АЛЬМАНАХ "АКАДЕМИЧЕСКИЕ ТЕТРАДИ" 

Выпуск пятнадцатый

Тетрадь третья.
Эстетика и культурология

В.М. Петров

Модели нормативной этики: в поисках оснований дедуктивного конструирования

 

Миллион сперматозоидов – знаю:
Им всем суждено умереть!
Из катаклизма, как Ною –
Лишь одному уцелеть!

И среди этого миллиона
Были зародыши для
Новых Шекспира, Ньютона, Донна, –
А одним оказался я.

Позор! Когда лучшие – мыкались,
С ковчега – пинком ноги!
Было б честнее, гомункулус,
Если бы ты погиб!

Олдос Хаксли
Пятая песнь философа

Происходящий стремительный процесс квантификации социально-гуманитарного знания, его пронизывания идеями точных и естественных наук приближает наступление времени, когда этот поток органично вберет в себя и те области, которые принято считать «истинно гуманистическим» ядром всего человеческого существования. К таким областям относится, в частности, эстетика, где с помощью количественных методов уже получены новые, нетривиальные результаты. Но, разумеется, «сердцевину» этой совокупности «собственно человеческих» областей составляет этика, и здесь «квантификационное движение» только начинается (хотя определенные «прорывы» уже произошли – см., например, Голицын, 1997а). Цель настоящего текста – внести вклад в разработку одного из подходов к построению моделей для данной области.
Когда речь идет об этических проблемах, представляются первостепенными два аспекта:
– Статус обсуждаемой модели. Тут возможны две версии:
1. Дескриптивный подход, имеющий дело с конкретной социальной реальностью. Соответствующие исследования обычно бывают посвящены описанию этических норм, установок etc., сложившихся в различных сообществах.
2. Нормативный подход, являющийся «чисто теоретическим» (гипотетическим). Он «интенционален», поскольку имеет дело с такими этическими нормами и установками, которые могли бы соответствовать определенным социальным целям (хотя иногда эти нормы и установки не наблюдаются в социальной реальности).
– Принципы выделения тех единиц (таковыми могут быть, например, отдельные субъекты либо некие социальные общности), отношения между которыми рассматриваются.
Здесь возможны два класса единиц:
а) Единицы, занимающие разные позиции в пространстве (имеются в виду пространственные координаты в реальности). Так, могут существовать модели для взаимоотношений между отдельными индивидами, либо между индивидом и обществом, либо между социальными группами, либо между обществами (странами).
б) Единицы, относящиеся к различным темпоральным позициям, т.е. разному времени функционирования. Например, можно строить модели для установок современного поколения по отношению к поколениям предыдущим (нечто вроде «долга перед предками») либо установок нынешнего поколения по отношению к поколениям будущим (сыновьям, внукам etc.).
В данной работе мы займемся построением базы для этических моделей классов 2а и 2б, притом с учетом современной научной и социальной ситуации.

1. Принцип максимума информации и фундаментальные системные тенденции

Более двух столетий назад выдающийся математик Леонард Эйлер (1707–1783), являвшийся академиком Берлинской и Санкт-Петербургской академий наук, выдвинул весьма амбициозный проект: сконструировать все законы и закономерности Универсума, исходя из некоего начального постулата и пользуясь исключительно дедуктивной логикой. Иначе говоря, появилось мнение, что «к законам природы можно идти не только «снизу», путем индукции, обобщения фактов, но и «сверху», путем дедукции от экстремальных принципов. <…> Несмотря на соблазнительную простоту этой программы, реализовать ее в то время не удалось ни самому Эйлеру, ни тем, кто пытался следовать за ним» (Голицын и Левич, 2009, с. 60-61).
Фактически сущность этого проекта заключалась в дедуцировании структуры Универсума «как логической необходимости» (если пользоваться выражением А. Эйнштейна), имея в виду основные свойства Природы, Культуры, ментальности, социальной жизни, искусства etc. И в течение почти трех столетий проект этот считался утопическим.
Между тем в последние годы ситуация начала изменяться: «в современной науке возникли предпосылки – идеи и разработки – для возврата к «программе Эйлера» (Левич, 2010). Было осуществлено много попыток реализовать такое «идеальное конструирование», в особенности в приложении к тем фрагментам Универсума, которые относятся к теоретической физике. Но кроме того, представляются весьма многообещающими попытки, выполняемые в рамках системно-информационного подхода, применимого к широкому кругу как естественных наук, так и гуманитарных. В частности, этот подход позволил теоретически дедуцировать – притом исходя из одного общего постулата –
такие феномены, как «закон Ципфа» (являющийся следствием «принципа наименьших усилий», которому подчиняются многие виды социального поведения – см. также далее), «лавинные процессы» в физических системах и в системах социальных, закономерности биологической эволюции, циклические процессы в социальной жизни и в искусстве (кое-что о них будет сказано далее), семантические механизмы языков и их фонетические структуры, параметры женской привлекательности и т.д. (см., например: Голицын, 1997; Голицын и Петров, 2005, 2007; Манконе и Петров, 2009; Golitsyn & Petrov, 1995; Petrov, 2001, 2007).
В данном тексте мы будем следовать логике именно системно-информационного подхода. Модели для этики будут «конструироваться» как часть будущей общей модели, каковая, мы надеемся, со временем сможет охватить весь социальный и культурный Универсум.
Как известно, в основании данного подхода лежит так называемый «принцип максимума информации», который справедлив для любой системы, будь то животное, ансамбль газовых молекул в сосуде, лес, человеческий коллектив, завод, общество, язык, вид искусства и т.д. В любом случае рассматриваемая система взаимодействует с окружающей средой, и названный принцип описывает эти взаимодействия – как «реакции» системы на внешние «стимулы»: «система стремится выбирать такие реакции y, которые обеспечивают ей максимальную полезную информацию о данном стимуле x» (Golitsyn & Petrov, 1995, p. 10). Математическая формализация этого принципа приводит к максимизации так называемого «лагранжиана»:

