БИБЛИОТЕКА АКАДЕМИИ

А. Дюрер. Св. Иероним в своей келье. 1514

Ю.Б. Борев

Воскресший из живых

(историческая хроника, притча) 

   Фильм черно-белый. В некоторых эпизодах цветная съемка. Максимально используется кинохроникальный материал. Фильм имеет характер притчи, стилизованной под кинохронику. Город Владисибирск. Большая стройка пятилетки. Вечер под Новый год. Цех. Лозунг: "Пятилетку в четыре года!"Последние приготовления к пуску прокатного стана. Среди рабочих инженер Боков, имя которого известно стране. Он отдает распоряжения. Предпусковая суета, и, наконец, все замерли. Толпа, напряженные лица. Стан пущен. С грохотом катится по валкам раскаленный сляб. Грохот сливается с криком: "Ура!" Десятки рук подбрасывают начальника строительства.
   Боков. (летя вверх) Львов! Отправь телеграмму - надо чтобы Москва сегодня же узнала, что стан пущен!
   Львов (снизу) Ваше указание выполнено до вашего указания. Отправлено!
   Кабинет Бокова. На стене портреты Сталина и Маленкова. На письменном столе лежит чистый лист с заголовком: "Отчет за истекший период".
   Боков. Не знаю, как начать.
   Львов. Обычно. "Под мудрым водительством..."
   Боков. Верно. Начнем традиционно.
   Звонит телефон. Боков снимает трубку. Голос из трубки. Сообщаю пренеприятное известие: к вам едет ревизор.
   Боков. Что ж, покажем товар лицом! (Начинает писать отчет: "Под мудрым...")
   Львов. Новый год прозеваешь.
   Боков. (Смотрит на часы.) Ого! Пошли.
   ***
   Празднично убранная комната. Елка. На стене портрет Сталина. Входит Боков
   Зоя. Почему так поздно?
   Боков. Работает! Уже доложили Москве!
   Зоя счастливо улыбается. По радио бьют куранты.
   Переглянувшись, оба метнулись к столу, налили вина, чокнулись, выпили до половины, обменялись бокалами и допили до дна. Целуются. Над ними - календарь. На его листке - 1 января, год 1937-й. По радио очень ритмичная музыка. Зоя лихо выбивает чечетку.
   Боков (показывая на рюмку). Что будет после второй?
   Зоя. Загрущу. (Мечтательно). Закатиться бы в тайгу!
   Боков и Зоя идут по ночной тайге. Морозная ночь. На небе крупные звезды.
   Боков. Счастье? Это когда в груди бьется солнце. Зоя становится на цыпочки и тянется к звезде.
   Зоя (со вздохом). Не достала. Звезды снежинок тают на ее ладони. Боков и Зоя выходят к могучей сибирской реке.
   Звездопад осыпает их. Звезды мчатся по небу, оставляя ослепительные следы.
   Боков. Здесь десять Днепрогэсов. Мы с Львовым уже начали колдовать над проектом. (Над тайгой туча. Начинается снегопад. Шагая навстречу ветру, Боков почти кричит).
   Снегопад заметает тайгу,
   Стонут сосны на берегу.
   Гул стоит, колокольный гул.
   Это ветер качает тайгу.
   Это ветер ударил в набат,
   Сосны колоколами гудят.
   Останавливаясь на бегу,
   Тучи падают прямо в тайгу...
   Зоя счастливо улыбается.
   ***
   Кабинет Бокова. Стенографистка ведет запись.
   Председатель комиссии Маленков. Подведем итоги. Ты, Боков, плохой руководитель: на тебя мало жалоб от подчиненных - значит, ты нетребователен. Не выполняешь указания...
   ***
   Маленков (по телефону). Боков инициативен, но...
   Знакомый голос с акцентом. Инициативность - ценное качество. Мы должны воспитывать инициативу. Но пора понять: у нас излишек в вождях и недостаток в исполнителях. Все хотят быть политиками. А кто будет работать? Народная мудрость гласит: когда восходит солнце, звезды меркнут. Нужно потушить звезды, и тогда настанет рассвет нового дня. Следует кое-кого немножечко арестовать. Есть такое мнение: поручить товарищу Маленкову подработать этот вопрос и доложить об исполнении.
   Маленков. Будет исполнено. (Глядя на трубку, из которой доносятся короткие гудки.) Великий человек! Небо краснеет - на комбинате разлив чугуна. На лице Маленкова огненные отсветы. Где-то звучит "Цыпленок жареный".
   ***
   Боков дома.
   Зоя. Ты слишком прямолинеен. Кругом аресты...
   Боков. Перестань. В конце концов, у нас диктатура пролетариата, а не диктатура НКВД. Если что, я напишу лично товарищу Сталину.
   Зоя уходит. Телефонный звонок. Боков снимает трубку.
   Голос. Ни о чем не спрашивайте. Немедленно уезжайте - сегодня вас арестуют! Боков удивленно смотрит на трубку, потом поднимает глаза на портрет Сталина и успокаивается. Входит три сынишки и младшая дочь Бокова.
   Боков. Вы почему не спите? Мы хотим рассказать сказку. (Боков обнимает старшего сына Володю и гладит по головке дочь Ольгу. Дети становится у стены под портретом Сталина и по очереди декламируют.)
   Володя. Ехали медведи
   На велосипеде,
   А за ними кот
   Задом наперед.
   А за ним комарики
   На воздушном шарике,
  
   Марк. А за ними раки
   На хромой собаке.
   Волки на кобыле.
   Львы в автомобиле.
   Зайчики в трамвайчике,
   Жаба на метле...
   Едут и смеются,
   Пряники жуют.
   Боков задумчиво листает детскую книжку и рассматривает картинки.
   Данилка (продолжает).
   Вдруг из подворотни
   Страшный великан,
   Рыжий и усатый
   Та-ра-кан!
   Таракан, Таракан, Тараканище!
   Он рычит и кричит
   И усами шевелит:
   "Погодите, не спешите,
   Я вас мигом проглочу!
   Проглочу, проглочу, не помилую".
   Ольга (продолжает)
   Звери задрожали,
   В обморок упали.
   Волки от испуга
   Скушали друг друга.
   Бедный крокодил
   Жабу проглотил.
   А слониха, вся дрожа,
   Так и села на ежа...
   Володя (робко). Дальше мы не еще не знаем.
   Боков. (задумчиво) Я тоже не знаю. Но мы еще дочитаем эту сказку. Входит Зоя.
   Зоя (детям) Спать немедленно!
   - Еще рано!
   - Разреши, пожалуйста...
   - Пап, заступись...
   - Мамочка, еще немножко!
   Зоя. (строго и непримиримо) Никаких немножко. (Дети уходят.) Ребенок должен знать слово "нельзя". А ты им ничего не запрещаешь.
   Боков. Нужно воспитывать желания. Если человек хочет правильно, тогда нечего запрещать.
   Зоя уходит. Из окна доносится "Цыпленок жареный".
   Небо озаряется: на заводе разливают металл. Звонок. Боков открывает дверь. Входит начальник местного НКВД Чекин.
   Чекин. Здравствуй, Боков. Надо поговорить.
   Боков. Проходи, если не шутишь.
   Чекин. (Садится.) Не до шуток, брат.
   Боков. У тебя неприятности?
   Чекин. Не у меня лично, а так, вообще.
   Боков. Может, тебе надо помочь?
   Чекин. Скорее тебе.
   Боков. Не темни. В чем дело?
   Чекин. Сам не все понимаю. Идут странные директивы...
   Боков. Директивы надо выполнять.
   Чекин. А если они неправильны?
   Боков. Не нам судить. Снизу не все видно.
   Чекин. Верно. Но бывают указания, принципиально неправильные.
   Боков. Значит, где-то в вашем аппарате враг.
   Чекин. Может быть. Только перебор врагов получается.
   Боков. Плохо ловите.
   Чекин. То ли мы ловим, то ли нас ловят.
   Боков. Что?..
   Чекин. Во имя революции у меня рука не дрогнет. Но мне предписывают арестовывать честных людей!
   Боков. Напиши Сталину.
   Чекин. Были у нас такие умники. Да только перевелись. Не он ли режиссер этой трагедии...
   Боков (в сердцах). Ты думай, что говоришь. Страна обязана ему успехами индустриализации и коллективизации, разгромом оппозиции...
   Чекин. Что ты меня за советскую власть агитируешь? Но разгром своей партии - разве это успех?..
   Боков (гневно). Ты думай, Чекин!..(Сдержавшись.) Если бы не знал тебя с гражданской, я бы за такие слова...
   Чекин. Погоди, перестрелять друг друга мы еще успеем. Это от нас не уйдет!.. Волна арестов не случайна. Создается атмосфера всеобщего страха. Сталин устанавливает личную диктатуру и уничтожает мешающих этому. Сопротивляться? Но народ ему верит, а фашисты Германии первые воспользуются нашей междоусобицей... Заколдованный круг.
   Боков (вынимая наган). Ты, Чекин, или провокатор, или окончательно переродился. Я отведу тебя в органы. Пусть твои подчиненные разберутся, откуда такая путаница в голове их начальника.
   Чекин (успокаиваясь и улыбаясь). Тоже неплохо. Начнем разговор с конца, если он с начала не получается. Дура! У меня же ордер на твой арест.
   Боков Врешь! Я честный человек!
   Чекин вынимает из нагрудного кармана ордер и кладет его на стол.
   Боков (опуская наган) Хорошо. Пошли. Разберемся.
   Чекин. А что разбираться? Будто я тебя не знаю?
   Боков. Так ты мне веришь?
   Чекин. Тебя же по телефону предупредили... Уходи!
   Боков. Смешно. На мне комбинат. Ты же мне веришь.
   Чекин. Решаю не только я. Уходи, не-то поздно будет.
   Боков. А ты? Уходить - так вместе.
   Чекин. Нет. Каждый день моей работы - это люди, спасенные от ареста, или арестованные, спасенные от расстрела. Или расстрелянные, у которых спасены родные. Ты уезжай. При массовости кампании и несовершенстве учета человек может затеряться среди бумаг.
   Боков. А ты остаешься? Это же почти самоубийство.
   Чекин. Сегодня для одних убийство, для других - самоубийство становятся партийной работой.
   Чекин. Уезжай! Не медли.
   Чекин уходит.
   Наплыв
   Боков вешает гардину.
