Академические тетради-12. Алла Дорохина. Художник Георгий Тевосян

Алла Дорохина

Станковые произведения художника Георгия Тевосяна разнообразны по жанру и остроумны в применении традиционных и оригинальных техник. Лунный свет южной Бухары ("Бухара ночью") отражается от гладких стен зданий и резко контрастирует с черными провалами улиц и ниш – "сухая игла". Свет "Старого Таллинна" (масло) передан крупными, растянутыми мастихином мазками, что создает мерцающие "северные" оттенки белого, голубого, охры. С одной стороны, "После судилища" – почти лепная работа маслом в приглушенных "подернутых пылью" тонах, с другой – "Крестный путь" (бумага, типографская краска), в котором яркий белый цвет прорывается сквозь абсолютно плоскую черноту, словно изрезанную лезвием ножа. Смешанная техника "Библейского цикла" отсылает к эстетике витража – свечение прозрачного цвета и спокойный ритм черных контуров. Совершенно иное впечатление производит телесная экспрессия красных и черных фигур, выполненных единой непрерывной линией нитроэмали на белом листе (цикл "Иероглиф НЮ").
Гибкое использование материалов и смелый выбор тем – результат опыта, накопленного в различных областях художественной деятельности – от книжных иллюстраций до витражей и монументальных пространственных композиций из металла. В течение нескольких лет работы в Псковском музее-заповеднике художник осваивал законы иконописи, приемы древнерусской книжной миниатюры и фрески. Тогда же выполнил роспись церкви Любятовской Божьей Матери.
Евангельская тема постоянно присутствует в творчестве художника. Из станковых произведений разных лет: "Крестный путь", "Игра в домино (Бойтесь равнодушных)", "После судилища", "Плащаница", "Кровь Его на мне", "Nota Bene". Библейский мотив может появиться неожиданно в произведениях, сюжетно не связанных с Писанием. В "Мастерской" художник склонился над работой, подобно анонимному средневековому мастеровому. Чайник, стул, кувшин, лежанка – предметы человеческого бытования – собраны под описывающими линии иных миров церковными сводами, становясь знаками земного труда человека, его ежемоментной причастности к событиям иного порядка. В авторской трактовке гостем из другого мира может оказаться и освещенный керосиновой лампой сундук ("Старый сундук").
Один из особо значимых циклов в творчестве художника – "Бойня" (графика и живопись). Идея, по словам автора, оформилась после ночного чтения самиздатовского "Архипелага ГУЛАГ" и утреннего похода в мясной магазин. Цикл, однако, не стал иллюстрацией ни к книге, ни к ассортименту мясного прилавка. Работы "Бойни" лишены эпатирующего физиологизма. Мы имеем дело не с энциклопедией кошмаров, а с размышлением о человеке и его пути, о выборе и предопределенности, о смерти и взаимосвязи всего живого. Лабиринты скотопрогонов, ловушки боксов, фигуры людей, туши и топоры – обыденность, в которой человек и животное повязаны кровью. Повязаны вплоть до превращения друг в друга ("Метаморфозы"). "Бойцы" (забойщики скота) и их жертвы не имеют индивидуальных черт. Они похожи на тени. Тени самих себя и тех многих, кто занимал их место вчера и займет его завтра. Они – воплощенные силы миропорядка, равнодушного к конкретным исполнителям. Невидимо для "бойцов", в "Царство Теней" спускаются ангелы ("Боец и ангел", "Тихие слезы"). Священная история творится даже здесь, даже сейчас, как это происходит и в более раннем произведении художника "Игра в домино". Увлеченные игроки не замечают фигуру человека, совершающего свой Крестный путь.
Выразительная лаконичность рисунка, смысловая законченность, избавленная от хаоса первичной эмоции, придает работам сходство с пиктограммой, которую можно использовать как знак в обширном тексте. В этой точке "Бойня" смыкается с графическими листами второго крупного цикла – "Библейского".
