Предлагаемая читателю книга – не первая книга ее автора на эстонском языке. Еще в 1976 году в Таллинне была издана книга "Esteetika" – перевод первого издания книги Юрия Борева "Эстетика". С тех пор эта книга выдержала каждый раз дополняемых 8 русских изданий, а с переводами на другие языки – 24 издания общим тиражом свыше 1 миллиона экземпляров. Юрий Борев был среди тех, кто возрождал эстетику на территории бывшего СССР в середине 50-х годов, когда эта область философского знания была участницей гуманистического и демократического движения 60-х годов. Достойно внимания, что с 1937 по 1953 год не вышла ни одна книга по эстетике.
Юрий Борев первый на 1/6 части нашей планеты еще в 1957 г. выпустил книгу "О комическом", а в 1970 году не только популярно, но и научно ответил на вопросы о том, "как смех казнит несовершенство мира, очищает и обновляет человека и утверждает радость бытия". Он первый написал и книгу "О трагическом". Трагическое (в отличие от неэстетического, но, увы, жизненного понятия "ужасное"), по мудрой мысли автора книги, – не основание для уныния: трагедия "доказывает бессмертность даже погибшего возвышенного характера, отсутствие смерти для всего истинно человеческого". В 1963 г. он защитил докторскую диссертацию "Трагическое и комическое и проблемы литературы".
Теоретическая деятельность Ю. Борева не ограничивалась проблемами комического и трагического. Трудно найти такой вопрос эстетики, который бы он не рассматривал в той или иной связи в своих многочисленных трудах на множестве языков. Из многих его трудов я хотел бы обратить внимание на книгу: "Искусство интерпретации и оценки (Опыт прочтения "Медного всадника")" (1982). На основе всестороннего исследования знаменитого пушкинского произведения представлена новая интеграционная методология анализа художественного произведения. Автор исходит из того, что все серьезные методологические школы выдвигали свои плодотворные подходы к произведению, и только объединив все рациональное в этих подходах на основе историзма, можно проанализировать и полно осмыслить художественное произведение как сложнейшее явление культуры.
С 1956 года Юрий Борев работает в Институте мировой литературы Российской академии наук. Трудясь в этом Институте, он был главным редактором и одним из авторов шеститомного издания "Теории. Школы. Концепции" (обзор теоретико-литературных идей ХХ века) и трехтомного сборника по методологии художественной критики, участником создания трехтомной "Теории литературы" и других фундаментальных научных работ отдела теории. Сейчас он руководит четырехтомным коллективным трудом "Теория литературы" и многотомным фундаментальным исследованием "Теоретико-литературные итоги ХХ в. и перспективы ХХI в." В 2003 г. он выпустил объемный том: "Эстетика. Теория литературы: энциклопедический словарь терминов". С 1993 г. Юрий Борев возглавляет Независимую академию эстетики и свободных искусств, реальность которой подтверждается не только официальной регистрацией, но и авторитетным изданием журнала "Академические тетради", в которых считают за честь публиковаться серьезные ученые.