   Зоя (с улыбкой, ворчливо). Целый месяц допроситься не могла шторы повесить, а тут коммунистический субботник!
   Боков. Что читаешь?
   Зоя. Готовлюсь к семинару: "Личность и народ".
   Боков. Вслух.
   Зоя (читает). Карамзин писал: "История принадлежит царю". Декабристы опровергали это: "История принадлежит народу. Смешно дарить ею царей!"
   Боков слезает с табуретки, оставляя косо висящую гардину, подходит к жене и обнимает ее за плечи.
   Боков. А получается, что история не принадлежит никому. Жизнь превращается в абсурд.
   Зоя. Что с тобой?
   Боков. Мне грозит арест. Попытаюсь уехать. Не волнуйся.
   Гардина обрывается и падает.
   Зоя. Как? Тебя, Бокова, арестовать?!
   Боков. Это ошибка. Все выяснится. (Задумался.) Если я не вернусь через полгода... жду тебя, скажем, на родине моего отца, в Запорожье на главной почте в семь часов вечера каждое воскресенье.
   Областное управление НКВД. Чекин заходит в кабинет к своему заместителю Баранову.
   Баранов (встав). Разрешите доложить. Получен приказ, укрепляющий законность. Если окажется, что арестованный не виноват, следователь получает до десяти лет.
   Чекин. Ну и что же вы сделаете, если в результате следствия убедитесь, что арестованный не виноват?
   Баранов. Наверное, выпущу...
   Чекин. И получите десять лет? Орешек между молотом и наковальней.
   Баранов. Расколоть можно и арестованного.
   Чекин. А если он не виноват?
   Баранов. Вот и я говорю, а если не виноват?
   Чекин. Думайте, Баранов, ведь вы действуете именем закона.
   Баранов (про себя). Но и арестовывать мне велят тоже не от имени тещи.
   Чекин (про себя). Кажется, до Баранова дошло...
   Кабинет следователя Долгова. Долгов сидит за столом, перед ним стоит человек.
   Долгов. Заключенный Львов, бывал ли в вашем доме Боков?
   Львов. Бывал. Но я не заключенный, а подследственный.
   Долгов (показывая в окно). Вон идет человек. Вот он подследственный, а ты - заключенный.
   Входит Чекин. Долгов вскакивает, вытягивается по стойке смирно.
   Долгов. Товарищ начальник, следователь Долгов ведет допрос гражданина Львова.
   Входит дежурный.
   Дежурный. Товарищ Чекин, прибыл уполномоченный из центра - товарищ Эстеркин.
   Чекин (дежурному). Уведите арестованного, пригласите товарища Эстеркина.
   Входит Эстеркин.
   Эстеркин. Я прибыл с чрезвычайными полномочиями! Ты, Чекин, завалил работу! Ты или политический слепец, или сам враг народа! Такого низкого процента арестованных нет ни в одном управлении! Налицо утрата бдительности или саботаж. Я отстраняю тебя от должности. Сдай оружие, и мы разберемся, что ты за птица! (Долгову.) Фамилия?
   Долгов (встав смирно). Долгов! Новый работник.
   Эстеркин. Это хорошо, что новый. Примешь дела у Чекина. Проведешь следствие по его делу.
   Чекин. Оружие?.. (Вынимает пистолет, переводит его с Эстеркина на Долгова.) Не подходить к звонку!
   Эстеркин. Не блажи, Чекин. Сдай оружие, и ты еще можешь быть помилован!
   Чекин. Я не буду стрелять: не знаю, кто из вас заслуживает пули. Сейчас вы будете меня слушать. Нашими руками Сталин устанавливает личную диктатуру. Когда мы выполним свою норму на аресты невинных людей, нас уберут. Пришел мой час, придет и ваш. Боритесь с беззаконием! Прощайте! (Приставляет пистолет к виску и стреляет).
   Долгов. (придя в себя). Саботажник, сорвал следствие!
   Эстеркин. Что он наговорил! Нельзя было допускать такие недопустимые высказывания!
   Долгов. (Подходит к лежащему Чекину, берет из его руки пистолет). Я не слушал. (Про себя.) Устроил митинг. Стрелялся бы себе на здоровье молча. Теперь Эстеркин захочет от меня избавиться. Придется начинать игру...
   Эстеркин. Вызывай дежурного.
   Долгов. А ведь он мог одного из нас шлепнуть.
   Эстеркин. Душа не позволила.
   Долгов. Душа - это миф девятнадцатого века. (Стреляет в Эстеркина - тот падает). Бросил вызов судьбе... Теперь вызову дежурного. (Нажимает кнопку звонка. Входит дежурный.) Пишите! (Диктует, разгуливая по кабинету, переступая через тела.) "Телеграмма. Правительственная. Раскрыт заговор покушения жизнь товарища Сталина тчк во главе Чекин зпт Боков другие руководящие работники области тчк Эстеркин убит задержании Чекина тчк принимаю меры аресту виновников результаты сообщу тчк Долгов". Отправить телеграмму! Подать список руководящих работников области. Арестовать Бокова. И уберите (показывает на тела.) этот мусор. Начинаются большие события. Все должно быть чисто. Чтобы комар носу не подточил!
   Дежурный. Есть отправить телеграмму, подать список, арестовать Бокова! Есть чтобы комар носу!
   Ночь. Со двора управления отходят закрытые черные машины и идут в разные стороны по спящему городу. Красный свет светофоров. Черные машины идут на красный свет. Дождь. Красный свет отражается в мокром асфальте - вся улица залита красным светом. Красный свет отражается в дожде - и с неба идет красный дождь. Море красного дождя падает с неба. И текут красные потоки по городу. И, разбрызгивая красные лужи, мчатся по городу черные машины. На них горят красные стоп-огоньки, их свет отражается в асфальте, кажется, это машины оставляют след. Красные светящиеся названия магазинов: "Хлеб", "Вода",- змеясь, отражаются в мокром асфальте. На разных этажах дома стучат в двери.
   Испуганные голоса: "Кто там?"
   Вид дома с улицы. На разных этажах в разных окнах зажигается свет. То же в соседнем доме. У подъездов в красных лужах стоят черные машины. Квартира Бокова. Зоя стоит у стены под портретом Сталина. Вокруг нее, прижимаясь к ней перепуганные дети. Книги и бумаги свалены на пол. Ящики письменного стола вывернуты.
   Один из чекистов (по телефону) Бокову удалось уйти.
   Из трубки голос Долгова. Сообщить приметы Бокова на станцию Зима. Пусть проверят ночной на Москву. Найти живого или мертвого!
   - Есть или мертвого!
   Наплыв.
   Купе. Все спят. Боков смотрит в окно: тайга, тайга...
   Боков (про себя). Огромная страна... А может, Чекин неправ? Вокруг враги. А лес рубят - щепки летят? (Пауза.) Чекин сказал бы: "Люди не щепки". (Выглядывает в окно: станция " Зима".) Коммунисты у власти, а я, коммунист, должен скрываться. Бред! Не в подполье же мне уходить. Надо ехать в Москву, к Сталину...
   Поезд трогается. По вагону идут люди, заходят в купе, спрашивают документы. Боков настороженно слушает. Голоса за дверью. Слыхал? Чекин-то обернулся врагом народа! И что ему народ плохого сделал? Шкура.
   Боков (про себя). Кажется, я приехал! Боков запирает дверь купе на предохранитель.
   Стук в дверь. Боков становится ногами на столик, открывает окно. Соседи по купе проснулись. Сильный стук.
   Голос из-за двери. Открывай! Стрелять буду!
   Женский голос с полки. Боря, спрячь корзинку с продуктами и мою сумку! (Выстрелы в дверь). Боря, немедленно ложись! Почему ты такой дурак, что вечно лезешь под пули? Ты хочешь, чтобы тебя наконец убили? Снова выстрел. Боря, схватив в охапку кошелку, полную клюквы, бросается на полку. Ягоды сыплются на пол. Из кошелки течет клюквенный сок. Боков вылезает в окно и повисает на раме. Поезд въезжает на мост. Тени от балок моста несутся вдоль поезда. Вновь тайга. На повороте поезд замедляет ход, и, оттолкнувшись ногами от стенки вагона, Боков летит в темноту. В купе вламываются люди. Поскользнувшись на клюкве, один из них падает.
   - Вы почему не открывали? Мы - НКВД!
   - Мы думали - бандиты...
   Наплыв.
   Областное отделение НКВД Бывший кабинет Бокова . Теперь в нем сидит Долгов.
   Долгов (читает телеграмму). "Боков убит при попытке к бегству".
   ***
   Москва. Кремль. Кабинет Маленкова.
   За письменным столом сидит Маленков. Перед ним список:"Жены врагов народа". Первая в нем - З. Бокова. Маленков устал решать их судьбу. Он снимает трубку вертушки и...оказывается в кабинете вождя.
   Сталин (подозрительно). Вы почему, товарищ Маленков, так пристально смотрите на меня?
   Маленков (с улыбкой). Вам придется терпеть нашу всенародную любовь. Нам постоянно нужны ваши руководящие указания. Как следует поступить с женами и детьми врагов народа? Следует ли применить к ним высшую меру?
   Сталин (медленно и проникновенно). Это важный вопрос. Я отвечу правдивой историей. Однажды Наполеон со своей армией въезжал в итальянский город. Жители спрятались, и только прекрасная итальянка с ребенком на руках вышла навстречу Наполеону и стала перед его белой лошадью на колени, прося пощадить ее город. Наполеон должен был на сутки отдать город солдатам. Он дрогнул, а потом пришпорил коня и растоптал мать и ребенка. Потом Наполеон пересел на другого коня и задумался. Маршал спросил: "Вы опечалены, мой император, что вам пришлось убить женщину и ребенка?" (Входит дежурный, подает Сталину бумаги: материалы по беспосадочному перелету, освоению Северного полюса, строительству ГЭС. Сталин продолжает рассказ, листая бумаги.) "Нет, - ответил Наполеон. - Я опечален тем, что я задумался, прежде чем пришпорить коня, и тем, что я сменил лошадь. Хороший император не имеет права на чувства".
   Маленков. Я немедленно подпишу высшую меру!
   Сталин. Зачем немедленно? Можно и завтра. И зачем сразу высшую? Можно ограничиться десятью годами. Мы не Наполеон. У нас могут быть чувства.