L (X,Y) = H (Y) – H (Y/X) – β R (X,Y) → max,

где H(Y) – энтропия состояний системы, H(Y/X) – энтропия совершаемых системой поведенческих ошибок, R(X,Y) – средний расход ресурса системы при ее состояниях Y и состояниях окружающей среды X, а β – показатель дефицита ресурса, имеющегося в распоряжении системы. (Этот показатель может изменяться в диапазоне от β=0, когда ресурс системы безграничен, до β=1 при сильном ресурсном дефиците.) Роль ресурса могут играть самые разные «субстраты», в зависимости от природы изучаемой системы: в экономике это могут быть деньги, в механике – энергия, в физической химии – вещество, в эргономике – количество выполняемых операций, в социологии и культурологии – число активных (или креативных) людей в обществе etc. Данное уравнение имеет для системно-информационного подхода такое же основополагающее значение, как для квантовой физики – волновое уравнение.
Поскольку максимизации подлежит сумма трех членов, мы приходим к трем фундаментальным тенденциям, характерным для поведения любой системы:
А. Экспансия – стремление увеличить число и разнообразие состояний окружающей среды, в которых система способна существовать. А для этого необходимо увеличивать число и разнообразие реакций системы H(Y). Эту тенденцию иногда называют «поисковым поведением».
Б. Идеализация – стремление повысить точность поведенческих реакций системы, т.е. уменьшить энтропию совершаемых системой ошибок H(Y/X). Часто эту тенденцию именуют «консервативным поведением».
В. Экономия ресурса. Этот член состоит из двух сомножителей. Поэтому его оптимизация может заключаться, с одной стороны, в выборе системой таких сочетаний своих состояний и состояний среды (X, Y), которые отвечали бы минимальным расходам ресурса, а следовательно – и минимуму среднего ресурсного расхода R(X,Y). С другой же стороны, можно уменьшать дефицит ресурса β, т.е. обеспечивать приток ресурса в систему.
Теперь наша задача – использовать эти тенденции для того, чтобы дедуцировать этические модели.

2. Ориентация тенденций, масштабы систем, задействованные «субстраты»

