Во времена авторитаризма предложить обществу книгу обоснования и защиты плюрализма – акт мужества. Мужества не столько перед лицом возможных репрессий, сколько подковырок и насмешек. "Плюрализм" для нынешней русскоговорящей ойкумены – слово почти что бранное, соотносимое со своеволием и безразличием. Нынче у нас ключевые слова: стабильность, порядок. И эти мечтания о единообразном "порядке" тем более безумны, что каждого из нас проницает тот мiр, где многообразны цивилизации, верования, институты, технологические уклады, психологические типы, несхожие формы специализации и творчества.
И уйти от многообразия, от "плюрализма" этого мiра можно только в разрушение и смерть. И всё же такая книга, написанная работающим в Эстонии российским философом Леонидом Наумовичем Столовичем, увидела свет (Л.Н. Столович. Плюрализм в философии и философия плюрализма. – Таллинн: ИнГри, 2005. – 336 с.).
Однако теоретическое острие книги обращено не только против тех, кто отрицает самое идею плюрализма, но и против тех, кто не в состоянии вложить в эту идею никакого серьезного философского содержания и представляет ее как апологию некоего слепого и неоформленного множества.
Автор ведет борьбу "на два фронта". Однако, сам свидетель Великой Отечественной, переживший в отрочестве Ленинградскую блокаду, Л.Н. Столович менее всего склонен переносить военную терминологию в область философской культуры. Речь, скорее, о попытках теоретического преодоления двух сходящихся крайностей при подходах к мысли и Бытию.
С одной стороны, Столович противопоставляет концепцию "системного плюрализма" тому, что он называет плюрализмом "эклектическим". В рамках последнего вопрос об идейных и духовных приоритетах бессмыслен, и всё, по существу, уравнивается в безразличии ко всему. Но, с другой стороны, философ не приемлет и монизм, равно как и питаемое монизмом тоталитарное мышление. На взгляд Столовича, мировоззренческий монизм есть, в конечном счете, передержка наших субъективных религиозных, научных или философских предпочтений, когда излюбленный данным мыслителем (или группой мыслителей) круг наблюдений и идей трактуется как нечто исключительное. Но исключительность "своего", навязываемая и людям, и мышлению, и Мiру, и Бытию как таковому, знаменует собой все ту же обесструктуренность и произвол, которые отстаивают и сторонники "эклектического" плюрализма. Безразличие к истине и к Бытию со стороны того, кто претенциозен и подчас хищен (как это часто бывает с адептами монизма), уравнивается с безразличием того, кто безразличен по своей идейной программе. Не потому ли идея фанатической партийности (а партийность есть идеология частного, частичного, части – partis) так легко привлекала к себе людей внутренне равнодушных (эстетов, приспособленцев, карьерюг)?
С другой стороны, безразличие безразличного подыгрывает безразличию хищного. И это подтверждается не только теоретическими выкладками, но и всем опытом истории прошлого и начала нынешнего века. Вспомним И.А. Крылова – "Тому в истории мы тьму примеров слышим…"
Обеим этим разрушительным, но философски и исторически сходящимся позициям Столович противопоставляет "системного плюрализма". Не знаю, насколько хорош в данном случае предикат "системности", но такова воля автора, и ее следует уважать. Суть же философской позиции Столовича, вкратце, такова.
"Системный плюрализм" исходит из идеи, что внутреннее единство Бытия и Мiра дано нам не в безразличии и не в жестком иерархическом подчинении, но через многообразие не совпадающих друг с другом, подчас соперничающих, но творчески дополняющих друг друга человеческих складов и форм человеческой мысли и практики. Более того, это сложное, противоречивое, но в самом себе необходимое функциональное многообразие противостоит энтропии безразличия и унификаторства. Это многообразие входит в потоки времен, в потоки истории, вливается в общее живое русло Бытия, которое объемлет собой и человеческое мышление, осложняя и обогащая его. Признанный и обоснованный наукой принцип дополнительности сам оказывается дополнительным удостоверением диалектических основ личности, мысли и культуры. Так что плюрализм у Столовича вживлен в некоторый целостный, но принципиально недосказанный и вечно требующий осмысления образ Бытия. Однако живое – всегда недосказанное.
Взаимодействие непохожих конституирует весь процесс развития и конкретной человеческой души, и науки, и философии, и форм религиозного опыта. Так что, согласно Столовичу, диалог – осмысленная, эмоционально согретая, пережитая в глубинах человеческого общения диалектика. А диалектика – теоретическое обобщение живого опыта диалога. А за диалогом и диалектикой – необходимость понять и принять ценность другого в том же Мiре, в котором живешь и ты сам.
Это – необходимая и самая общая предпосылка практики и философского диалога, и теоретической и гражданской толерантности. Отстаивая толерантность, мы не можем не столкнуться с искушением безразличия и всеядности, когда плюрализм, понимаемый как "плюрализм без берегов, le pluralisme sans rivages", рискует потерять всякую познавательную и социальную ценность. Где предел толерантности в отношении к другому мнению?
Если следовать мысли Столовича, толерантность возможна лишь до того момента, покуда другое мнение не опускается ниже определенной черты. Но где она, эта черта? Там, где оправдание насилия, нетерпимости, социального садизма выступают как самоцель. И здесь сторонник плюрализма и толерантности вынужден лишь сказать: иду на вы. Иду во всеоружии мысли и убеждения, отличая добросовестно заблуждающегося оппонента от бессовестного апологета идеологического бандитизма.
Итак, за чертою низости объективно оказываются две внешне противоположные, но сродные позиции: "никакой такой истины нет" – "истина у меня, а кто мне не верит – того в бараний рог…".
Проблема плюрализма оказывается одной из граней проблемы истины. Истина – не застывшая формулировка (иначе мы обрекаем себя на глумливую позицию Понтия Пилата), но – наше непрерывное искание самих себя, друг друга и общего контекста нашей внутренней связи. Иными словами, Истина – драматический процесс нашего самообретения в Бытии и обретения Бытия в нас. Истина – вечно недосказана. Господ монополистов истины просят не беспокоиться. Собственно, об этом и речь в учении Столовича о "системном плюрализме".
Итак, проблематика плюрализма как искание единства Бытия и нашего сложного и противоречивого единства-в-Бытии оказалась (в том философском раскладе, который предложен в книге Столовича) важной и неотъемлемой частью всей истории мировой и российской философии. Так было во времена Эмпедокла и Сократа, так было во времена Лосева и Бахтина, так остается и поныне… Это доказывается на протяжении всей книги, и мы получаем не только обоснование интеллектуально-духовных основ плюрализма, но и оригинальный учебник истории философской мысли.