   Маленков(про себя) Он гений: никогда не знаешь, что он сделает через минуту. (Вслух.) Мы порекомендуем всем изучение эпохи Наполеона.
   Сталин. Зачем Наполеона? Поднимайте национальные традиции. Например, Иван Грозный - великий государственный деятель. У буржуазных историков здесь были определенные недооценки. Следует внести ясность. (Входит дежурный, подает Сталину телеграмму. Сталин читает про себя.)
   Голос Долгова за кадром. "Правительственная тчк материалами следствия делу Бокова - Чекина полностью установлена виновность областного руководства организации покушения жизнь товарища Сталина тчк уходя ответственности Чекин покончил собой зпт Боков убит попытке бегству тчк остальные арестованы и признают себя виновными тчк начальник Владисибирского НКВД Долгов..."
   Сталин (отрываясь от телеграммы) Обеспечьте, чтобы десять лет женам врагов народа были пожизненными... Быть добреньким легко. Быть жестоким трудно. Но история не дает нам права быть добренькими, потому что это будет доброта к человеку за счет народа. Если мы, большевики, будем добренькими, в стране воцарится хаос, а враги нашего дела поднимут головы. (Сталин думает. По стене, за его спиной, проплывают тени людей, самолетов и кораблей, заводов и плотин). Способный работник этот Долгов. Есть такое мнение: выдвинуть товарища Долгова в центральный аппарат. Там лошадок пора менять. Маленков пишет на списке резолюцию: "Десять лет".
   Боков идет через дремучий лес. Он выбился из сил. Деревья покачиваются над ним. Боков идет по наклоненной влево тайге. Потом - по тайге, наклоненной вправо. Птицы пролетают над его головой. Слышны странные голоса леса. Они звучат тихо, а потом громко, как бы через усилитель. Тяжелые ботинки Бокова ступают по земле. И тикает время, и идут ботинки в такт тикающему времени. Вот время замедляется и совсем останавливается, потом как будто усилием воли включается опять.
   За спиной Бокова земной шар, он пытается опереться на шар, но шар откатывается, и Боков падает. Шар со звоном несется в пустом пространстве. Боков встает и снова идет. Лес хороводом кружится над его головой. Боков выходит к околице. У крайней избы на крыльце крадет крынку с молоком. Выпив молоко, долго стоит. Лают собаки, но Боков не уходит, лишь заслышав голоса людей, снова углубляется в тайгу. Вновь в глазах Бокова раскачиваются деревья. Бокову кажется, что он идет среди леса поднятых рук. Слышен торжественный голос: "Принято единогласно". Вместо леса рук вновь тайга. "И даже на краю небес все тот же был зубчатый лес", - многократным эхом повторяет тайга. Из-за деревьев на Бокова смотрит множество глаз людей и зверей. Уже нет больше деревьев, а только глаза - без лиц. И вот уже только один огромный глаз во весь экран, и на его фоне Боков идет по ладони. Он спрыгивает с ладони, идет и прямо из тайги входит в Спасские ворота Кремля. Бьют куранты, часовые отдают Бокову честь, он входит в кабинет. Сталин поднимается из-за письменного стола, приветливо идет навстречу, улыбается и пожимает Бокову руку.
   Сталин. Садитесь, товарищ Боков. У вас усталый вид. Переутомились, или неприятности? Сталинская забота о людях - священный долг каждого советского руководителя. Чего бы вы хотели?
   Боков. Хочу честно работать!
   Сталин. Постараемся вам помочь, у нас есть некоторые связи. (Снимает телефонную трубку.) Товарищ Маленков, ко мне тут заглянул товарищ Боков. Позаботьтесь о нем.
   Боков. Спасибо, товарищ Сталин.
   Сталин провожает Бокова до дверей и тепло прощается с ним. Потом в раздумье ходит по кабинету, курит трубку - и вдруг вылетает в форточку.
   В звенящей тишине мира Сталин, как Бог, парит над страной. Колонны демонстрантов несут знамена и его портреты. Боков с портретом. Летящий Сталин запевает:
   От края до края по горным вершинам,
   Где горный орел совершает полет,
   О Сталине мудром, родном и любимом
   Прекрасные песни слагает народ.
   Народ безмолвствует. Ленинград. Медный всадник. Празднично одетая толпа несет портреты Сталина и молча приветствует летящего над городом Бога. Стоит зловещая тишина, лишь слышна песня, которую в небе поет Сталин:
   На просторах Родины чудесной,
   Закаляясь в битвах и труде,
   Мы сложили радостную песню
   О великом друге и вожде.
   Народ безмолвствует. Бог взмахивает жезлом, как дирижерской палочкой. Демонстранты, и с ними Боков, подхватывают:
   Сталин наша слава боевая,
   Сталин нашей юности полет,
   С песнями, борясь и побеждая,
   Наш народ за Сталиным идет.
   Сталин нисходит с небес в тайгу - к Бокову. Он протягивает Бокову анкету.
   Сталин. Ты хотел работать? Заполни. Фамилия, имя, отчество, пол, национальность, специальность, партийность. Состоял - не состоял. Был - не был. Подвергался - не подвергался.
   Боков на пеньке заполняет анкету.
   Бог. Ты теперь не Боков, а Богов. Пиши!
   Боков. (Пишет: "Богов".) Специальность? Я был инженером. А теперь? Напишу: "человек".
   Бог. Человек отменяется. Теперь все - колесики и винтики большого государственного механизма. Пиши: "винтик".
   Боков. (Пишет: "Винтик") Партийность? Кто же я теперь: партийный или беспартийный?
   Бог. Ты - антипартийный.
   Сталин бьет молнией в дерево. Тайга загорается. Боков идет сквозь горящую тайгу. И рядом с ним вырастают люди и идут в огонь. Сталин хватает одного из них и повергает на землю.
   Боков (кричит) Остановись! Мы тебя любим...
   Бог. Мало любить, нужно бояться! Государство держится на страхе!
   Поверженный человек силится приподняться. Сталин подминает его. Подбегает женщина и старается оттащить Сталин, который все более и более свирепеет и превращается в медведя. Боков, плохо понимая что происходящее, вступает в борьбу. Исцарапанные женщина и Боков вносят в домик, одиноко стоящий в лесу, тяжело раненного бородатого человека.
   Бородатый человек. Сколько лет на зверя хожу. Все про зверя знаю. Лучше, чем про человека. А тут, вишь, не уберегся. (Бокову.) Спасибо тебе.
   ***
   Мария и Боков у могильного холма, прилаживают крест. Молча возвращаются домой.
   Мария и Боков в избе, сидят у огня. За окном гроза. Мария стелет кровать. Боков устраивается на полу.
   Мария. Я не спрашиваю, чего ты по тайге маешься. Верно, не от хорошей жизни. (Молчит, ждет ответа и, не дождавшись, продолжает.) Не бойся, я же тебе жизнью обязана.
   Боков (устало и безразлично) Я не боюсь.
   Мария. Скажи, что надо, я помогу.
   Боков (устало) Не знаю.
   Боков проваливается в сон. Мария лежит с открытыми глазами, смотрит на всполохи молний.
   Утро. Боков еще спит. Мария долго смотрит на него.
   Мария. Кожа тонкая - городской.
   Мария встает. Выходит во двор с ведром. Кругом омытый грозой лес. В небе радуга. Кусок радуги качается в ведре. Боков проснулся. Стоит в дверях избы, смотрит вокруг.
   Боков и Мария сидят за грубо сбитым столом, едят. Долго длится молчание.
   Мария. Ну что ж мы в молчанку играем? Скажи хоть как величать тебя?
   Боков. Николай.
   Мария. Я - Мария. А как жить думаешь?
   Боков пожимает плечами.
   Мария. Хочешь, возьму тебя к родне - деревня рядом: работать станем. А то можно податься золото мыть.
   Боков. Я на люди не хочу.
   Мария. Бирюком не проживешь. Давай странничать. Козлом пропитаемся.
   Боков. Козлом?
   Мария. Возьмешь его за веревочку и пойдешь по деревням - будешь сыт, пьян и нос в табаке.
   Боков. Как это?
   Мария. Будешь козла на случку водить. В каждом дворе и угостят, и снеди на дорогу дадут.
   Боков. Ну что ж, тоже работа. А где козла-то взять?
   Мария. Это уж моя заботушка.
   Осень. Боков и Мария идут по лесной дороге. Боков с бородой, в одежде покойного мужа Марии, в поводу ведет козла.
   Мария. А ты все грустный, все свое думаешь...
   Боков (про себя). Инженер при козле! Не могу больше. (Вслух.) Сделай доброе дело: дай документы мужа. В город тянет...
   Мария. Бери. Вольному воля.
   Боков (рассматривает документы). Начинаю новую жизнь. Я - Никитин.
   Наплыв.
   Запорожсталь. Никитин стоит у станка. Гудок. Рабочие идут на обеденный перерыв. Никитин продолжает стоят у станка. Подходит бригадир Линник.
   Линник. Перерва. Хиба тебе, бородач, дві нормі за змину вже мало? Пішли снідати.
   Никитин останавливает станок. Идет с рабочими по заводскому двору. На Доске почета портреты.
   Линник. Довісь, бородач, твій портрет на червону дошку повисіли! Никитин, с досадой взглянув на Доску почета, уходит.
   Никитин (про себя). Работать, дураку, надо хуже.
   Никитин поворачивает назад, прогуливается у стенда и, улучив минуту, срывает свой портрет.
   Никитин сидит за столом вместе с другими рабочими. Торопливо возвращается Линник.
   Линник. Слухайте, товариші! Якась вражіна зірвала портрет нашого шановного стахановця - товариша Микитина. Треба разоблачiти того куркуля.
   Егоров. Бородач - мужчина видный. Какая-нибудь дивчина содрала на память.
   Линник. Ти, Егоров, мабуть, газет не читаєш?
   ***
   Воскресенье. Шесть часов вечера. Центральный почтамт Запорожья. Никитин сидит и читает газеты. Отрываясь от чтения, оглядывает зал. Листает подшивки.