Этот набор из трех тенденций – как он работает по отношению к структуре изучаемой системы? Разумеется, чаще всего три обозначенные тенденции тесно связаны друг с другом, взаимопереплетаются. [Так, первая тенденция (А) способна обеспечивать условия и для идеализации (Б), и для экономии ресурса (В): ведь благодаря расширившемуся диапазону состояний системы, становится возможным и реализовать более точное ее поведение, и сделать это поведение более экономичным!] Однако, быть может, в каких-то ситуациях у этих тенденций могут быть разные «веса» – с точки зрения важности для структуры системы?
Да, оказывается, что действительно иногда каждая из этих тенденций, в приложении к каким-то конкретным ситуациям (т.е. при определенных «граничных условиях»), может обладать собственной «специализацией» – факт, вообще-то не являющийся новым для подобных исследований. Так, выяснилось, что при дедуктивном «конструировании» субъективных концепций повседневной жизни (исходя из принципа максимума информации, т.е. вышеприведенного уравнения – см. Петров, 2012), – можно прийти к концепции Воспринимаемого Пространства, опираясь на первую тенденцию (А), т.е. рост разнообразия состояний системы H(Y), в сочетании с третьей тенденцией (В), т.е. экономией ресурса, необходимого для хранения соответствующей (пространственной) информации. А концепцию Воспринимаемого Времени можно дедуцировать как следствие второй тенденции (Б), т.е. уменьшения энтропии совершаемых системой поведенческих ошлибок H(Y/X), и тоже в сочетании с экономией ресурса, нужного для фиксации соответствующих (темпоральных) закономерностей, связывающих друг с другом различные объекты или феномены. [Таким образом, обе базовые концепции нашей повседневной жизни, когда-то рассматривавшиеся И. Кантом как априорные категории нашего менталитета, могут быть дедуцированы из принципа максимума информации.] В обоих случаях основу для конструирования составляет одна из двух первых тенденций (А, Б), тогда как третья тенденция (В) используется просто как ограничение, налагаемое на выбор результирующего варианта.
Вообще-то подобные результаты неудивительны. В самом деле, первой тенденции (А) должно быть свойственно некое «пространственное тяготение», поскольку она имеет дело в основном с разнообразием состояний системы, каковое обычно нуждается в определенном пространстве. Напротив, вторая тенденция (Б) работает с некими различиями между объектами и с соответствующими поведенческими «реакциями» на них, для каковых необходимо время, и, следовательно, этой тенденции должно быть свойственно «темпоральное тяготение». И, конечно же, в большинстве случаев необходимо привлекать также и третью тенденцию (В), налагающую ограничения на выбираемые системой состояния.
[В варианте гендерной специализации, присущей какой-либо биологической популяции, основной информационной функцией представителей ее мужской части является, по В.А. Геодакяну (1983), транспортировка разнообразного генетического материала. Поэтому они должны «специализироваться» на тенденции экспансии – чтобы обеспечивать системе (т.е. популяции) должное разнообразие ее состояний. И напротив, для представительниц женской части популяции главной является миссия хранения постоянства генетического материала, им следует тяготеть к тенденции идеализации, и прежде всего – при безошибочном выборе партнера.]
В каждом конкретном случае исследователю надо выбирать стратегию дедуктивного конструирования, принимая во внимание специфику конструируемого феномена и в первую очередь – его системное предназначение.
Поскольку этику обычно рассматривают как совокупность неких «стандартов нравственных суждений», представляется разумным полагать, что предназначением нормативной этики является вносить вклад в улучшение ситуаций в межэлементных взаимоотношениях (например, в отношениях между индивидами, между кланами, между странами etc.), имея в виду сдвиги в этих отношениях в сторону определенных идеальных социальных целей, которые могут гипотетически выдвигаться либо социумом, либо исследователями. (А важную роль культурных стандартов в социальном развитии подчеркивает Л. Харрисон, 2008.) В качестве таких целей могут выступать, в частности: само существование всей системы, безопасность ее элементов, обеспечение подобающих условий для их развития и др. [Специфическим вариантом цели может стать возвышение духовного мира личности и/или социума (Апресян, 1995), особенно понимаемое в плане так называемого «вертикального измерения», или различия между «верхом» и «низом», благородным и низменным etc. По идее, это разделение следует относить к сфере этики – см., например: Голицын, 2000; Голицын и Петров, 2005; Петров, 2011.]
Этические цели могут либо осознаваться, разделяться системой (например, данным социумом или международным сообществом), либо нет. Однако безотносительно к конкретной природе этих целей и их отражению в чьем-либо менталитете наилучший способ приблизиться к ним – «пронизать» всю ментальность этическими концепциями либо их практическими следствиями.