Работы "Библейского цикла" сильно разнятся по настроению и уровню символического обобщения. Легкая ирония ("Мария у зеркала") рядом с медиумическим сосредоточением в произведении "Весь земной путь". Шокирующий артистизм в трактовке канонических сюжетов освящен подлинно библейским трепетом перед актом творения.
Смешанная техника позволила добиться неожиданных эффектов. С одной стороны, "Благовещенье" – икона-витраж, в котором пространство и лики пишет не краска, но свет, через постепенное уплотнение материи, обозначая "видимое невидимого". Как в православной иконе, не красота или интрига плоти мира, а благородство сошедшего во плоть диктует линию и цвет. С другой стороны, "Адам" – космогоническое послание древних, выписанное яркими, насыщенными цветами при поддержке иероглифически четких контуров. И в том, и в другом случае персонажи символичны, лишены портретной конкретики (т.е., по С. Булгакову, "деформация абсолютного"). Художник использует этот прием и в работах с совершенно бытовым сюжетом ("Старики") – избежав ситуации "частного случая", предмет превращается в знак, персонаж – в идею.
В композиции не бывает назойливой доминанты. Центральные персонажи и "второстепенные" предметы суть всплески проявленного Духа. Они – поток, плетенье бытия. В картине "Странник" старик – энергетический центр – словно вырастает из пейзажа, концентрируя его силу и напряжение. В какой-то момент, однако, возвышающаяся на заднем плане гора может стать загадочнее, значимее странника. Она – Олимп, Джомолунгма, Синай – место средоточия Духа, точка приближения к тайне.
Работы "Библейского цикла" составляют как бы одно полифоническое произведение, в котором предметы и герои, даже самые священные, складываются в мелодии, сопровождающие главную тему. Тема эта – тайна творения, жажда и страх – силы, творящие путь Адама. Аллюзии и символика работ выходят за рамки христианской традиции. Мария – то строгая Богородица, то индуистская Деви ("Рождество"), то "из пены рожденная" Венера – удивленная и не осознающая силы, с которой послана в мир ("Мария у зеркала").
Символы произведений художника прочитываются в контекстах разных культур, объединяя мифологемы Запада и Востока как части единого Мифа человечества. Информативная насыщенность и сложный символизм произведений – результат тонкого мистического чутья автора, позволяющего уловить глубинные токи различных культур и ощутить невидимые центры, к которым обращены все религии мира.

Георгий Тевосян – художник-монументалист, живописец, график. Родился в 1932 году в Тбилиси. Там же окончил среднюю школу. Рисовал с самого детства, хотя и был солистом школьного хора, руководимого "маэстро" Таривердиевым. В старших классах увлекался естественными науками. Но желание рисовать возобладало. По окончании подготовительных курсов Тбилисской академии художеств уехал в Москву. В 1957 закончил Московский архитектурный институт и пошел в "вольные художники".
Работал оформителем во "Всесоюзной дирекции выставок и панорам", в издательствах "Детский мир", "Молодая гвардия", "Мелодия", "Внешторгиздат".
С 1960-х гг. – участник молодежных, а потом Республиканских и Всесоюзных выставок.
В 1970-е гг. – художник-монументалист в Московском художественном фонде.
Автор и участник оформления общественных зданий в Москве, Туле, Петропавловске-Казахском, Кисловодске, Геленджике.
Тевосян – автор росписи Любятовской церкви во Пскове, витражей для подмосковной усадьбы Гребнево, серии витражей для православной церкви в Ювяскюля (Финляндия).
Член Союза художников СССР с 1977 года.
Персональные выставки последних лет:
– 2002 г. – Санкт-Петербург, новое здание Публичной библиотеки им. Салтыкова-Щедрина;
– 2003 г. – Москва, Институт искусствознания;
– 2004 г. – Москва, театр "Школа драматического искусства" А. Васильева.
Работы художника находятся в частных коллекциях Ганновера, Джерси-Сити (США), Пардубице (Чехия), Лондона, Лейпцига, Хельсинки, Санкт-Петербурга.