   Оживает газетный текст, сквозь него проступают исторические события. Кинохроника становится эпическим фоном фильма и раскрывает трагическое состояние мира. Горящий рейхстаг, марширующие отряды штурмовиков, факельное шествие фашистов - и лицо Зои Боковой. Она идет из глубины экрана и никак не может прийти: колючая проволока; война в Абиссинии; куклуксклановцы; суд линча; горящий крест; немецкие войска в Праге, Вене, Париже, печи Майданека; Соловецкий монастырь; Сталин, Орджоникидзе и другие соратники несут гроб с телом Кирова; навстречу этой процессии Сталин, Куйбышев и другие несут гроб с телом Орджоникидзе; Сталин и соратники несут гроб с телом Куйбышева, потом Горького. Разносчики смерти! Зоя идет наперекор потоку истории и никак не может дойти до почтамта Запорожья, где ее ждет муж.
   ***
   Никитин идет по цеху и слышит спор главного инженера Ломидзе и бригадира Линника.
   Ломидзе. Опять занижаешь скорость на прокатном?
   Линник. Валкы летят.
   Никитин (мимоходом). Слябы нужно сильнее разогревать - тогда можно повысить скорость проката.
   Ломидзе (Линнику). Похоже на правду. Попробуй.
   Никитин (про себя). Опять дернул черт! Эдак меня живо повысят в должности и на чистую воду... Но сил же нет молчать, когда знаешь, как лучше. Бежать с завода?.. Нет, при козле я уже состоял...
   ***
   Никитин у станка.
   Линник. Никитин, срочно к директору!
   Никитин (про себя). Срочно? Неужели узнали?
   ***
   Никитин входит в кабинет директора завода Юдина
   Юдин. Так вот ты какой, бородач.
   Никитин (испуганно). А что? Борода - для красоты.
   Юдин. Не борода человека красит, а голова. Предложения будем внедрять, пошлем тебя в институт. Будем растить из тебя командира производства. Товарищ Сталин указывает: "Кадры решают все".
   Никитин. Без меня меня женили? (Про себя.) Мне ж нельзя вылезать!
   Ломидзе. Учись - инженером будешь.
   Никитин. Завод бросать не хочу.
   Юдин. Учись заочно.
   Ломидзе. Не ленись. У тебя способности.
   Юдин. Вот тебе направление в заочный институт.
   Никитин берет направление и неуверенно благодарит.
   Наплыв.
   Вновь воскресенье. Главпочтамт. Никитин сидит и читает газеты. Опять оживает газетный текст. Возникает героико-эпический фон фильма. Строительство Магнитогорска; премьера "Дней Турбиных" во МХАТе; испанские республиканцы идут в атаку на фашистов; демонстрация Народного фронта в Париже; папанинцы на льдине; эпизоды из "Великого диктатора" Чаплина; Всемирная Парижская выставка; Нью-Йорк встречает советских летчиков, перелетевших через Северный полюс; фильм "Волга-Волга"; атака советских танков на Халхин-Голе; Уланова в партии Джульетты. Сквозь все эти события, как бы подхваченный потоком истории, уверенным шагом вперед и вверх идет Боков (Никитин).
   ***
   Вечер. Никитин идет по степи к заводу. Тишина. На горизонте дальние зарницы. Всполохи отражаются в реке. Над степью плывет песня:
   Ветер степь облетел всю от края до края.
   Сонный в травы упал отдыхать до утра.
   Только выйдешь с завода, Украина родная
   Тихо к сердцу подступит мятным запахом трав.
   Мне сегодня не спать, высота бесконечна.
   За Днепром слишком ярок широкий закат.
   Слишком громок был день, слишком тих этот вечер.
   Мягко стелются тени от беленьких хат.
   Мне сегодня не спать, подступила до горла
   Приднепровская степь широтою своей.
   Завтра бить молоткам снова зло и упорно
   По броне, по заклепкам, по граням камней.
   Завтра громкому быть снова дню. По стране,
   Будто песня, пройдет он от края до края.
   Вечер... Спелые звезды горят в вышине,
   В тихих водах родного Днепра отражаясь.
   Спокойный пейзаж. Общий вид огромного завода. Степь. Мотив песни еще продолжается, но уже слышен нарастающий гул нашествия. Визг бомб, взрывы. Тот же пейзаж огромного завода, но завод охвачен пламенем. Тема нашествия из Седьмой симфонии Шостаковича.
   ***
   Пехотная дивизия на марше. Впереди и позади - степь да снег. Хорошо еще ветер в спину. Подняли воротники шинелек бойцы, шапки-ушанки опущены, шаг греет, а все равно студено на пронзительном снежном суховее. Поет, свистит ветер. Быстро гаснет за последней шеренгой ее широкий след. Ветер обдает и степь, и идущую по степи дивизию колючим снегом. Далеко впереди в белой мути замельтешилось что-то живое, стало приближаться, и уже можно было догадаться, что идут люди, много людей. Солдаты стали всматриваться, и Никитин тоже глядел так пристально, что слезы навернулись на глаза, и он, сняв рукавицу, приложил к ним ладонь. Солдат, шагающий с ним в одной шеренге, пригорюнился и уверенно предположил худшее: "Отступаем". Никто не ответил. Все всматривались. Стало видно: идет колонна. Обозначились по краям ее конвоиры. И тогда оживились солдаты, стали тихонько подталкивать друг друга локтями, и один выпалил:
   - Ребя, фрицев ведут!
   А колонна все приближалась. И уже можно было различить разношерстно и плохо одетых людей разного возраста. Они промерзли, выбились из сил, шли вразнобой, а снег бил им в лицо. С близкого расстояния было не похоже на пленных.
   И тогда кто-то из солдат обрадовался: "Так это же..", но тут голос его упал, и слово "наши" он произнес удивленно и неуверенно.
   Солдаты насупились. Стал слышен скрип снега под ногами двух сближавшихся людских потоков. А тот солдат, который раньше всех предположил и больше всех обрадовался своему предположению, что ведут пленных, теперь присвистнул и почему-то шепотом выговорил:
   - Своих ведут!
   Дивизия и встречная колонна поровнялись. Некоторые заключенные стали с любопытством разглядывать солдат. Другие - не поднимая головы, продолжали идти навстречу ударам ветра. Никитин стал всматриваться в проходящих: кого-то искал или что-то хотел разглядеть и понять. Некоторые арестанты отвечали на его взгляд - кто угрюмо, кто зло, кто виновато, а кто почти незаметным ободряющим кивком или даже движением губ, отдаленно напоминающим улыбку.
   Никитин обратился к командиру:
   - Разрешите выйти из строя.
   Командир кивнул, Никитин отошел в сторону и очутился между двумя встречными потоками. Стараясь сохранить равновесие, он стал подтягивать сапог. Его качнуло, и он чуть не упал в сторону арестантской колонны. Конвоир добродушно пошутил:
   - К политическим захотел? Могём пристроить.
   Никитин (вежливо улыбнувшись). Куда это вы их?
   Отвечая вежливостью на вежливость, стражник нехотя пояснил:
   - От Гитлера спасаем.
   И пошел конвоир, ружье наперевес, в одну сторону, а Никитин, ружье за спиной, - в другую. Вот он уже настиг свою шеренгу и стал ладиться вногу. Не сразу попал, но наконец зашагал вместе со всеми тяжелым неспешным шагом, рассчитанным на долгую дорогу и нескорый привал. А арестантская колонна все шла и шла мимо двигающейся к фронту дивизии. И пар стоял над людскими потоками. И казалось: два бесконечных состава идут один мимо другого. И даже чудился металлический перестук встречных эшелонов. И вдруг стало удивительно тихо. Снег заглушил и поглотил звуки мерного шага солдатских сапог и нестройный топот встречной колонны. Тишина. И из самой глубины тишины звенящий от мороза молодой солдатский голос то ли запел, то ли позвал:
   Вставай, страна огромная!
   Голос сразу захлебнулся: может, от порыва ветра, а может от ощущения бескрайности расстояния, которое ему предстояло охватить. Но солдаты не дали угаснуть песне, где-то в головных шеренгах повторили строку и повели песню дальше:
   Вставай, страна огромная,
   Вставай на смертный бой...
   Арестантская колонна встрепенулась так, будто и к ней относилась запевка. А дивизия уже подхватила:
   С фашистской силой черною,
   С проклятою ордой!
   И взяли ногу солдаты. И подняли головы заключенные. И бодро пошли конвоиры. И уже вся дивизия грянула:
   Не смеют крылья черные
   Над родиной летать...
   Тут некоторые заключенные робко, как бы стесняясь, подхватили песню. На смельчаков стали оглядываться другие заключенные. И вся их колонна уже зажила каким-то иным ритмом, чуть-чуть отогрелась изнутри и поверила в песню:
   Поля ее просторные
   Не смеет враг топтать...
   И разогнулись плечи заключенных, и глаза увлажнились, а иные, напротив, обрели неестественно сухой блеск. И вот уже мощный хор огласил степь. Это дивизия и колонна заключенных выдохнули из себя припев:
   Пусть ярость благородная
   Вскипает, как волна...
   Солдаты стали рубить шаг. Ритм стал четче. Песня переросла в походный марш:
   И-дет вой-на на-род-ная,
   Свя-щен-ная вой-на!
   И заключенные тоже взяли ногу. Чеканит шаг разномастная обувка: ботинки, валенки, сапоги, калоши, туфли. Кто во что горазд, но все в ногу:
   Дадим отпор губителям
   Всех пламенных идей...
   Тут некоторые конвоиры как бы опамятовались и стали кричать на заключенных, мол, неча петь, не арестантское это дело. А один особо внимательный к службе стражник даже замахнулся прикладом:
   - Неча советские песни поганить!
   Но потом он застеснялся справлять свою трудную работу на глазах у солдат. И образовалась некоторая неловкость, теперь уже среди конвойных, которые никак не могли уловить, как им блюсти полную строгость под взглядами бойцов. Они пытались установить нормальный режим движения колонны. Но у песни был такой могучий голос и такой всепокоряющий ритм, что вот уже и конвоиры, винтовки наперевес, пошли торжественно, как на параде, и некоторые из них тоже подхватили песню:
   Насильникам-грабителям
   Мучителям людей.
   Ух-ух-ух - будто великан поднял дубину и колотит ею о землю. Ноги рубят и отсчитывают такт. На мгновение металлический гул двух встречных составов снова врывается в песню, но она перекрывает все шумы. Два встречных людских потока, охваченные одним порывом, на едином дыхании поют. И теперь уже поют совершенно все, и даже те конвоиры, которые только что кричали на заключенных:
   Идет война народная..