Юрий Борев – автор хорошего афоризма: "Нет бездарных людей. Просто есть люди, занимающиеся не своим делом". Сам Ю. Борев занимается многими делами, притом талантливо. С юности он вовлечен не только в теорию, но и практику художественной деятельности: ему принадлежат стихи, романы, пьесы и киносценарий. Литературное творчество Ю. Борева еще ждет своих исследователей. Но, как мне представляется, еще до их исследований, его киносценарий "Воскресший из живых" – одно из самых значительных произведений в этом жанре. Увы, этот великолепный киноэмбрион, к большому сожалению, не родился на свет. Свой киносценарий Ю. Борев начал писать в 1959 году. В основу его сюжета была положена правдивая история судьбы отца автора, который спасся от сталинских репрессий, стремительно поменяв местожительство, и, оставив профессию философа, стал юристом. Но в сценарии был дан образ Сталина, невиданный еще в советском искусстве, а также содержались необычайно выразительные художественные символы сталинской эпохи. О социально-художественных достоинствах "Воскресшего из живых" свидетельствует одобрительное отношение к нему Михаила Ромма, Анджея Вайды, Андрея Тарковского, которому работа над фильмом о Рублеве помешала в середине 60-х заняться постановкой фильма по боревскому сценарию. Игорь Ильинский не только мечтал в будущем фильме сыграть роль Сталина, но и поставить сам фильм. На книге "Игорь Ильинский. Сам о себе", подаренной автору киносценария, великий артист написал 12 декабря 1962 года: "Дорогому Юрию Борисовичу Бореву с надеждой на большую творческую дружбу и совместную работу". Но, увы, этой надежде не дано было сбыться. Договор, по рекомендации М. Ромма заключенный Мосфильмом с автором киносценария, после его одобрительного обсуждения в 1962 г. был расторгнут в 1966 году: в это время партийная верхушка вознамеривалась реабилитировать Сталина?
Сталин привлек внимание Ю. Борева и с другой стороны. Еще в те времена, когда за хороший анекдот можно было получить хороший срок, он стал собирать анекдоты и всевозможные рассказы о Сталине. Так появилась на свет одна из самых известных книг Юрия Борева: "Сталиниада (мемуары по чужим воспоминаниям с историческими анекдотами и размышлениями автора)" (Москва, 1991 и последующие 7 переизданий на русском и многих других языках тиражом около 2 миллионов экземпляров). В период перестройки Юрию Бореву не нужно было перестраиваться. Он дополнил теорию комического его практикой. Достойно внимания, что первые публикации из этой книги появились в газете Народного фронта Эстонии "Тартуский курьер" (август – ноябрь 1989 г.). О живучести этого собрания свидетельствует и собранный выдающимся эстонским фольклористом академиком Арво Крикманном (Arvo Krikmann) сборник "Интернет-анекдоты о Сталине" (Netinalju Stalinist) (Tartu, 2004). Боревская "Сталиниада" открывала целую серию книг: "Фарисея. Послесталинская эпоха в преданиях и анекдотах" (Москва, 1993), "Краткий курс сталинизма в анекдотах и преданиях" (Омск, 1991; 2-е изд. – Житомир, 1992), "История государства советского в анекдотах и преданиях" (Москва, 1995), "Краткий курс ХХ века в преданиях и анекдотах" (Москва, 1995), "Из жизни звезд и метеоритов" – предания о писателях, художниках, артистах, музыкантах, ученых (Москва, 1996) и ряд других. В 1996 г. в Харькове вышел трехтомник Юрия Борева "ХХ век в преданиях и анекдотах".
Что это? Просто развлекательное чтиво? Конечно, жанр анекдота обречен на успех у широкой публики, хотя туча "анекдотических" книг, утолив жажду по некогда запретному и даже опасному жанру, стала моросить скучными сборниками, наспех составленными по примитивной тематике и с плохим вкусом. Книги Юрия Борева читать по-прежнему интересно. Этот интерес обусловлен тем, что автор произвел необходимую селекцию, включив в свои издания только действительно остроумные проявления народного творчества. Анекдот живет полноценной жизнью не в книжной клетке, но "на воле", рассказанный к случаю, включенный в контекст событий. Подробная систематизация различного рода анекдотических историй, предпринятая Боревым, позволяет "оживить" анекдот, ввести его в определенный исторический контекст. Да и вообще анекдот требует к себе серьезного отношения. Последний классик русской философии А.Ф. Лосев писал в "Диалектике мифа": "Действительно, только очень абстрактное представление об анекдоте или вообще о человеческом высказывании может приходить к выводу, что это просто слова и слова. Это – часто кошмарные слова, а действие их мифично и магично".
