ЧАСТЬ I
Материалы круглого стола междисциплинарного
семинара "ЕДИНАЯ ИНТОНОЛОГИЯ"

Г.Н. Иванова-Лукьянова

ИНТОНЕМЫ РУССКОГО ЯЗЫКА

Интонологи – народ штучный. Фонетистов среди лингвистов всегда мало, а среди фонетистов интонологов ещё меньше. Понимают ли друг друга и слышат ли друг друга интонологи – вопрос спорный. Почему? Мы привыкли, что интонация выполняет подсобную функцию. Существуют такты, фразы (или синтагмы), предложения, а интонация (неслучайно её и называют суперсегментной) разливается поверх и как будто бы только оформляет мысль. И поэтому концепция Intonare, предложенная Т.Я. Радионовой, очень перспективна и плодотворна. Отводить интонации роль золушки очень обидно. Интонологи хорошо чувствуют, что интонация гораздо важнее и, возможно, играет важную роль.
Известный языковед Никита Крылов когда-то сказал: "Лингвист похож на собаку: прежде чем что-то сказать, он долго крутится вокруг себя и после этого только ляжет". Лингвисты сначала должны создать для себя условия, фон, после этого можно будет начать разговор об интонемах.
Итак, к интонации подбирались начиная с XIX в. многие – но безуспешно. Пытались записывать речевую интонацию при помощи нот, пытались находить типы интонации, стали говорить, что существует интонация вопроса, интонация утверждения, интонация восклицания, интонация конечной синтагмы, неконечной синтагмы. И это тоже ни к чему не приводило, потому что один и тот же тон может выразить самые разные синтаксические конструкции. Можно, например, выразить незавершенность, сказав "а вот …", можно – обращение "Николай? ", просьбу "Принеси!", задать вопрос "Не нашёл?" – то есть все синтаксические значения можно уложить в один тон.
Все наши рассуждения идут по двум направлениям: центростремительному и центробежному. Все выступавшие, особенно не лингвисты, шли по направлению центробежному.
Да, интонация разбегается, как мы видим, до самого космоса. Я сейчас хочу встать на рельсы центростремительные и, наоборот, сузить все эти значения. А.М. Антипова – специалист по английской интонации. Она знает все типы английской интонации. У нас есть специалист по русской интонации – Е.А. Брызгунова. Она разработала семь интонационных конструкций. Но когда мы, интонологи, начинаем практически заниматься интонацией, то понимаем, что ни семи, ни десяти, ни двадцати конструкций нам не хватит для того, чтобы выразить те сложные интонационные смыслы, которые несет с собой наша речь. Центростремительность заключается в необходимости сократить количество этих значений. В XIX в. их стало предельно мало: интонация восходящая и нисходящая. Эти типы выражают разные смыслы: "он пришёл?" – "он пришёл". В.В. Ванслов хорошо показал, что музыканты идут вслед за речевой интонацией. Помните, как Евгений Онегин спрашивает: "Убит?" Ему отвечают: "убит…" То же самое: вверх-вниз. Мы получили в наследство две интонационные единицы, различающие смысл. Мы знаем, что названия языковых единиц, различающих смысл, имеют окончание "-ема". Это фонема, различающая смысл слов, и интонема, различающая смысл фраз.
Сколько этих интонем? Из того, что предлагали учёные XIX – начала ХХ вв., мы взяли всего две интонемы. Но если бы их было только две, этот путь оказался бы тупиковым. Пока что на основе этих двух интонем ничего не получалось. Мы хорошо понимаем, что есть интонация жестко заданная и есть интонация вариативная. Когда перед нами фраза "На краю дороги | стоял дуб", мы прекрасно понимаем, что первая синтагма должна быть прочитана с восходящей интонацией, а вторая – с нисходящей. Но если бы наша речь состояла только из строго заданных восходящих и нисходящих тонов, никакой вариативности бы не было.