   В обе стороны степи плывет песня, и один ее вал накатывается на другой, сшибается, плещется. И когда в одну сторону плывет еще припев, в другую плывет уже новая строка:
   ...Мучителям людей...
   ...Священная война...
   Никитин поет со всеми. И это уже звучит не походный марш, а хорал, сотрясающий землю и небо. Органная музыка перекрывает голоса. Звуки уходят в самое небо, отражаются от него, как от свода, и снова падают на заснеженную землю. И просветлели омытые музыкой, исступленные лица солдат, заключенных и конвоиров. Вкладывая всю страсть, как будто от судьбы этой песни зависит судьба мира, люди поют о священной народной войне. И теперь уже нет на земле силы, которая могла бы заглушить эту песню или противостоять этим людям. И вот уже разминулись два бесконечных потока и пошли, не оглядываясь, в разные стороны, унося с собой разные судьбы, но одну и ту же песню. И до самого горизонта, то замирая, то вспыхивая, приглушаясь далью, звенело:
   Пусть ярость благородная
   Вскипает как волна,
   А с другого конца откликалось, как эхо:
   Идет война народная,
   Священная война...
   ***
   В землянке лежит тяжело раненный командир Егоров. Рядом сидят Никитин и политрук Малахов.
   Никитин. Попробуй заснуть.
   Егоров. Некогда. Хочу жизнь понять.
   Малахов. А чего понимать? Работал. Война - пошел воевать. Правильная твоя жизнь.
   Егоров. А я всю нашу жизнь понять хочу.
   Малахов. И вся наша жизнь правильная.
   Егоров. Раз с фашистами деремся - значит в общем правильная.
   Малахов. Почему в общем? Какие у тебя претензии?
   Егоров. Биография моя средней обыкновенности. Беспризорничал. Потом колония. Потом Запорожсталь. Стал комсоргом. Жизнь пошла азартная. Однажды мы возьми и учуди: посадили одного бюрократа в тачку и с улюлюканьем - к проходной. А он оказался парнем щекотливым, и получил я свои законные пять лет. Направили меня к уркам: обрекли, значит. Вспомнил я старое и вошел в барак с блатными шуточками. Приняли. Повадился "Графа Монте-Кристо" рассказывать. Прижился, а потом паханом стал и повел моих аристократов работать. Удивилось начальство: барак наш отпетым числили. В тридцать седьмом меня до срока освободили. И пошел я из лагеря навстречу течению.
   Малахов. Ну и что же ты, на советскую власть обижен за то, что отсидел?
   Егоров. Обижен? А чего бы я здесь лежал? У меня на заводе бронь была.
   Малахов. Тогда о чем разговор? Правильная твоя жизнь, хотя были в ней неправильные страницы.
   Егоров. Ну, а народ, что навстречу шел: я из тюрьмы, они - в тюрьму. Я разговаривал: нормальные люди. Это, по-твоему, правильная страница?
   Малахов. Вопрос сложный. Лес рубят - щепки летят. Я сам соприкасался: служил в органах. Однажды спросил моего начальника Долгова: зачем, мол, наша работа? Разве мы врагов ловим? Фабрикуем! А он человек заслуженный - мне в окно показывает: "Видишь, люди? Каждый чем-нибудь недоволен. Один квартирой, другой начальством, третий займом, четвертый снабжением. Все они потенциальные враги народа. Но что поделать: всех не пересажаешь. Поэтому надо сажать представителей, ну, вроде бы делегатов от населения. Тогда другие свое недовольство даже от самих себя будут прятать. Наша работа - государственная.
   Егоров. Врет твой Долгов. Не может быть народ врагом народа.
   Малахов. Это философия. А недовольные всегда есть. Так что я необходимость понимаю, но - слабак. При первой возможности дезертировал на фронт. Здесь проще.
   За дверью землянки нарастает грохот артобстрела. С потолка сыплется земля.
   Егоров. Не дают жизнь обдумать. (Никитину.) Примешь командование... И ни шагу...
   Никитин и Малахов выходят из землянки в окоп. Малахов подходит к бойцам, что-то говорит. За грохотом слов неслышно. Нарастает мотив нашествия из Седьмой симфонии Шостаковича. Шум танков.
   Никитин. Когда на бой идут - поют,
   А перед этим можно плакать.
   Ведь самый страшный час в бою -
   Час ожидания атаки.
   Бой с танками. Некоторые из танков загораются. Приближаются автоматчики. Стреляют на ходу, их поливают ответным огнем. Немцы залегли.
   Никитин. Пошли!
   Малахов (кричит) Вставай, ребята, ура!
   За ним поднимаются солдаты. Нарастает "ура". Никитин догоняет Малахова, они бегут рядом в цепи бойцов.
   Малахов. Вперед! За Родину! За..
   В Малахова попадает пуля, он оседает на землю. Никитин продолжает бежать. Он оторвался от своих. Цепь дрогнула. Никитин очутился между своими и врагами на ничейной земле.
   Никитин. Вперед! За Родину! За Сталина!
   Солдаты поднялись. Гремит "ура!"
   Наплыв.
   Отбитое у немцев село. Малахов, с перевязанным плечом, лежит на кровати в хате. У его изголовья Никитин. Здесь же у стола сидит ефрейтор и солдаты.
   Малахов. (Никитину) Я тебя всегда держал за настоящего , а сегодня ты и вовсе молодец. (Пишет). Представили тебя (бумага ерзает по столу) к ордену и к офицерскому званию. (Ефрейтору) Подержи. (Никитину) Я тебе рекомендацию пишу, а то странно, ей-богу: идейно развитый, воюешь хорошо, в плену не был, а до сих пор беспартийный! (Отрываясь от листка.) Может, у тебя происхождение не то или родственники за границей?
   Никитин. Происхождение из рабочих. Родственников за границей нет. Да, судя по всему, и вообще нет. (Про себя.) Придется вступать в партию. А у меня старый партбилет сохранился, буду теперь дважды коммунистом.
   Малахов. (Никитину). Хорошо: анкета чистенькая. Вот тебе рекомендация, коряво написанная, кровью скрепленная!
   Входят жители деревни, солдат с автоматом и человек средних лет. Малахов внимательно глядит на задержанного.
   Малахов (обрадовано) Товарищ Долгов? Вас не узнать! (Никитину.) Это мой бывший начальник!
   Солдат. Он - полицай...
   Долгов. Я не просто полицай, а при исполнении.
   Малахов. Надо отправить его повыше. Там разберутся.
   Долгов. Я требую внимательного отношения.
   Никитин. Я с полным вниманием провожу тебя в смерш.
   Занесенное снегом поле. Вдали движутся две точки. Вечереет. Точки приближаются. Это Долгов - впереди - и Никитин с автоматом наперевес сзади.
   Никитин. Ты как у фашистов оказался?
   Долгов. Организовывал эвакуацию - попал в окружение. Я нам нужен! Чтобы сохранить жизнь, временно пошел в полицаи.
   Никитин. Сохранить жизнь ценой предательства?
   Долгов. Во имя великой цели все средства хороши. (Со страстью подсудимого, произносящего последнее слово.) История всегда творит добро и прогресс с помощью зла. Дьявол выше Бога!
   Никитин (почти с уважением) Вы что, современный Мефистофель?
   Долгов. Я лишь посланник, ангел зла. Дьявол-Творец нашей эпохи - Сталин: для него народ - топливо локомотива истории.
   Никитин. Народ заслуживает лучшей участи. Он - цель истории.
   Долгов. Когда это история считалась с народом? Надо жить без предрассудков.
   Никитин. Циник! Ты служил фашистам - это закономерный итог цинизма. И твою философию следует опровергать не рассуждениями, а силой. (Хлопает рукой по автомату.)
   Долгов. Нет, я - наш! У меня заслуги. Я лично известен Сталину... Я раскрыл заговор во Владисибирске во главе с врагом народа Боковым...
   Никитин. Врешь, гад! Я не враг народа! Враг - ты!
   Долгов (играя ва-банк) Хорошо встретились - хорошо разойдемся! Враг, не враг - мы оба люди! Ладно, я пошел, а ты стреляй мне в спину! Долгов сворачивает с дороги и не оборачиваясь идет через глубокий снег.
   Никитин. Стой! (Долгов продолжает идти.) Стой! Стрелять буду!
   Никитин стреляет ему вслед. На снегу кровь, но Долгов мистически исчезает. Никитин дает долгую очередь в темноту.
   Наплыв
   Берлин. Разбитые дома и буйная зелень. Черный дым пожаров и белый - яблонь. Красный флаг над рейхстагом, белые - в окнах домов. Никитин радостно возбужден, как все, кто идет навстречу. На плечах погоны подполковника, на груди - ордена.
   Молодой лейтенант декламирует:
   Сила силе доказала:
   Сила силе не ровня.
   Есть металл - прочней металла,
   Есть огонь - страшней огня.
   Никитин подходит к группе офицеров. Рядом куча пепла и опаленный кусок земли.
   Офицер. Кто говорит, прах Гитлера, кто - Геббельса..
   Никитин (про себя). Один Дьявол, творивший историю Злом, повергнут. (Шагает по пеплу.)
   Наплыв.
   Москва. Кабинет министра. Министр - Юдин, бывший директор Запорожстали.
   Никитин. Демобилизовался и хочу работать.
   Юдин. Я из твоей анкеты не понял: ты институт кончил?
   Никитин. Диплом не защитил - война помешала. Но говорят, добровольцам диплом выдали без защиты. Так что формально я инженер.
   Юдин. Ты фактический инженер - я помню. Мы тебя на крупную работу прочим.
   Никитин. Крупную я бы не хотел.
   Юдин. Не скромничай. Есть мнение - послать тебя во Владисибирск - строить вторую очередь комбината. Дело огромное. А ты коммунист, инженер, подполковником войну кончил с орденами. Вполне... (Юдин продолжает говорить, но его голос приглушается.)
   Никитин (про себя). Все возвращается на круги своя. Вторая жизнь. Воскрешение из живых. И сколько ни начинай сначала, я проживу так же. Но во Владисибирск мне пути заказаны. (Вслух) Я хочу на Запорожсталь.
   Юдин. Но там черт ногу сломит - мы еще не решили, что делать. Смотри, бородач. В Запорожстали наши, оставляя город, закозлили домны и демонтировали цеха. Фашисты, отступая, светопреставление устроили: все взорвали...
   Никитин. Пошлите меня на Запорожсталь!