Это означает, что социуму надо иметь дело с весьма сильной ролью непосредственного восприятия, эмоций, так называемых «первичных» процессов («примордиального мышления», если пользоваться терминологией К. Мартиндейла – Martindale, 1990) и т.п. Поэтому нам имеет смысл сосредоточить внимание главным образом на непосредственных вкладах вышеобозначенных трех фундаментальных тенденций в ментальность индивида и/или социума.
Очевидно, только первая тенденция (А) и вторая (Б) могут непосредственно влиять на состояния системы, тогда как третья тенденция (В) способна влиять на них лишь косвенно, через ресурсные ограничения. [Ситуация, совершенно аналогичная таковой при дедуктивном конструировании концепций повседневного мышления – воспринимаемого Пространства и Времени – см. Петров, 2012.] Поэтому представляется разумным
при нашем конструировании исходить из двух первых тенденций, чтобы прийти к неким фундаментальным положениям «этического мышления», и лишь потом учитывать дополнительные влияния третьей тенденции. А из указанных двух главенствующих тенденций первую (А) следует «назначить ответственной» за пространственные этические проблемы, а вторую (Б) – за проблемы темпоральные. Но каковы масштабы проблем, подлежащих нашему анализу?
Ясно, что при «пространственном» подходе наиболее важной характеристикой является масштаб (размер) тех единиц, отношения между которыми подлежат изучению. Размеры единиц могут быть очень различными, и из них можно даже выстроить иерархию уровней, например:
индивид и его персональное окружение;
– общество, состоящее из различных социальных групп;
совокупность тесно связанных обществ, вплоть до глобальной системы.
Из единиц таких уровней можно собрать «матрешку» – каждая более крупная единица имеет внутри себя единицу меньшую. [Хотя иногда не все единицы могут отвечать «матрешечному» принципу.] Но, быть может, существуют некие «субстраты» (или категории), общие для единиц всех уровней?
Да, в системно-информационном подходе функционирование любой системы и любого ее элемента описывается как содержащее два компонента; этими «главными персонажами» являются:
– информация; она характеризует структурные свойства описываемой системы, а также правила («навыки») ее взаимодействия с окружающей средой;
– ресурс, имеющийся в распоряжении системы (и который она тратит на свое взаимодействие со средой).
Поскольку наше рассмотрение сконцентрировано на нормативной этике, нам следует рассмотреть прежде всего «должное» распределение обоих указанных компонентов между элементами системы, т.е. нам нужно выяснить, каков долг одного элемента (индивида, или социальной группы, или страны) другим элементам, причем долг как ресурсный, так и информационный. Тут представляются очень важными – причем для системы любого размера – два момента:
– «относительный вес» обоих компонентов в реальном функционировании системы;
– «идеальные цели» системы, т.е. те цели, которые способны стать «маяками» для нормативной этики, равно как и для социальной и культурной политики.
Иначе говоря, нам надо иметь дело и с идеальными целями, и с реальностью, которую предстоит «улучшать» средствами этики. Но каковы в реальности отношения между весомостью наших «главных персонажей»?
Как свидетельствует системно-информационный анализ, в процессе эволюции любой социальной системы взаимоотношения между «весомостью» информации и ресурса должны пройти через три фазы (см. об этом подробнее Голицын и Петров, 2005):
– «ресурсная фаза», когда все функционирование системы определяется главным образом имеющимся в ее распоряжении природным ресурсом (например, жизнь первобытного племени целиком детерминирована количеством ягод и грибов в лесу, а также генетически заданными способностями человека находить и срывать их);
– «ресурсно-информационная фаза», когда роли обоих «главных персонажей» сопоставимы (хотя бы потому, что часть ресурса может быть произведена системой благодаря информации, имеющейся в ее распоряжении);
– «информационная фаза», когда информация играет главную роль в функционировании системы.
Большинство современных обществ находятся в последней (третьей) фазе, со всеми вытекающими из этого последствиями, относимыми к различным поведенческим и ментальным аспектам. Так, в данной фазе облегчается процесс глобализации: ведь обычно информация способна пересекать границы с меньшими трудностями, чем большинство видов ресурса. А поскольку глобализация становится все более влиятельным фактором как в экономической жизни, так и в жизни социальной, роль процессов, в которых задействованы много обществ, постоянно растет.
Так что в любом случае представляется разумным сфокусировать исследования на функционировании информации в неких многоэлементных системах.
Точно так же наше «темпоральное» рассмотрение имеет смысл базировать на ведущей роли информационных процессов, скоростях их роста, а также их масштабах.
А теперь обратимся к построению фундаментов для некоторых конкретных моделей, уделяя особое внимание наиболее крупномасштабным из них – хотя бы потому, что именно они наиболее важны для социальной и культурной политики.