Но для Юрия Борева анекдоты – это не просто более или менее смешные рассказики, но проявление интеллигентского фольклора. Серьезной научной заслугой в области фольклористики и социологии является введение и обоснование Юрием Боревым этого понятия. Интеллигентский фольклор, дающий альтернативную по отношению к созданной документами картину истории, возникает как целый пласт культуры в тоталитарных обществах, где интеллигенция не могла доверить бумаге свой жизненный опыт. Понятие "интеллигентский фольклор" обозначает особый вид народного творчества, который предоставлял возможность свободного, не подлежащего никакой цензуре выражения взглядов и оценок. "Крестьянский фольклор" возник потому, что крестьянские массы не владели грамотой. Шибко грамотная интеллигенция прибегает к устной передаче своих мыслей и чувств тогда, когда, как говорится, "бьют и плакать не дают". Не дают и смеяться, потому что это обидно для бьющих. Включаясь в процесс устного народного творчества, интеллигенция еще раз показывает, что она – неотъемлемая часть народа и без нее, по выражению Андрея Платонова, "народ неполный".
Очень точно о социологическом значении деятельности Юрия Борева по собиранию интеллигентского фольклора писал известный ученый-социолог, специально занимающийся социологией политического юмора, А.В. Дмитриев. По его словам, в книгах Юрия Борева, "по сути дела, перед читателем предстала своеобразная энциклопедия социального опыта советской интеллигенции, энциклопедия неподцензурного устного рассказа, основанного на слухах". При этом "главная новизна книг Юрия Борева заключается в своеобразной узаконенности слухов как особой социологической формы, так не похожей на традиционную, ставшую уже привычной для читателя литературы. На слухи социологи и психологи привыкли смотреть с позиций оценки некоего недоработанного, неуловимого документа, который содержит в себе сведения, существующие лишь недолгое время. Но слухи все же неоценимо важны для оценки эпохи, и процесс исследования заставляет собирать, запоминать и излагать жизненные ситуации, неожиданные случаи, услышанные анекдоты. Словом, слухи, как это ни звучит парадоксально, вообще не могут быть поняты неавторским сознанием". И далее следует вывод: "Итак, несмотря на чисто историческое расположение материала, автор книги явно социологичен. Исследование юмористически окрашенных политических слухов, циркулирующих в обществе с начала XX века, оказывается уникальным социологическим источником. И вряд ли целесообразно изучать только официальную информацию, поскольку слухи – голос социальной группы, в данном случае интеллигенции. Иногда он усиленно соперничает со средствами массовой информации. И в тоталитарном обществе ему особенно доверяют. Именно поэтому Ю. Борев практически открыл для социологов этот важный систематизированный источник формирований знаний" (Дмитриев А.В. Социология политического юмора. Москва, 1998, с. 251, 254-255).
Для меня несомненной философско-эстетической заслугой Юрия Борева является то, что он теоретически и практически отлично показал, как многие тоталитарные мифы являются всего-навсего скверными анекдотами, а лучшие анекдоты не уступают по своей художественной значимости великим мифам. Ю. Борев раскрыл не только социологическую значимость, но также эстетико-художественные потенции анекдота.
Всё сказанное выше относится и к книге, издаваемой для эстонского читателя, "Власти-мордасти", увидевшей свет на языке оригинала в 2003 году. Ее название представляет собой непереводимую остроумную игру слов. На русском языке издавна употреблялось словосочетание "страсти-мордасти", означающее в данном случае устрашающее влечение к чему-либо. Образованное автором по этому типу словосочетание "власти-мордасти" говорит о том, что предметом его книги являются политические власти, упоенные своим могуществом в течение отведенного им срока. Переводчик книги Томас Калль полагает, что эстонским эквивалентом названия книги может быть "KURJAST VOIMUST VAEVATUD".