См. работы Георгия Тевосяна в галерее.


		Алла Дорохина Станковые произведения художника Георгия Тевосяна разнообразны по жанру и остроумны в применении традиционных и оригинальных техник. Лунный свет южной Бухары ("Бухара ночью") отражается от гладких стен зданий и резко контрастирует с черными провалами улиц и ниш – "сухая игла". Свет "Старого Таллинна" (масло) передан крупными, растянутыми мастихином мазками, что создает мерцающие "северные" оттенки белого, голубого, охры. С одной стороны, "После судилища" – почти лепная работа маслом в приглушенных "подернутых пылью" тонах, с другой – "Крестный путь" (бумага, типографская краска), в котором яркий белый цвет прорывается сквозь абсолютно плоскую черноту, словно изрезанную лезвием ножа. Смешанная техника "Библейского цикла" отсылает к эстетике витража – свечение прозрачного цвета и спокойный ритм черных контуров. Совершенно иное впечатление производит телесная экспрессия красных и черных фигур, выполненных единой непрерывной линией нитроэмали на белом листе (цикл "Иероглиф НЮ"). Гибкое использование материалов и смелый выбор тем – результат опыта, накопленного в различных областях художественной деятельности – от книжных иллюстраций до витражей и монументальных пространственных композиций из металла. В течение нескольких лет работы в Псковском музее-заповеднике художник осваивал законы иконописи, приемы древнерусской книжной миниатюры и фрески. Тогда же выполнил роспись церкви Любятовской Божьей Матери. Евангельская тема постоянно присутствует в творчестве художника. Из станковых произведений разных лет: "Крестный путь", "Игра в домино (Бойтесь равнодушных)", "После судилища", "Плащаница", "Кровь Его на мне", "Nota Bene". Библейский мотив может появиться неожиданно в произведениях, сюжетно не связанных с Писанием. В "Мастерской" художник склонился над работой, подобно анонимному средневековому мастеровому. Чайник, стул, кувшин, лежанка – предметы человеческого бытования – собраны под описывающими линии иных миров церковными сводами, становясь знаками земного труда человека, его ежемоментной причастности к событиям иного порядка. В авторской трактовке гостем из другого мира может оказаться и освещенный керосиновой лампой сундук ("Старый сундук"). Один из особо значимых циклов в творчестве художника – "Бойня" (графика и живопись). Идея, по словам автора, оформилась после ночного чтения самиздатовского "Архипелага ГУЛАГ" и утреннего похода в мясной магазин. Цикл, однако, не стал иллюстрацией ни к книге, ни к ассортименту мясного прилавка. Работы "Бойни" лишены эпатирующего физиологизма. Мы имеем дело не с энциклопедией кошмаров, а с размышлением о человеке и его пути, о выборе и предопределенности, о смерти и взаимосвязи всего живого. Лабиринты скотопрогонов, ловушки боксов, фигуры людей, туши и топоры – обыденность, в которой человек и животное повязаны кровью. Повязаны вплоть до превращения друг в друга ("Метаморфозы"). "Бойцы" (забойщики скота) и их жертвы не имеют индивидуальных черт. Они похожи на тени. Тени самих себя и тех многих, кто занимал их место вчера и займет его завтра. Они – воплощенные силы миропорядка, равнодушного к конкретным исполнителям. Невидимо для "бойцов", в "Царство Теней" спускаются ангелы ("Боец и ангел", "Тихие слезы"). Священная история творится даже здесь, даже сейчас, как это происходит и в более раннем произведении художника "Игра в домино". Увлеченные игроки не замечают фигуру человека, совершающего свой Крестный путь. Выразительная лаконичность рисунка, смысловая законченность, избавленная от хаоса первичной эмоции, придает работам сходство с пиктограммой, которую можно использовать как знак в обширном тексте. В этой точке "Бойня" смыкается с графическими листами второго крупного цикла – "Библейского". Работы "Библейского цикла" сильно разнятся по настроению и уровню символического обобщения. Легкая