3. Первый «пространственный» краеугольный камень – феномен централизации

Итак, наши «пространственные» модели должны исходить из тенденции экспансии (А), т.е. растущего разнообразия состояний системы, или их энтропии H(Y). Применительно к любой многоэлементной системе это означает прежде всего рост числа элементов, составляющих систему. Помимо этого, нам следует учитывать также и тенденцию (В) – экономию ресурса R(X,Y), расходуемого системой. А так как мы имеем дело с социумами, находящимися в третьей фазе информационно-ресурсных взаимоотношений (когда именно информация определяет всю жизнь общества), нам следует принимать во внимание главным образом ту часть ресурса, которая расходуется на поддержание связей между элементами.
Как раз для таких задач был теоретически дедуцирован специальный «оптимизационный прием», получивший название «централизации» (Golitsyn & Petrov, 1995): рано или поздно в любой системе появляется некий «центральный элемент», через который оказываются связанными друг с другом все остальные элементы, вместо того, чтобы поддерживать непосредственные связи друг с другом, как это было прежде. Пример такой централизации иллюстрирует рис. 1, на котором показаны две стадии развития телефонной сети.


Рис. 1. Пример многоэлементной системы: телефонная сеть до централизации (а) и после (б).

Как нетрудно видеть, на первой стадии число связей, соединяющих друг с другом n элементов, равно N = n (n – 1) / 2, тогда как на более «зрелой» стадии, после введения «центрального узла» C (с которым связан каждый элемент), N = n. [Например, при n=5 нужно иметь для ранней стадии N = 5 (5–1) / 2 = 10 связей, а после введения центрального узла требуются только N = 5 связей, т.е. вдвое меньше!] При росте числа элементов, составляющих систему, выгода от централизации возрастает примерно как n2.
Феномен этот является свойством самых разных систем. В частности, он наблюдается:
– в биологии – эволюция нервной системы от диффузной к центральной;
– в экономике – сначала один товар обменивался непосредственно на другой, однако с ростом числа товаров один из них выделялся в качестве «центрального» (обычно это было золото), и на него обменивался каждый товар, чтобы потом на золото купить другой;
– в религиозной жизни – после стадии политеизма приходит монотеизм, и, в частности, Авраам находит единого Бога, ответственного за все многообразие природных и духовных явлений;
– в науке – Ньютон открывает Закон всемирного тяготения, объясняющий падение яблок, движение Луны и планет, приливы и отливы и множество иных явлений.
Феномен централизации можно считать универсальным системным приемом самоорганизации – он столь широко распространен, потому что он выгоден!
Очевидно, прием этот должен найти применение и в системе межличностных отношений, характерных для социально-психологической сферы: эти отношения должны быть «центрированы» вокруг этики – имеются в виду такие компоненты, как стиль деловых отношений, эстетические установки, межгрупповые отношения, международные и т.д. Равным образом, жизнь системы, включающей в себя много стран, также будет оптимизироваться, если прибегнуть к помощи централизации. Феномен этот настолько важен, что его последствия должны буквально пронизывать всю вышеуказанную иерархию масштабов систем. Так что соответствующие этические критерии должны «спускаться» с верхних уровней на нижние. Иначе говоря, определенные этические критерии должны становиться «сквозными стержнями» для всей иерархии, в которой верхние уровни доминируют над всеми остальными. Поэтому, например, такие декларации некоторых национальных лидеров, как «Прежде всего я – китаец (либо русский, либо монгол и т.п.)», несомненно, противоречат вышеобозначенной этической рекомендации. Аналогичные соображения справедливы и для взаимоотношений других уровней.
[Между тем иногда встречаются системы, пользующиеся более чем одним типом ресурса и потому являющиеся полицентрическими. Например, в мировой системе один центр (страна) может «отвечать» за экономику, другой центр – за военную силу, а третий – за художественную жизнь. Способы, позволяющие достичь примирения в подобных ситуациях, требуют отдельного рассмотрения.]

4. Второй «пространственный краеугольник» – резкое деятельностное неравенство

Другое следствие тенденции экспансии (A) позволяет конкретизировать предыдущий феномен: оно имеет дело с распределением деятельности между элементами рассматриваемой системы. «Изюминку» проблемы составляет закономерность, справедливая для любой творческой области (будь то техника, наука, искусство etc.), – так называемый библейский «Закон Матфея»: «имущему да будут дано…», или «успех порождает успех» (Merton, 1968). Математическая формализация этого принципа (осуществленная исходя из тенденции экспансии, см. Golitsyn& Petrov, 1995) приводит к так называемому «закону Ципфа» (Zipf, 1949), который принято относить к числу «устойчивых не-гауссовых распределений» (см. подробнее: Петров и Яблонский, 1980). Известно несколько версий этого закона, и одна из них выглядит следующим образом. Пусть мы упорядочили всех участников какой-то творческой области – в соответствии с интенсивностью их деятельности (приписав ранг r = 1 наиболее активному участнику, r = 2 – следующему по активности и т.д.). Тогда интенсивность деятельности, осуществляемой участником с r-рангом, должна быть равна Pr = P1 / rα, где P1 – интенсивность участника, занимающего первое место, а α – коэффициент, характеризующий деятельностное неравенство в изучаемом массиве творческих личностей. Переходя к логарифмическим координатам, получаем линейную зависимость:

log Pr = log P1 – α log r

с углом наклона (к оси ординат), равным α.
На рис. 2а приведен пример как раз такой зависимости – для «массовой поэтической жизни» России: фрагмент эволюционного исследования, относящийся к поэзии, публиковавшейся в периодической печати. Выборка за 1911-15 гг. состояла из 150 стихотворений, написанных 99 поэтами (см. Петров, 2004), из которых большинство авторов (P1 = 70) были представлены одним стихотворением, 18 авторов – двумя и т.д. Полученная зависимость действительно линейна (коэффициент корреляции с эмпирическими точками 0,987, статистически значим на 1%-м уровне) и имеет угол наклона к оси рангов α = 2,3 – значение, хорошо согласующееся с теоретическим предсказанием для подобных ситуаций.