Этот предмет книги раскрывается через различного рода истории, смешные и трагические, анекдоты и анекдотические события, юморо-сатирические портреты правителей и властителей России XX века. Весь этот многообразный материал дается в ироническом ключе и в историческо-временном порядке, соответствующем реальной истории России, Советского Союза и постсоветского времени. Начинается книга с царя Николая II и его окружения. Есть разделы о Керенском, Ленине, Сталине, Маленкове, Хрущеве, Брежневе, Андропове, Горбачеве, Ельцине и возникших при нем политических деятелях. Заканчивается книга Путиным и остроумными размышлениями о политическом будущем России.
Книга, несомненно, представляет интерес для эстонского читателя, поскольку Эстония входила в состав политического образования, о котором идет речь в книге и которое после обретения ею независимости остается ее неизбежным соседом.
Книга Ю. Борева иллюстрирована рисунками всемирно известного грузинского художника Тенгиза Мирзашвили. Эти рисунки были опубликованы как иллюстрации к книгам Юрия Борева "Сталиниада" (Иркутск, 1992), "Фарисея" (Москва, 1993) и "История государства советского" (Москва, 1995). Но по содержанию они, по моему мнению, вполне соответствуют и материалу книги "Kurjast voimust vaevatud". К величайшему сожалению, Тенгиз Мирзашвили скончался перед началом 2008 г. и уже не мог бы проиллюстрировать книгу своего друга на эстонском языке столь конкретно, как он это делал раньше. Автор этих строк взял на себя смелость имеющиеся рисунки грузинского художника "привязать" к соответствующим разделам эстонского текста книги.
Тенгиз Мирзашвили родился в 1934 году. Он закончил Тбилисскую государственную художественную академию по отделению театрально-декоративной живописи. С 1952 г. художник участвует в художественных выставках. Работы Мирзашвили находятся в коллекциях музеев Грузии, Государственном музее искусств, в Государственной Третьяковской галерее, Музее искусства народов Востока, а также в частных собраниях России, Австрии, Франции, Германии, США и других стран. Художник получил достойное признание прежде всего как пейзажист. По словам грузинского искусствоведа Дианы Шерешашвили, "притягательность его полотен порой необъяснима. Его картины в своих лучших образцах тонко психологичны. И вторая особенность дарования художника – умение открывать новое в известном. Бытует мнение, что по картинам Мирзашвили можно изучать неповторимую природу Грузии. Тихие озёра и стремительные водопады, глухие ущелья, пики гор – всё это художник передаёт на своих полотнах с удивительной фантазией? ("Свободная Грузия", 11 февраля 2008 г.).
Влюбленный в природу и "естественных" людей, художник с особой остротой видит и чувствует людей и ситуации, "неестественные" и "противоестественные", порождаемые "волей к власти" (Ницше). Обладая талантом несколькими штрихами нарисовать иронический портрет или ситуацию, Тенгиз Мирзашвили тонко "дозирует" меру юмора и сатиры по отношению к разным историческим персонажам. Его рисунки – не карикатуры, а шаржи, порой сатирические, иногда юмористические. Мне представляется, что, рисуя даже крайне несимпатичных персонажей, художник добродушен. Однако это добродушие – не примирение со злом, а унижающая его снисходительность с высоты общечеловеческих ценностей.
В книгах Ю. Борева по экономическим соображениям были опубликованы только прекрасные черно-белые штриховые рисунки Мирзашвили, но его кисти принадлежит большая серия живописных картинок на темы интеллигентского фольклора, собранного Боревым (с цитатами из книг Борева, включенными прямо в полотно картинок). В ряде городов США и Европы, в Москве в Доме художников на Крымском валу состоялись представительные выставки этих работ грузинского художника. Эти картинки, вероятно, сохранились, во всяком случае, они были засняты во время выставки в Москве знаменитым фотохудожником Юрием Ростом. Две из этих картинок Тенгиз Мирзашвили подарил автору этих строк, и они воспроизводятся в этой книге.