   Юдин (провожая Никитина до дверей) И не чаял найти туда добровольца!
   Наплыв
   Огромный, чудовищно разрушенный завод. Нечеловеческая сила согнула колоссальные железные балки в спираль. Чудится: это застыли стальные змеи, готовые удавить все живое. Кирпичная пыль. Развалины цехов. Накренившаяся домна. Никитин идет по территории завода, его сопровождает главный инженер Ломидзе. Кое-где рабочие разбирают завалы. Посреди цеха - братская могила погибших в боях за Запорожсталь. Цветущие акации белеют над развалинами, как не осевший пороховой дым.
   Никитин. Кладбище!
   Ломидзе. Фашисты пригоняли в цеха эшелоны взрывчатки и прямо здесь взрывали...
   Подъезжают две черные машины. Из передней выходит Маленков, здоровается с Никитиным и Ломидзе. Они продолжают путь втроем. Их сопровождают, как тени, люди в штатском.
   Маленков (Никитину) Ваше лицо мне знакомо. Мы встречались?
   Никитин. Я знаю вас только по портретам.
   Маленков (польщенный) Значит показалось. Итак, к делу. Ваш план неэкономичен. Возиться с развалинами - дело трудоемкое и долгое. Завод следует строить рядом.
   Никитин. Но на старой территории сохранилась сеть подъездных путей, подземное хозяйство - кабели, трубы, фундаменты цехов и домен. Это готовый нулевой цикл.
   Маленков. А вы гарантируете, что после взрывов все это пригодно? Никитин. Многое пригодно.
   Никитин, Маленков, Ломидзе обходят покосившуюся домну.
   Маленков. Демонтаж этой махины съест все лимиты и сроки. Американцы отказались продавать нам тонкий лист. Если мы не введем в строй слябинг, не только автомобили и трубы, - даже консервные банки не из чего будет делать.
   Никитин. Домна - начало металлургического цикла. Пока она мертва - и прокат мертв. Начнем восстановление завода с домны. Мы не будем ее демонтировать, мы будем ее лечить.
   Маленков. Мертвых лечат только сумасшедшие. Домна накренилась и может обрушиться. Внутри нее застывшие шлаки и металл.
   Никитин. Разобьем отбойными молотками. Наклон ликвидируем: корпус домны отрежем автогеном, поднимем лебедками, к основанию приварим скошенное кольцо, компенсирующее перекос, приварим к нему корпус. И встанет домна как свечечка.
   Маленков (Ломидзе). Ваше мнение?
   Ломидзе. Блестящее инженерное решение.
   Маленков. Рискованное! А рискуете вы головой!
   Они идут по железнодорожному пути. Плакат: "Не перебегайте пути перед поездом. Выиграете минуты, потерять можете жизнь!"
   ***
   Лебедки держат домну на весу. Лица напряжены. Одна лебедка поползла. Ее удается укрепить. На ТЭЦ работа остановлена, люди облепили окна и проемы, высыпали на крышу. Смотрят. Никитин и Ломидзе на разных концах площадки руководят ходом дела. Наконец домна выпрямилась. "Ура" оглашает стройку. Ломидзе обнимает Никитина.
   Наплыв.
   Никитин (читает письмо). "Прощеница просим за беспокойство. Жена Ваша, Мария Никитина, в беде живет. А как я есть правдолюб - разыскал Вас и по совести прошу помочь. Житель колхоза имени Сталина товарищ Акимов". (Про себя.) Шантаж или действительно Мария в беде?
   Наплыв
   Никитин едет в машине. Развилка. Указатель: направо - Колхоз "Путь коммунизма", налево - "Рынок поселка Свободный" .
   Машина сворачивает налево и вскоре останавливается в селе. Никитин окликает человека в рваной телогрейке. Они идут к избе, на крыльце которой толпится народ.
   Никитин. Собрание?
   Акимов. Это через мое письмо. Я отписал лично товарищу Сталину: мол, в нашем колхозе вашего имени разор. Сегодня, вишь, ответ пришел - книга об языке. Верно, касательство к колхозной жизни у языка имеется, раз лично товарищ Сталин прислали.
   Никитин проходит в правление. В комнате натоплено, накурено, людно. Со двора слышно мычание коров.
   Докладчик. Подобьем итог. Корифей наук, друг советских колхозников товарищ Сталин написал гениальный труд, своевременно указывающий, что язык неклассовое явление. Освещены актуальные вопросы и даны ясные ответы. (Слышно мычание коров.) Что за неорганизованное мычание?!
   Акимов. Коровы голодные.
   Докладчик. Труд товарища Сталина о языке имеет прямое отношение ко всему. Наша неотложная задача применить гениальный труд к поголовью скота и другим неотложным задачам.
   В избе темно, холодно. Мария в телогрейке и платке.
   Мария. Чумичкой стала.
   Никитин. Ну и живете вы тут... Руководство никуда не годится.
   Мария. Руководство у нас почитай каждые полгода и укрепляют и меняют.
   Входит Акимов.Акимов. Прощеница просим. Еще раз наше вам. Вот анонимку написал. Будьте ласковы, не откажите.
   Мария (тихо Никитину) Болезный человек, но справедливый. Не чурайся.
   Никитин (читает). "Москва, Красная площадь, Мавзолей. Товарищу Ленину. От колхозника Акимова из колхоза имени Сталина. Дорогой Ильич. Всюду писал. Даже лично товарищу Сталину. А ничего не меняется и колхоз в разор идет. А лично товарищ Сталин прислали нам только книгу про язык. А что с ней делать, мы в толк не возьмем, и докладчик городской ясно не посоветовал. И коровник, и дома крышей прохудились, и трудодень плох. Отпиши, Ильич, как дальше жить, или указание какое пришли, или помощь какую.
   С низким поклоном Вам, бывший красноармеец-буденовец и раненный солдат войны с Гитлером, ныне колхозник Акимов".
   Никитин (волнуясь). Что же ты написал, дорогой ты мой человек? Ленин-то умер. Кому же я твое письмо отдам?
   Акимов. Ты личность персональная, при тебе машина с шофером. Так что не отказывайся. Чай в газете читал: Ленин умер, но дело его живет. Вот и неси анонимку туда, где живет хоть какое дело. Не обязательно в Мавзолей.
   Никитин (ошарашено) Ленину. Анонимка. Невероятно!
   Наплыв
   Раннее утро. Табличка на двери: "Директор завода Н.Ф. Никитин". Кабинет. Никитин сидит за столом. На стене портрет Ленина. Входит Ломидзе.
   Ломидзе. Поздравляю, дружище! Собирайся в Москву и верти в пиджаке дырочку для ордена Ленина!
   Входит Линник.Линник. Товариш Микитин, як же ж моя заява про кімнату? Після війни с жінкою тай дітьми в бараку живемо.
   Никитин. Постараюсь, а обещать не могу. Заявлений много - а жилья нет. Вот еду в Москву. Буду добиваться фондов на жилстроительство. Наплыв
   Кабинет Маленкова. На стене портрет Сталина в форме генералиссимуса. На столе список лиц, подлежащих аресту. Среди них Никитин и Юдин. Маленков идет к Сталину.
   Маленков. В связи с победой в войне и успехами в восстановлении хозяйства не следует ли смягчить наши предупредительно-карательные меры? Я думаю, нужно выдвинуть идею доброты и сталинской заботы о людях.
   Сталин. Сталинская забота? Хороший лозунг. Что касается доброты, то нельзя забывать уроки истории: Иисус Христос был очень добрым человеком, и за это его распяли его собственные ученики. Доброта для государственного деятеля не является деловым качеством.
   Маленков (про себя). Если бы он не был гением, я бы решил, что он сумасшедший. Если бы Сталина не было, его нужно было бы выдумать. Кем бы я был без него? С неруководящей работой я бы не справился.
   Наплыв.
   Никитина ведут по длинным коридорам под конвоем.
   Никитин (про себя). Вот и Москва... Только вместо ордена - ордер. Узнали? Тихо надо было сидеть.
   Никитина вводят в кабинет следователя Баранова.
   Баранов. Вы обвиняетесь в связях с врагом народа, бывшим министром Юдиным. Признаете ли вы себя виновным?
   Никитин (про себя). Никитин повторяет судьбу Бокова. Только аппарат теперь работает четче. (Вслух.). Насчет Юдина? Как же я, директор завода, могу быть не связан со своим министром?
   Баранов. Значит, связь не отрицаете. Одобряю благоразумие. Раз вы к нам попали, сидеть вам придется.
   Телефонный звонок. Баранов снимает трубку.
   Голос Маленкова. Товарищ Баранов, мы все понесли невосполнимую утрату - скончался товарищ Сталин. Вновь начатые дела прекратить.
   Баранов (в трубку). Слушаюсь. (Вешает трубку.) Нас всех постигло большое несчастье - скончался товарищ Сталин. Вы извините, но вас придется отпустить.
   ***
   Баранов сидит задумавшись. Над его головой портреты Сталина и Маленкова. Звонок.
  Баранов. Слушаю.
   Голос Маленкова. Прекращение дел прекратить.
   Баранов (растерянно) Я, согласно предыдущему указанию, уже освободил Никитина и Юдина...
   Голос Маленкова. С освобождением никогда не следует торопиться.
   Баранов (про себя). Не соскучишься. Товарищ Маленков не позволит!
   ***
   Бесконечная очередь. Траурные флаги. Портрет Сталина в траурной раме. Звучит траурная музыка Моцарта, Шопена.
   Никитин пристраивается к очереди. Очередь упирается в воинские грузовики, перегораживающие улицу, и штурмует их. Милиция на лошадях теснит людей.
   Голоса из толпы. Пустите! Мы что, без очереди за мануфактурой лезем?
   Мы к Сталину идем!
   Милиционер на лошади (оправдываясь). У нас приказ.
   Старушка. При жизни не довелось, так я хоть на мертвенького взгляну. Муж в тюрьме помер, сыны на фронте погибли. Только он, родимый (крестится на портрет Сталина) у меня остался...
   Молодая женщина (плачет). Что теперь будет с моим ребенком?
   Вдали виден горящий огнями Колонный зал. Очередь медленно движется.
   Акимов (мурлычет). Цыпленок жареный,
   цыпленок пареный
   Пошел по улице гулять.
   Его поймали, арестовали...
   Голос из толпы. С ума сошел в такой день петь?