Рис. 2. Неравенство: интенсивность творчества 99 русских поэтов за период 1911-15 гг. (а) и слава 52 австро-германских композиторов, родившихся в 1770-79 гг. (б).

На рис. 2б представлена другая зависимость – «степени славы» (F) 52 выдающихся австрийских и немецких комозиторов, родившихся в 1770-79 гг. («Слава» каждого композитора измерялась числом строк, посвященных его творчеству в одной из фундаментальных музыкальных энциклопедий – см. Kovalenko et al., 2010.) Снова зависимость оказывается линейной (корреляция с эмпирическими точками 0,845 – 1%-й уровень значимости) с углом наклона α = 1,1, отвечающим теоретическому предсказанию для таких ситуаций. Итак, распределения творческой активности (и близких феноменов, включая славу) очень далеки от однородности. Это вполне согласуется с так называемым «законом концентрации и рассеяния», открытым Д. Прайсом при изучении научного творчества и оказавшимся справедливым для многих других творческих областей (см. Martindale, 1995): если в какой-то области задействованы M участников, то 50% всей продукции создается «верхушкой» распределения, численность которой составляет √M . (Например, если в поэтическом процессе задействованы 100 поэтов, то 50% всех стихотворений оказываются написанными √100 = 10 поэтами, т.е. 10% массива.) Причем рост численности массива сопровождается ростом «элитарности», т.е. уменьшением доли «верхушки». (Уже при M = 1000 эта верхушка составит √1000 = 32, т.е. лишь 3% массива!) А раз мы живем в креативное время, дух социума является весьма элитистским, что резко противоречит «демократическому» базису традиционной этики, и это следует учитывать при конструировании этических моделей. [Мы не рассматриваем другой аспект неравенства участников творческого процесса – их распределение по получаемым ими материальным благам, которое является оптимальным при подчинении «параболическому закону» – см. Golitsyn & Petrov 1995.]

5. Первый «темпоральный» краеугольный камень – крутые монотонные тренды и персональные ожидания

Переходя к темпоральным моделям, нам следует опираться на тенденцию идеализации, или минимизации энтропии поведенческих ошибок, совершаемых системой, – H(Y/X). Но в чем могут состоять глубинные корни ошибок, связанных со временем? По-видимому, прежде всего – в каких-то резких изменениях, происходящих в реальности: ведь в других случаях, как можно полагать, система способна пройти самоорганизацию и соответствовать новым условиям существования. Такие «подозреваемые» нами изменения могут быть трех родов: монотонные, циклические и стохастические (случайные).
В рамках системно-информационного подхода наиболее важные монотонные временные тренды должны быть связаны с отношениями между двумя нашими «главными персонажами» – информацией и ресурсом. В современных условиях (имея в виду вышеупомянутую «информационную» фазу эволюции) во многих странах количество перерабатываемой информации растет очень быстро: удваивается каждые полтора – два года. Один из важных компонентов этой эволюции представлен на рис. 3а – рост числа европейских ученых N, находившихся в активном возрасте, на протяжении XV – XVIII столетий (по данным С Эртеля, 1998). Кривая показывает экспоненциальный рост, обозначенный пунктиром (на фоне этого тренда наблюдаются также периодические осцилляции). Между тем такой ресурс, как энергия, имеющаяся в распоряжении социума, обычно растет не столь быстро, удваиваясь примерно каждые 15 – 20 лет. Это различие в темпах роста между информацией (I) и энергией (E) схематически показывает рис. 3б. Разумеется, оно должно оказывать влияние на всю социально-психологическую сферу, включая этику. И тут могут быть существенными два аспекта: собственно временной и пространственный.


Рис. 3. Монотонные тренды: число ученых (а) и отношения между информацией и ресурсом (б).

