позаботится, чтобы он отдохнул. Почему ты, Берия, не предложишь ему путевку в санаторий?
Бледность сошла с лица Ворошилова...

* * *

В 1949 году к юбилею вождя из Китая прислали рисовое зернышко, на котором по-китайски и по-русски была написана здравица. К нему прилагался микроскоп. Все это поместили в Музей революции. Но однажды зернышко съела мышка. Перепуганные сотрудники задвинули микроскоп так, чтобы добраться к нему было невозможно, и еще целых два года, до смерти Сталина, тряслись.

* * *

Шла кампания по борьбе с космополитизмом. Илья Эренбург был идеальным объектом для проработки: еврей, западник, много лет прожил за границей, пишет об "их" мире, находя в нем некоторые человеческие черты. И в редакции "Правды" решили провести обсуждение романа "Буря", который, по слухам, товарищ Сталин назвал "бурей в стакане воды". Обсуждение длилось уже несколько часов. Каждый оратор хотел превзойти другого. После каждого выступления впору было вызывать конвой. Эренбург спокойно слушал. Наконец его спокойствие стало выводить участников обсуждения из себя, и они потребовали: "Пусть не отмалчивается!"
Эренбург сказал:
– Я благодарен коллегам за внимание к моему произведению, благодарен за критические замечания. Позволю себе заметить, что по поводу этого романа я получаю большую читательскую почту, в которой оценки не всегда совпадают с теми, которые я услышал здесь. Для примера прочитаю телеграмму, присланную мне одним из моих читателей: "С интересом прочитал "Бурю". Поздравляю с успехом. И.Сталин".
Возникла немая сцена в духе гоголевского "Ревизора". Потом председатель собрания опамятовался и вымолвил:
– На этом обсуждение интересного романа "Буря" считаю закрытым. Поздравляю автора с успехом.

* * *

Исходя из общих принципов сталинской кадровой политики, председатель Комитета по делам искусств Храпченко дал указание уволить из Большого театра певца Рейзена.
Вскоре после этого Рейзену, голос которого нравился Сталину, позвонил Поскребышев и передал приглашение выступить на приеме в Кремле. Рейзен ответил, что он уволен из театра и уже не выступает. Через некоторое время за певцом приехала машина, и он очутился в Кремле. Рейзен спел – как всегда, прекрасно. Сталин подозвал Храпченко и спросил, указывая на Рейзена:
– Это кто?
– Это певец Рейзен.
– А вы кто?
– Председатель Комитета по делам искусств Храпченко.
– Неправильно. Это – солист Государственного академического Большого театра, народный артист СССР Марк Осипович Рейзен, а вы – дерьмо. Повторите!
– Это солист Государственного академического Большого театра, народный артист СССР Марк Осипович Рейзен, а я – дерьмо.
– Вот теперь правильно.

* * *

Философа Розенталя прорабатывают в Академии общественных наук как космополита:
– Розенталь – антипатриот. Он всю войну укрывал своего сына от фронта!
– Да, но он же был еще маленький, – оправдывался профессор и, только когда собрание закончилось, вспомнил, что его сын всю войну провел на фронте.

* * *

Летом 1951 года врачи диагностировали у Сталина склероз и рекомендовали ему покой.
– Медицина – это наука? – спросил Сталин.
– Да, товарищ Сталин, наука.
– А в науке бывает прогресс?
– Да, товарищ Сталин.
– Значит, и в медицине есть прогресс?
– Да, товарищ Сталин, есть, но это заболевание наука еще не умеет лечить.
– Значит, вообще в медицине прогресс есть, но, когда дело касается товарища Сталина, прогресса нет?
С этого момента началась подготовка "дела врачей".