   Акимов. Усатый хвост откинул - не плакать же!
   Голос из толпы. Что ты мелешь, пьяная морда?! Прекрати - убью! Акимова бьют, он отбегает.
   Акимов. Ты плачешь, а я пою! Кто из нас тверезый? (Показывает на мальчонку.) Он нас когда-нибудь рассудит!
   Женщина. Не трогайте его: человек с горя в уме повредился!
   Никитин входит в Колонный зал, утопающий в цветах и траурной музыке.
   Никитин (про себя). Океан скорби. Божественная трагедия не кончается даже со смертью бога.
   Никитин на минуту застывает перед гробом. Он пристально смотрит на лицо покойника. В следующее мгновенье живой улыбающийся Сталин смотрит из гроба на мертвое лицо Никитина. Сталин встает из гроба.
   Сталин (заботливо). Вы что-то устало выглядите, товарищ Никитин. Может быть, вам чем-нибудь помочь?
   Никитин. Нет-нет, я сам.
   Сталин. Вам уже и товарищ Сталин не нужен.
   Сталин покорно ложится в гроб.
   Сталин (из гроба). Вы еще все пожалеете, что я ушел от вас. Еще скажете расхитителям, взяточникам, разорителям нашего государства, нашей армии, нашей промышленности - Сталина на вас нет!
   Человек из очереди (Никитину, который в полуобморочном состоянии). Вам нехорошо? Я вам помогу!
   Никитин. Теперь мне хорошо. Теперь я все сам...
   Колонный зал подернулся туманом. Задрожали и стали черными люстры. Цветы и венки поднялись в воздух и закружились, словно листья в ноябре. Потолок стал опускаться, а потом взмыл вверх и разверзся. Верх стал низом, и открылась адская бездна.
   Никитин (про себя). Да он же не Бог, он - Антихрист!
   Никитин огромным усилием отрывает взгляд от Сталина и, пошатываясь, идет к выходу. Его поддерживают люди.
   Старушка. Надо же, как человек убивается!
   Улица. На домах огромные портреты Сталина, заслоняющие окна. Вечереет. В окнах зажигается свет. Сквозь портреты просвечивает силуэт матери с ребенком. В другом окне - мужчины и женщины. В третьем - работающий человек. В четвертом окне - рама окна просвечивает сквозь портрет, и кажется, что портрет перечеркнут крестом.
   Наплыв.
   Светится экран телевизора. Заставка: "ХХ съезд КПСС". Хрущев на трибуне. Передача кончается. Никитин выключает телевизор, и с экрана входит в комнату Зоя.
   Никитин. Зоя, мне очень тебя не хватает.
   Зоя. И все-таки ты счастлив?
   Никитин. Для счастья я слишком многое потерял. И все же я жил! Мне знакомы и страх смерти, и ощущение бессмертия. Я вобрал в себя мир. И я раздаю себя этим непримиримым, жестоким и все же добрым людям.
   Зоя. И ты счастлив?
   Никитин. Помнишь Руставели:
   Что отдашь - к тебе вернется.Все, что спрячешь, - потеряешь.
   Быть счастливым - это значит быть жадным к жизни и щедрым к людям. Но я горюю без тебя и без детей.
   Зоя Я за тебя рада. Счастье может быть горьким, но оно дороже любой сладкой жизни любого богача.
   Никитин. Но вкусивши сладкого, не захочешь горького. Я разыщу тебя и детей. Зоя исчезает. Никитин садится и пишет письмо в ЦК КПСС. Перечеркивает, рвет. Министру Госбезопасности СССР. Опять рвет и пишет:
   Главному прокурору СССР
   От Никитина Н.Ф.

З А Я В Л Е Н И Е

   Прошу сообщить о судьбе Бокова Н.П. и его семьи, репрессированных в 1937 году.

10 марта 1956 г. В. Никитин".

   Никитин запечатывает письмо, идет по улице, ходит мимо почтового ящика туда и обратно. Наконец опускает письмо.
   Наплыв.
   Никитин. Я никогда не думал, что мое поколение доживет до краха сталинизма.
   Ломидзе.. А я и не представлял, что возможна иная обстановка кроме той, в которой мы жили.
   Никитин. Сталинизм породил трудно обратимые процессы: рабское сознание, утрату инициативы, коллективную продразверстку колхозов, отгороженность от мира...
   Никитин в пижаме, сидит у телевизора. Звонок в дверь. Никитин открывает. Берет письмо. Адрес отправителя - Прокуратура СССР. Долго стоит. Садится на стул и вскрывает конверт. Буквы расплываются - ничего нельзя прочесть. Сквозь расплывшиеся буквы выступают мировые события последних лет.
   Вновь эпический фон жизни мира врывается в фильм: заключенные строят канал Волго-Дон; атомный гриб; Сталин произносит речь на ХIХ съезде; почетный караул у гроба Сталина; вьетнамская деревня в огне; убийство Кеннеди; Брежнев делает доклад - и сквозь все это безумие мира идет и ищет своих детей и никак не может прийти Зоя Бокова, а с разных концов экрана бежат к ней навстречу ее дети и никак не могут добежать. Нет, не только сталинизм разбили ее судьбу, а все зло и безумие мира, которые позволили состояться сталинизму. Трагедия личности выступает здесь как производная от состояния мира.
   А навстречу Зое и детям идет Боков, и возникает иной эпический фон жизни мира. Фашистские знамена, брошенные к подножию Мавзолея; Черчилль произносит речь; Волгоградская ГЭС; праздник национальной независимости Индии; Эйнштейн читает лекцию; ракета уходит в космос; Москва встречает Гагарина; Плисецкая танцует на сцене Большого театра. И сквозь этот героико-эпический фон событий мира твердой поступью идет Боков.
   Возвращается лист бумаги с расплывшимися буквами.
   Никитин читает: "...Н.Н. Боков и его жена З.И. Бокова посмертно реабилитированы. Дети Н.Н. Бокова был отдан в детские дома, где им изменили фамилию, почему и не представляется возможным их разыскать. Номер детдома в деле не обозначен".
   Никитин. Ни жены, ни сына, а я посмертно реабилитирован.
   Наплыв.
   Сидят Никитин и Маленков.
   Маленков. Ударили так, что от меня только вакантное место осталось. Маленков - фракционер! Не смешно. Но вы, Никитин, знайте: я лично отдал распоряжение, чтобы вас освободили из-под ареста.
   Никитин. А распоряжение арестовать тоже лично или через секретаршу?
   Маленков. Ну что за злопамятность?! Мы, русские, отходчивы. Лежачего не бьют.
   Никитин. Ты не лежачий, а ползучий. Но я не бью, хотя следовало бы.
   Маленков. Приехал устраиваться. Масштабного места мне пока не видать. Но хоть что-нибудь... Говорят, у вас место директора электростанции свободно? Я еще могу играть роль.
   Никитин (смеясь). Можете и играть роль, и петь роль, и даже плясать. Какими вы становитесь жалкими, когда теряете власть!
   ***
   Дворец съездов. На трибуне ХХII съезда Хрущев. В зале сидят Никитин и Баранов. Они внимательно слушают.
   Хрущев. ...во всей полноте раскрылись факты злоупотребления властью, факты произвола и репрессий против многих честных людей.
   Никитин (про себя). Развязка божественной трагедии? (Баранову.) Ведь мы встречались, товарищ Баранов.
   Баранов. Не припоминаю.
   Никитин. Вы меня допрашивали.
   Баранов (неловко пожимая плечами) Служебный долг. Встреча неприятная, но я надеюсь, вы не таите обиды.
   Хрущев. Центральный Комитет решил сказать правду о злоупотреблениях властью в период культа личности.
   Зал аплодирует. Никитин и Баранов аплодируют.
   Никитин. Аплодируете?
   Баранов. Я привык идти в ногу с партией.
   Перерыв заседания съезда. Фойе. Многолюдно. Никитин, Баранов, Юдин продолжают разговор.
   Никитин. По-вашему, честен и тот, кто честно выполнял бесчестные поручения?
   Баранов. Я действовал теми методами, которые партия считала правильными, и выполнял указания.
   Никитин. Кто же виноват в беззакониях?
   Баранов. Никто. Было трагическое заблуждение, ошибка самой истории.
   Никитин. Виновата история? Но ее делают люди.
   Баранов. Значит, виноват Сталин.
   Юдин. Народ имеет таких правителей, которых заслуживает.
   Баранов. Значит, виноваты все.
   Никитин. Не верю! Карьерист и палач ответственен, как все? Вина конкретна. Есть трагическая вина тех, кто не понимал и не мог понимать происходящее. Таких большинство. Они заслуживают сочувствия. Моральная вина на тех, кто мог, но не хотел понимать. Особо ответственны те, кто все понимал и участвовал в беззакониях. А главные виновники - те, кто давал, и те, кто выполнял указания о расправах.
   Баранов. Целый табель о рангах. Смешно!
   Юдин (Никитину). Действительно. Вы что, хотите чтобы жертвы объявили гражданскую войну своим гонителям? Или хотите расправиться с виноватыми сталинскими методами?
   Баранов. Вот именно, нужен государственный хозяйский подход к кадрам, особенно к старым, заслуженным.
   Никитин. Наследники Сталина хмелеют от малейшего глотка власти. Гарантия от реванша: процесс, подобный денацификации, которую провели немцы после падения Гитлера. Важно развенчать идею насилия во имя добра. Зло творят во имя зла. Если при этом возникает некоторый прогресс, то лишь по той же причине, по которой даже в Ливийской пустыне сквозь песок пробивается жизнь.
   Баранов. Это дух реваншизма и отмщения.
   Никитин. Я не за отмщение, а за необратимость исторических перемен.
   Никитин сбрил бороду и помолодел. Он входит в здание ЦК КПСС, идет по коридору. Навстречу Львов.
   Львов. Простите, ваша фамилия не Боков?
   Никитин (не узнавая Львова). Не знаю, может быть, и Боков. Именно это я и хочу здесь выяснить.
   Львов (пожимает плечами, а потом обрадовано). Ну, конечно, Боков! Ты что, тоже реабилитирован?
   Никитин. Да, посмертно.
   Львов (про себя). Несчастный - сошел с ума...
   Никитин входит в кабинет. За столом сидит человек, уткнувшись в бумаги. Машинально предлагает сесть. Звонит телефон.
   Малахов. Малахов слушает.