Истоки проблем, относимых к собственно темпоральному аспекту, в том, что сейчас практически вся информация, используемая в текущем функционировании социальной системы, произведена на протяжении жизни нынешнего поколения. Данное обстоятельство наносит ощутимый удар по корням традиционной этики, формировавшейся в эпоху, когда почти все наличествующее информационное богатство было наработано предыдущими поколениями. Вследствие этого в традиционных условиях были предпосылки для гармоничного удовлетворения двух главных этических преференций:
– со стороны общества – желательно обеспечить положительную социальную оценку деятельности предыдущих поколений, и для соответствующих установок, как правило, имеется должная «оправдательная база» (исключая некоторые «экзотические» ситуации типа «потерянного поколения» в Западной Европе 1920-х годов, а также в современной России);
– со стороны личности – желательно обеспечить рост социального статуса, связанный с увеличением возраста (ибо известна закономерность: потребность в положительных эмоциях удовлетворяется главным образом за счет динамики, т.е. определенного социального роста); таковы, например, обычаи многих традиционных культур Востока.
В настоящее время разрушены «естественные предпосылки» для такой «социальной гармонии» – вследствие целого ряда причин (в число которых входит, между прочим, и возросшая продолжительность жизни населения). А значит, возрождение соответствующих установок должно быть обеспечено в рамках новой этики. Но, помимо этого, быстро меняющиеся взаимоотношения между ролью информации и ресурса также неизбежно оказывают влияние на весь дух времени (его Zeitgeist), включая, конечно же, этику.
Что же касается проблем, относимых к пространственному аспекту динамики, то их суть – в региональном неравенстве: в одних культурах динамические процессы протекают с большей скоростью, чем в других, и потому некоторые информационные достижения могут быть заимствованы «культурными акцепторами» у «культурных доноров». Этические проблемы, вытекающие из подобного заимствования, рассмотрены в работе: Петров, 2011.

6. Второй «темпоральный краеугольник» – не-монотонные изменения и проблемы адаптации

Из числа не-монотонных резких изменений, происходящих в жизни социума и способных влиять на этику, следует выделить периодические процессы: их регулярность позволяет системе быть «наполовину готовой» к надлежащим адаптационным процессам. Поэтому можно предполагать, что должны иметься и некие этические средства, обеспечивающие социальную систему необходимыми психологическими установками.
В рамках системно-информационного подхода был теоретически дедуцирован и исследован эмпирически целый класс важнейших (с социальной точки зрения) периодических процессов – чередование «аналитического» и «синтетического» стилей мышления, или лево- и правополушарного доминирования (Маслов, 1983; Петров, 2004; Petrov, 2001). Эти циклы имеют полный период около 48 – 50 лет: на протяжении примерно 25 лет в социуме преобладают левополушарные умонастроения, затем следующие 25 лет – настроения правополушарные, потом снова левополушарные и т.д. Причем природа данной изменчивости – «сугубо ментальная»: неизбежность циклов имеет своей причиной потребность в «стилевых инновациях», свойственную всей социально-психологической сфере. (Эти осцилляции аналогичны показанным на рис. 3а.) А сами циклические изменения накладываются на монотонные тренды, свойственные социально-психологической сфере и ее отдельным ветвям.
Обозначенные периодические процессы охватывают все сферы социальной жизни, включая ее политический «климат», международные отношения, стиль искусства etc. На рис. 4 представлены фрагменты эволюционных кривых – для социально-политического «климата» России и стиля русской архитектуры XVIII – XX вв. (показаны лишь периодические компоненты, т.е. элиминирован монотонный тренд – см. Маслов, 1983). Представлена эволюция так называемого «индекса асимметрии» (K), способного изменяться в диапазоне от –1 («чистое» правополушарное доминирование) до +1 (полное преобладание левополушарных процессов). Синхронность 50-летних циклов в обеих сферах очевидна (и статистически значима).


Рис. 4. Циклические процессы в социально-политическом «климате» России (верхняя кривая) и в русской архитектуре (нижняя кривая).

Применительно к тенденции идеализации (Б) такие осцилляции означают потребность в смене стилевой парадигмы, а периодичность стилевых «переключений» должна совпадать со сменой поколений (каждое из которых доминирует в течение примерно 25 лет). В свою очередь, «отрицание» целого ряда моральных ценностей предыдущего поколения должно обязательно компенсироваться усилиями, предпринимаемыми в рамках новой этики.
Что же касается абсолютно хаотических (т.е. непредсказуемых) изменений в окружающей среде, то готовность к ним социальной системы требует отдельного анализа. [Некоторые системные средства для перемен этого класса были «сконструированы» – и проверены на большом эмпирическом материале – В.А. Геодакяном (1983), разработавшим информационную модель гендерной дифференциации.]

* * *

Наше рассмотрение имело дело преимущественно с методологией «конструирования» моделей для нормативной этики, причем в первую очередь моделей крупномасштабных. Несомненно, аналогичное конструирование способно охватить и другие уровни этических моделей. Однако с точки зрения гносеологии, наиболее существенными следует считать не полученные конкретные выводы, но саму возможность дедуцировать их из общего принципа оптимальности, а значит, включить нормативную этику в будущую единую концепцию Универсума, реализующую проект Леонарда Эйлера.