Исходя из этого, я постаралась определить значения, которые имеют восходящий и нисходящий тон. Станиславский определил первую пару этих значений: мысль не закончена – тон вверх, мысль закончена – тон вниз. Итак, первая пара противоположностей: значение незаконченности для восходящего типа и значение законченности для нисходящего типа. Но есть и другие значения, которые диктует синтаксис. Это значения зависимости и независимости. Отсюда – сочинение/подчинение. В любой синтаксической конструкции эти значения работают. Итак, если интонема восходящего типа имеет не только значение незаконченности, а еще и значение зависимости, тогда получится, что интонема восходящего типа имеет уже два значения – зависимости и незаконченности.
Противоположное значение – у нисходящей интонемы: в ней совмещаются значения независимости и законченности. Таким образом, оказывается, что когда эти две пары значений перекрещиваются, рождается третья интонема. И эта третья интонема как составляющая двух векторов и будет интонемой ровного типа, которая является предметом моего сегодняшнего сообщения.
Зная, что существует интонема ровного типа, мы понимаем, что не все фразы имеют жесткую заданность интонирования. Есть фразы, которые допускают вариативность, поскольку они формируются из двух первоначально названных интонем. И получается, что существует такая фраза, в которой, с одной стороны, обозначена незаконченность, а с другой стороны – независимость. Где возникает такая ситуация? Например, в сложносочиненных предложениях. Я приведу двуа предложения из одного короткого текста Мамина-Сибиряка. "Собака лежала у его ног и в ответ вильнула хвостом. Она понимала каждое слово своего хозяина и не говорила только потому, что не умела говорить". Два предложения, пять фраз. В первой – "собака лежала у его ног" – как раз интонема ровного типа, потому что, с одной стороны, она передает значение независимости от того, что будет дальше; её независимость выражается в том, что эта фраза в конце может иметь точку. С другой стороны, она не закончена, потому что предложение продолжается. Следовательно, здесь возникает интонема ровного типа. И она может реализоваться, как оказывается, любым значением восходящего или нисходящего направления тона. Мы можем прочитать: "собака лежала у его ног и в ответ вильнула хвостом ", можем так: "собака лежала у его ног и в ответ вильнула хвостом ", а можем интонировать ровно: "собака лежала у его ног и в ответ вильнула хвостом ".
Ровный тон всегда в таких ситуациях несет в себе большую многозначность, потому что он вмещает в себя как бы обе противоположные интонемы. И за счет этой многозначности рождается та глубина, которой добивается актер, когда он в своей речи вместо мелодического восхождения реализует ровный или нисходящий тип. Это очень хорошо знали многие наши великие писатели. Среди них первый – Пушкин. Он написал когда-то: "Покройте попоной – мохнатым ковром; в мой луг под уздцы отведите; купайте; кормите отборным зерном; водой ключевою поите. И отроки тотчас с конем отошли, а князю другого коня подвели". Читают два актера. Один читает так, что каждая фраза оформляется восходящим тоном, словно князь говорит: "Сделайте все, чтобы я был спокоен"; это формальное распоряжение, потому что идет интонация перечисления. Следовательно, он реализовал интонему ровного типа восходящим движением тона.
Другой актер – Борис Ливанов – прочитал эти стихи с нисходящими интонациями. Таким образом, каждое распоряжение получило самодовлеющую силу, как будто это последнее приказание, после чего идет глубокая пауза, а после неё слышатся новые распоряжения. Пушкин задал эту интонацию. Оказывается, после каждого из этих однородных членов Пушкин поставил точку с запятой, а редакторы исправили не по правилам поставленные точки с запятой на запятые. В результате в одном издании стоят запятые, и актер прочитал с восходящими интонациями, а в другом, прижизненном пушкинском издании, стоят точки с запятыми, и актер воспроизвел эти знаки нисходящим тоном, создав глубоко драматичную интонацию, заданную поэтом.
Таким образом, изучение инвариантных моделей интонации (интонем) позволяет понять, каким образом можно рассматривать процесс их становления, учитывая принцип Intonare по Т.Я. Радионовой.