   Никитин. Малахов, ты?!
   Малахов (вглядываясь). Никитин? А где борода?
   Голос из трубки. Какая борода?
   Малахов. Позвоните позже. (Выходит из-за стола, обнимает Никитина.) Мода, а ты сбрил! Боишься, чтобы с Фиделем не спутали? Ну, где борода?
   Никитин. Ты спроси: где Никитин?
   Малахов. Это я знаю. Чай, грамотные, газеты читаем. Гремишь! Горжусь однополчанином!
   Никитин. Погоди, я к тебе - официально. И если фронтовая дружба помеха, то перешли меня к другому партследователю.
   Малахов. А что, неприятности? Я ничего не слышал.
   Никитин вынимает бумаги и кладет их на стол.
   Никитин. Неприятности или приятности - сам определить не могу. Вот заявление. Вот документ о моей посмертной реабилитации. А вот мои два партбилета: Бокова и Никитина
   Малахов с волнением просматривает документы.
   Малахов. Детективный роман какой-то. История графа Монте-Кристо, а не заявление в Комиссию партийного контроля. Не ожидал от тебя... Чего же ты хочешь?
   Никитин. В заявлении все сказано. Хочу восстановить свое настоящее имя, прошу помочь разыскать сына. И хочу добиться посмертной реабилитации Чекина. У меня долг перед ним.
   Малахов. ...Выходит, ты скрыл прошлое, когда вступил в ряды?
   Никитин. Можно, конечно, и с этой стороны рассмотреть мое дело.
   Малахов. Я твой рекомендатель - обоим отвечать.
   Никитин. На фронте ты не был ни трусом, ни догматиком.
   Малахов. При чем тут догматизм! Партия есть партия, а обман - обман. С другой стороны, Боков посмертно реабилитирован... А как ты воевал, я помню. С третьей стороны, столько лет человек живет по подложным документам: у тебя даже психология должна быть не пойманного преступника. Если бы тебя в 37-м расстреляли - все было бы нормально: посмертно реабилитировали бы и все дела. А ты все запутал, и что с тобой теперь делать - ума не приложу.
   Никитин. А ты приложи.
   Наплыв.
   Большая стройка. В центре площадки идет демонтаж скульптуры Сталина. Мощный башенный кран. Вокруг шеи Сталина обвит трос. Рядом еще один кран.
   Долгов. Подымай!
   Трос натягивается. Сталин повисает в воздухе. Рабочие уходят на обед. Сталин болтается на тросе. Одни прохожие смеются, другие возмущаются. Боков останавливается, смотрит.
   Боков (про себя). Все нужно делать достойно.
   Боков решительно взбирается на кран и пытается повернуть его. Стрела крана, описав круг, возвращается на прежнее место. Трос скользит вниз, и Сталин вновь оказывается на пьедестале. Трос соскальзывает с шеи и обвивает основание пьедестала. Возвращаются с обеда рабочие, увидев Сталина на пьедестале, со страхом пятятся. Появляется Долгов.
   Долгов (идет к крану и кричит) На моем объекте наследники Сталина?! (Поднимается в кабину крана.)
   Никитин. Долгов?
   Долгов. Боков? Вот так встреча. Но мы квиты: ты меня тогда подстрелил в степи. Так что можешь закрыть счет. А вот к нему (показывает на Сталина) счет я не закрою: обманул - оказался гениальным ничтожеством! Все стало зыбким, а ведь на какой крови было замешано! Власть - это страх. Его боялись! А демократию никто не боится. Я вам покажу демократию!
   Боков. Кончилось твое время! Они (кивает на людей внизу) не позволят тебе приняться за старое. И я не позволю.
   Долгов. Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел и от любой демократии уйду...
   Боков пытается не дать Долгову уйти и задевает рычаг крана. Сталин то повисает в воздухе вверх ногами, то возвращается на пьедестал, то опять висит с петлей на шее.
   Долгов бежит вниз по вертикальной лестнице, но цепляется за крюк другого крана и повисает на нем. Над городом раскачиваются две фигуры - Сталина и Долгова. Вот-вот они столкнутся...
   Долгов (кричит) Я за демократию! Я за гласность! Я за перестройку! Я ваш! Я нам нужен! Я еще пригожусь!
   Боков перебирает рычаги управления. Монумент выделывает немыслимые пируэты и наконец отвесно рушится на землю. Когда рассеивается пыль, Долгова уже нигде нет, только раскачивается трос, на котором он висел.
   Боков (спустившись вниз). Где тут ваш начальник?
   Голоса:
   - Сталиным придавило.
   - В машине уехал.
   - Сняли с повышением.
   - Где-нибудь объявится.
   Боков сидит у телевизора. На экране Хрущев. Экран мигает. Хрущев. Догоним... Перегоним... Выполнили... Перевыполнили... Успехи... спехи... Победы... беды...
   Хрущев снимает ботинок и бьет им по трибуне.
   Боков выключает телевизор. Под звон курантов из темноты экрана возникают Сталин и Хрущев.
   Сталин. Я тебе сам завещал: когда будет плохо - вали на меня. И все же ХХ съезда я тебе, Никита, никогда не прощу!
   Хрущев. Напрасно сердитесь, товарищ Сталин. Разоблачения ваших злоупотреблений укрепило партию.
   Сталин. Вы тут помешались на разоблачениях. Уже мертвых разоблачаете. Я же учил вас, как работать с кадрами: живых надо разоблачать. Учитесь у китайцев. Они своих мертвых вождей никогда не разоблачают.
   Хрущев. Мне от вас в наследство целый загробактив достался. Одного посмертно реабилитирую, других разоблачаю. До живых руки не доходят.
   Сталин. Американской деловитости не хватает.
   Хрущев. По кукурузе мы их догнали и по деловитости догоним!
   Сталин. Пустомелизм и пустозвонизм. Ни один вопрос до конца довести не можешь. Начал мое персональное дело так я уже и сам не знаю, кто я: то великий ленинец, то культ личности, то убийца на троне, то выдающийся марксист. Сапоги всмятку.
   Хрущев. Вы же сами учили гибкости в политике.
   Сталин. У тебя перегибы в гибкости.
   Хрущев. Перегибы - это дела времен культа.
   Сталин. А ты зато хозяйство развалил. Управление так запутал, что сам себе дедушкой приходишься.
   Хрущев. А вы зато сами про себя писали, что вы гений, вождь всех народов, корифей всех наук и друг советских физкультурников!
   Сталин. Замолчи!
   Хрущев. Не могу молчать. Слабость к слову имею и недержание речи. Культу вашей личности кузькину мать показываю.
   Сталин наступает на Хрущева. Хрущев пятится, поворачивается и бежит. Сталин за ним. Они бегут по улицам Москвы, Ленинграда, Киева, Ташкента, по полям и лесам. Временами Сталин догоняет Хрущева, хватает его за пиджак. Хрущев вырывается и бежит, подбегает к пропасти, за которой залитая солнцем, цветущая земля. Хрущев мечется.
   Брежнев и Суслов (кричат). Прыгай в два прыжка!
   Хрущев разбегается и летит в пропасть. Соратники Хрущева поворачивают и бегут навстречу Сталину. Молча обнимают его и оказываются на сцене Большого кремлевского дворца, полного знатных людей. Руководители садятся за стол президиума. Сталина прячут под стол.
   Сталин (из-под стола). Когда станет совсем плохо, делай, как я.
   На трибуну выходит Брежнев.
   Брежнев. Покончим с волюнтаризмом. Даже идиотизм лучше чем волюнтаризм! Экономика должна быть экономной.
   Сталин (из-под стола). Нет продовольствия? Накормим народ продовольственной программой... Окажи интернациональную помощь Пражской весне и братскому Афганистану!
   Брежнев. Окажем интернациональную помощь Пражской весне... (Танки на улицах Праги). Введем ограниченный контингент в Афганистан... (Боевые действия в Афганистане).
   Боков. ... народ безмолвствует.
   К Кремлевской стене несут гроб с телом Брежнева...Потом гроб с телом Андропова... гроб с телом Черненко..
   Брежнев и Хрущев на том свете.
   Брежнев. Ты что-нибудь построил?
   Хрущев. Нет.Брежнев. И я нет. Так чего же они там перестраивают?
   Горбачев (Сталину) Как вы относитесь к плюрализму?
   Сталин. На этот счет не может быть двух мнений.
   Сталин (сажает гэкачепистов за стол, сам прячется под стол и суфлирует). Введите чрезвычайное положение, танки!
   Янаев читает постановление ГКЧП.
   Наплыв
   
Над Кремлем российский флаг.
   Боков. В каждом веке есть свое средневековье. Наше кончилось с ликвидацией путча в августе 92-го. Сталинская система принципиально не поддается перестройке. Только переделка! Свобода слова и общения с миром, необходимо опираться на все виды собственности, переход от дензнаков к деньгам, нужен рынок, где все покупается и продается, все - кроме чести.
   Боков подходит к кинотеатру "Россия" на площади Пушкина. Очередь за билетами. Реклама: "Новый художественный фильм "Воскресший из живых". Боков стоит в очереди за билетами. Дети кормят голубей. Навстречу друг другу идут две демонстрации под разными флагами. В очереди споры о современной жизни: о ценах, об отъезде, о патриотах, о приватизации и коррупции, о мафии, о будущем. Боков в зале кинотеатра. Гаснет свет. Идут первые кадры фильма: на письменном столе лежит лист с надписью:
   "Отчет за истекший период". Свет и тени экрана отражаются на лицах зрителей.
   ***
   Во второй серии фильма будет рассказана история детей Бокова. В конце XX в. - начале XXI в. в перестроечное и постперестроечное время.
   Один из сыновей стал в брежневское время диссидентом, опубликовал за рубежом книгу, был осужден за это, сидел в мордовском лагере, а по выходе уехал в эмиграцию в Париж (перипетии его жизни).
   Другой сын был комсомольским работником, а в перестроечное время подсуетился, приватизировал нефтяную компанию и стал олигархом (перипетии его жизни).
   Дочь Бокова стала политической деятельницей и членом Думы (перипетии ее жизни).
   Еще один сын стал писателем и ученым (перипетии его жизни).
   Им в конце концов удается узнать свое происхождение, и они встречаются на похоронах Бокова и на поминках ведут спор о современном состоянии России и мира. Каждый из них выступает с точки зрения своей жизненной позиции.