 

Литература

Апресян Р.Г. Идея морали и базовые нормативно-этические программы. М.: Институт философии РАН, 1995.
Геодакян В.А. Эволюционная логика дифференциации полов и долголетие // Природа, 1983, № 1, с. 70–80.
Голицын Г.А. Информация и творчество: На пути к интегральной культуре. М.: Русский мир, 1997.
Голицын Г.А. Алгебра эмоций и революция в этике // Эстетика: информационный подход (Проблемы информационной культуры, вып. 5) / Ред. Ю.С. Зубов, В.М. Петров. М.: Смысл, 1997(а), с. 139–157.
Голицын Г.А. Искусство «высокое» и «низкое»: системная роль элитарной субкультуры // Творчество в искусстве – искусство творчества / Ред. Л. Дорфман, К. Мартиндейл, В. Петров, П. Махотка, Д. Леонтьев, Дж. Купчик. М.: Наука; Смысл, 2000, с. 245-264.
Голицын Г.А., Левич А.П. Принцип максимума информации и вариационные принципы в естествознании // Искусствознание и теория информации / Ред. В.М. Петров, А.В. Харуто. М.: КРАСАНД, 2009, с. 52–87.
Голицын Г.А., Петров В.М. Социальная и культурная динамика: долговременные тенденции (информационный подход). М.: КомКнига, 2005.
Голицын Г.А., Петров В.М. Информация. Поведение. Язык. Творчество. М.: Изд-во ЛКИ, 2007.
Левич А.П. Искусство и метод в описании динамики систем // Мир психологии, 2010, № 3, с. 185–203.
Манконе С., Петров В.М. Интересы системы, интересы элементов и лавинные процессы (информационный подход к самоорганизации в социальной и культурной сферах) // Математическое моделирование социальных процессов. Вып. 10 / Ред. А.П. Михайлов. М.: КДУ, 2009, с. 171–196.
Маслов С.Ю. Асимметрия познавательных механизмов и ее следствия // Семиотика и информатика, 1983, вып. 20, с. 3–31.
Петров В.М. Количественные методы в искусствознании. Учебное пособие для высшей школы. М.: Академический проект, 2004.
Петров В.М. Креативно-инновационное общество: Парадоксальные феномены в культуре и демократии – и проблемы социальной и научной политики // Творчество: от биологических оснований до социальных и культурных феноменов / Ред. Д.В. Ушаков. М.: Изд-во Института психологии РАН, 2011, с. 563–581.
Петров В.М. Повседневная жизнь: субъективные концепции Пространства и Времени (Дедуктивное конструирование в рамках системно-информационного подхода) // Математическое моделирование социальных процессов. Вып. 14 / Ред. А.П. Михайлов. М.: Изд-во МГУ, 2012 (в печати).
Петров В.М., Яблонский А.И. Математика и социальные процессы (Гиперболические распределения и их применение). М.: Знание, 1980.
Харрисон Л. Главная истина либерализма. Как политика может изменить культуру и спасти ее от самой себя. М.: Новое издательство, 2008.
Эртель С. Космофизические корреляции творческой активности в истории культуры // Биофизика, 1998, т. 43, № 4, с. 736–741.
Golitsyn, G.A., & Petrov, V.M. Information and creation: Integrating the‘two cultures’. Basel; Boston; Berlin: Birkhauser Verlag, 1995.
Kovalenko, T.V., Kulichkin, P.A., Mazhul, L.A., & Petrov, V.M. Intensity of creative innovations: Construing samples to measure artistic evolution // Key Engineering Materials, 2010, vol. 437 (Stafa-Zurich: Trans Tech Publications), pp. 525–529.
Martindale, C. The clockwork muse: The predictability of artistic change. New York: Basic Books, 1990.
Martindale, C. Fame more fickle than fortune: On the distribution of literary eminence // Poetics, 1995, vol. 23, pp. 219–234.
Merton, R.K. The Mathew effect in science // Science ,1968, vol 159, pp. 56–63.
Petrov, V.M. Creativity in art: Stylistic waves and monotonic evolutionary trends (Information approach) // Bulletin of Psychology and the Arts, 2001, vol. 2, pp. 30–33.
Petrov, V.M. The information approach to human sciences, especially aesthetics // C.Martindale. P.Locher, & V.Petrov (Eds.), Evolutionary and neurocognitive approaches to aesthetics, creativity, and the arts. Amityville, NY: Baywood Publishing Co., 2007. Pp. 129–148.
Zipf, G.K. Human behavior and the principle of least effort, Cambridge (Mass.): Addison-Wesley, 1949.