* * *

По "делу врачей" арестовали главным образом евреев. Но среди них оказался и лечащий врач Сталина Владимир Виноградов, рекомендовавший вождю по состоянию здоровья покой и отдых от государственных забот. Новый министр по делам репрессий Игнатьев спросил у Сталина, что делать с Виноградовым. Сталин ответил:
– Не знаешь, что делать? Он должен быть связан с сионистской организацией "Джойнт".
– Но Виноградов русский.
– Значит, он английский шпион, а Англия покровительствует "Джойнту". Так что все сходится.
– Но Виноградов просит сообщить вам, что он ни в чем не виноват.
– Не виноват! Шпион иностранной разведки – не виноват! Имей в виду, Виноградов – человек слабохарактерный. Я его хорошо знаю. Его не надо бить, достаточно надеть на него наручники, и он все подпишет.

* * *

Процесс над "врачами-убийцами" должен был начаться 5 марта 1953 года. В "Правде" лежала передовая статья, написанная философом Чесноковым и одобренная вождем, "Спасем евреев от гнева народов Советского Союза!", в которой говорилось, что гнев народов СССР справедлив: еврейская нация породила врачей-убийц и сделала много другого зла. Но из советского гуманизма евреев необходимо спасти: вывезти и спрятать. На 10 апреля 1953 года была назначена депортация евреев в Восточную Сибирь, на Дальний Восток и в Казахстан. Маршал Конев, герой войны, командовал там строительством бараков. "Окончательное решение еврейского вопроса" сорвала неожиданная смерть Сталина.

* * *

Сталину доложили, что места высылки евреев не готовы принять два с половиной миллиона человек – там нет достаточного количества продовольствия и жилья. Сталин ответил: "А почему вы думаете, что все туда доедут?"

* * *

Илья Эренбург рассказывал мне, что в феврале 1953 года Маленков пригласил его в ЦК и сказал:
– Я поклонник вашего таланта, поэтому настоятельно советую подписать вот это.
И дал прочитать письмо, под которым уже стояло несколько подписей: "Мы, евреи – деятели культуры, воспитывали своих детей в антипатриотическом духе, мы и наши дети виноваты перед всеми народами Советского Союза, так как противопоставили себя им. Мы становимся на колени перед народами нашей страны и просим наказать и простить нас..."
Прочитав, Эренбург вернул письмо:
– Я этого подписать не могу.
– Советую не отказываться. Иначе я не могу поручиться за вашу судьбу, которая мне небезразлична. Там ваш отказ, – Маленков поднял глаза кверху, – не поймут.
Эренбург прибег к лукавым аргументам:
– Партия и лично товарищ Сталин поручили мне руководить движением за мир. У меня есть официальное заявление Жолио-Кюри и других западных представителей: они выйдут из движения за мир, если не получат неопровержимых данных о том, что дело врачей не инспирировано. Все это не позволяет мне подписать письмо, так как я отвечаю перед партией и товарищем Сталиным за движение за мир.
– Тогда письменно изложите ваши аргументы товарищу Сталину, хотя, уверен, это не повлияет на его решение – документ будет опубликован на следующей неделе.
Всю ночь Эренбург писал письмо. Убедили ли вождя его аргументы или же вторглись другие факторы, но письмо в печати не появилось. Почему? Сталин ушел из жизни и унес с собой ответ на этот вопрос.

* * *

Рассказывал Игорь Ильинский:
– Это было в конце 1952 года. Я был приглашен на концерт, посвященный окончанию работы XIX съезда партии. Выступал Краснознаменный ансамбль песни и пляски. Вид у Сталина был довольный. Но вот от правительственного стола отделился Ворошилов, подбежал к руководителю ансамбля Александрову и что-то шепнул ему на ухо. Александров вскинул палочку – и зазвучал знакомый мотив. Сталин поднялся из-за стола, подошел к дирижеру, заложил руку за борт френча и запел, а Александров дал знак оркестру играть тихо, чтобы слышен был старческий голос:

Эх, яблочко, куда котишься? 
В Губчека попадешь – 
Не воротишься, 
В Губчека попадешь – 
Не воротишься...

Меня охватил ужас. Я подумал: Сталин скоро опомнится, что вышел из роли вождя, и не простит свою оплошность никому из присутствующих. Я на цыпочках вышел из зала и бросился домой.

Читать дальше