В заключение я не могу не объясниться по следующему поводу. Великий Аристотель сказал однажды: "Платон мне друг, но истина дороже". Я не Аристотель, считающий, что он знает истину. Когда я говорю: "Борев мне друг, но истина дороже", я не имею в виду, что я, в отличие от моего друга, обладаю истиной. Я в данном случае констатирую лишь ту истину, что, несмотря на нашу дружбу, я – другой и наши воззрения не во всем совпадают. А какие из этих воззрений соответствуют Истине, пусть рассудит время.
Юрий Борев – мой друг с полувековым стажем. Мы вместе с конца 50-х – 60-х годов вдвоем держали активную оборону от наседавших на нас официозных партийных идеологов, защищая социокультурную концепцию эстетического. Нас сближали демократические убеждения, выражавшиеся в любви к "интеллигентскому фольклору", который каждый из нас собирал по-своему. Во многих книгах Борева – собраниях этого фольклора, в том числе этой, – появлялось имя Л. Столовича, рассказавшего автору какую-либо историю или произносившего понравившуюся ему фразу.
Но из этого нельзя сделать вывод, что наши воззрения во всех случаях одинаковы. Между нами не раз возникали устные и печатные дискуссии по теоретическим и общественно-политическим вопросам. В какой-то мере это нашло отражение и в книге "Kurjast voimust vaevatud". В ней, например, рассказывается, как Геннадий Бурбулис сказал нам: "По вашим книгам я учился". Тогда, когда мы были в гостях у всесильного в то время Бурбулиса, мой друг ничего ему не ответил. Ему, как и мне, было лестно это слышать. Но вот в книге 2003 г. он выносит Бурбулису свой приговор: "Однако не знаю, как Столович, но я, кажется, ничему хорошему Бурбулиса не научил". Я сейчас, как и тогда, придерживаюсь иного мнения. Не в отношении того, был ли я способен кого бы то ни было научить чему-либо хорошему, а в оценке самого Бурбулиса. Бурбулис, по моему мнению, был и остается демократом, который именно поэтому стал неугоден перерождающемуся Ельцину. Во время одной из наших встреч Геннадий Бурбулис подарил мне книгу о себе канадского журналиста Макса Ройза (Max Roiz) "Чужак в Кремле", изданную в 1993 с предисловием Владимира Буковского, с такой надписью: "Спасибо Вам, Вы научили нас свободолюбию!". Если это так, мне нечего стыдиться.
Однако наши разногласия относительно Бурбулиса – это несущественно по сравнению с трактовкой геополитического фактора и социального устройства России, который Ю. Борев представляет следующим образом: "На том огромном пространстве, на котором мы живем, действуют центробежные силы, ведущие к сепаратизму, и центростремительные, ведущие к державности, а порою и к тоталитаризму. Важно найти меру (золотую середину) между крайностями. Лозунг должен быть такой: державность и демократия" (c. 325). Мне уже довелось в книге "Плюрализм в философии и философия плюрализма" (Tallinn, 2005) методологически оспаривать аналогичный тезис Ю. Борева (стр. 33-37). Решительно не могу согласиться с тем, что здоровые и раковые клетки организма, добро и зло, демократия и державность могут образовывать мирную и устойчивую конструкцию. "Демократическая державность" или "державная демократия" – это оксюморон, как "жареный лед". Державное, имперское сознание, в откровенной форме, как у писателя Александра Проханова, или подслащенное сочетанием с демократией и либерализмом (идея "либеральной империи" Анатолия Чубайса), к сожалению, на мой взгляд, широко распространены среди современной интеллигенции России. По моему убеждению, имперское сознание – это разновидность мании величия, наркотик, который создает иллюзию благополучной жизни, когда она отнюдь не благополучна.
Но хотя Ю. Борев своим лозунгом "державность и демократия" отдает дань имперскому поветрию, весь собранный им материал книги "Kurjast voimust vaevatud" показывает, чтo стоит реально эта имперская державность и как она смешна.