ирония ("Мария у зеркала") рядом с медиумическим сосредоточением в произведении "Весь земной путь". Шокирующий артистизм в трактовке канонических сюжетов освящен подлинно библейским трепетом перед актом творения. Смешанная техника позволила добиться неожиданных эффектов. С одной стороны, "Благовещенье" – икона-витраж, в котором пространство и лики пишет не краска, но свет, через постепенное уплотнение материи, обозначая "видимое невидимого". Как в православной иконе, не красота или интрига плоти мира, а благородство сошедшего во плоть диктует линию и цвет. С другой стороны, "Адам" – космогоническое послание древних, выписанное яркими, насыщенными цветами при поддержке иероглифически четких контуров. И в том, и в другом случае персонажи символичны, лишены портретной конкретики (т.е., по С. Булгакову, "деформация абсолютного"). Художник использует этот прием и в работах с совершенно бытовым сюжетом ("Старики") – избежав ситуации "частного случая", предмет превращается в знак, персонаж – в идею. В композиции не бывает назойливой доминанты. Центральные персонажи и "второстепенные" предметы суть всплески проявленного Духа. Они – поток, плетенье бытия. В картине "Странник" старик – энергетический центр – словно вырастает из пейзажа, концентрируя его силу и напряжение. В какой-то момент, однако, возвышающаяся на заднем плане гора может стать загадочнее, значимее странника. Она – Олимп, Джомолунгма, Синай – место средоточия Духа, точка приближения к тайне. Работы "Библейского цикла" составляют как бы одно полифоническое произведение, в котором предметы и герои, даже самые священные, складываются в мелодии, сопровождающие главную тему. Тема эта – тайна творения, жажда и страх – силы, творящие путь Адама. Аллюзии и символика работ выходят за рамки христианской традиции. Мария – то строгая Богородица, то индуистская Деви ("Рождество"), то "из пены рожденная" Венера – удивленная и не осознающая силы, с которой послана в мир ("Мария у зеркала"). Символы произведений художника прочитываются в контекстах разных культур, объединяя мифологемы Запада и Востока как части единого Мифа человечества. Информативная насыщенность и сложный символизм произведений – результат тонкого мистического чутья автора, позволяющего уловить глубинные токи различных культур и ощутить невидимые центры, к которым обращены все религии мира. *Георгий Тевосян* – художник-монументалист, живописец, график. Родился в 1932 году в Тбилиси. Там же окончил среднюю школу. Рисовал с самого детства, хотя и был солистом школьного хора, руководимого "маэстро" Таривердиевым. В старших классах увлекался естественными науками. Но желание рисовать возобладало. По окончании подготовительных курсов Тбилисской академии художеств уехал в Москву. В 1957 закончил Московский архитектурный институт и пошел в "вольные художники". Работал оформителем во "Всесоюзной дирекции выставок и панорам", в издательствах "Детский мир", "Молодая гвардия", "Мелодия", "Внешторгиздат". С 1960-х гг. – участник молодежных, а потом Республиканских и Всесоюзных выставок. В 1970-е гг. – художник-монументалист в Московском художественном фонде. Автор и участник оформления общественных зданий в Москве, Туле, Петропавловске-Казахском, Кисловодске, Геленджике. Тевосян – автор росписи Любятовской церкви во Пскове, витражей для подмосковной усадьбы Гребнево, серии витражей для православной церкви в Ювяскюля (Финляндия). Член Союза художников СССР с 1977 года. Персональные выставки последних лет: – 2002 г. – Санкт-Петербург, новое здание Публичной библиотеки им. Салтыкова-Щедрина; – 2003 г. – Москва, Институт искусствознания; – 2004 г. – Москва, театр "Школа драматического искусства" А. Васильева. Работы художника находятся в частных коллекциях Ганновера, Джерси-Сити (США), Пардубице (Чехия), Лондона, Лейпцига, Хельсинки, Санкт-Петербурга. См. работы Георгия Тевосяна в галерее.