Академик Николай Иванович Балашов
(к 85-летию со дня рождения)

Поразительны научная активность, жизнестойкость и упорное трудолюбие Николая Ивановича Балашова. С каждым годом все яснее становится значимость его вклада в филологию. Пожалуй, главная черта Николая Ивановича как ученого – свободное движение по историко-литературному полю, сочетание многообразия, широты интересов и углубленной разработки избранных тем. В круг его внимания входят западноевропейские литературы (французская, немецкая, испанская, английская и другие) и литература отечественная, история мировой литературы как процесс, проблемные узлы культуры Ренессанса и XII столетия, теория литературы, семиотика, текстология, сравнительные исследования и многое другое, в частности, живопись...
В студенческой и аспирантской юности, протекавшей на романо-германском отделении филологического факультета МИФЛИ (среди его учителей были Н.К. Гудзий, А.И. Неусыхин, Д.Е. Михальчи, В.Р. Гриб, Б.И. Пуришев, Л.Е. Пинский...), Николай Иванович избрал своей "первой любовью" французскую литературу и первую работу посвятил, что было крайне необычно для того времени, Франсуа Вийону, а кандидатскую диссертацию, оставшуюся неопубликованной, написал также на "еретическую" тему – "Эволюция творчества Артюра Рембо" (1944).
Печататься он начал с 1945 г., но уже после двухлетней аспирантуры сразу принял в 1944 г. тогда обширные и многообразные курсы западной литературы в Московском Городском пединституте, вскоре подвергшемся черным бурям как один из центров генетики. При новонасажденной дирекции сколько-нибудь вольно преподавать западную литературу стало трудно, и в 1955 г, – с одиннадцатилетним педагогическим стажем – Н.И. Балашов перешел в ИМЛИ, будучи уже кандидатом (с 1945 г.) и доцентом (с 1947 г.). С 1957 г. по инициативе академика В.В. Виноградова он был приглашен заведовать сектором, а позже был избран зав. отделом современной зарубежной литературы.
С Институтом мировой литературы неразрывно связана дальнейшая деятельность Балашова. Здесь его интересы все более расширяются: помимо французской литературы, также немецкая, испанская, итальянская, русская, славянские, общие проблемы истории и теории литературы.
Николай Иванович всегда много работал, но не спешил со званиями. Только в 1974 г. по настоянию тогдашнего директора ИМЛИ Б.Л. Сучкова он представил к защите свою монографию об испанской классической драме Золотого века. Звание профессора он получил в 1977 г., членом-корреспондентом Академии наук избран в 1984 г., академиком РАН – в 1992 г., действительным членом Независимой академии эстетики и свободных искусств – в 1993 г.
1990-е годы и начало нового века – особый период в творчестве Николая Ивановича. Лет становится не меньше, а активность и нагрузки возрастают как в области научно-организационной, эдиционно-редакторской, так и в собственно исследовательской.
В 1994 г. Н.И. Балашов избран председателем Научного совета "История мировой литературы"; в 2000 г. – председателем Научного совета "Отечественная и мировая литература и фольклор". С 1996 г. и по настоящее время он – член Бюро Отделения историко-филологических наук (до 2003 г. – Отделение литературы и языка РАН). Н.И. Балашов – член Бюро Научного совета по комплексной проблеме "История мировой культуры". В этом Совете, после ухода академика Г.В. Степанова, он возглавляет Комиссию по изучению культуры народов Пиренейского полуострова и Латинской Америки. Н.И. Балашов – Председатель экспертной комиссии РАН по присуждению премии им. А.Н. Веселовского (с 1993 г.) и аналогичной комиссии – по присуждению премии им. Д.С. Лихачева (с 2000 г.).
В 1997 г. по его предложению действительным членом РАН был избран А.И. Солженицын.
И поверх всех нагрузок – одно из главных дел всей жизни: многолетняя работа в редколлегии знаменитой академической серии "Литературные памятники" (в ее состав он вошел по инициативе академика Н.И. Конрада), долгое время был зам. председателя редколлегии, а с 2002 г. – ее председателем.
Но и это еще не всё. Н.И. Балашов – член редколлегии журнала "Известия Академии наук. Серия литературы и языка" и (до 2003 г.) редколлегии журнала "Неогеликон" (Будапешт – Амстердам). Вообще, у Николая Ивановича давние и прочные связи с международным научным сообществом, его работы печатались более чем в десяти странах мира. В частности, его научные заслуги отмечены медалью Академии наук Португалии (1995) в связи с ее 200-летием (тогда Николай Иванович читал в Португалии лекции). В 1999 г. во Франции Университетом Париж – Х – Nanterre ему присуждена степень доктора honoris causa по специальности "Литература – язык – философия" (вторая – после акад. В.Ф. Шишмарева – за исследования французской литературы русскими учеными).
Такова, так сказать, "внешняя" канва деятельности Николая Ивановича, а внутренняя, как это и свойственно крупному ученому, постоянный труд...
Н.И. Балашов – один из ученых-филологов, положивших с 1950-1960-х гг. начало обновлению гуманитарной науки СССР – России в области изучения зарубежного литературного процесса, сравнительного литературоведения, а также в области теории литературы и эстетики, семиотики, поэтики русского стихотворения в прозе. Он автор более 300 научных работ, в том числе семи книг монографического или энциклопедического характера, автор организованных в многолетние серии циклов статей по нуждавшимся в обновлении вопросам истории и поэтики западной и русской литератур.
Можно сказать, что труды Н.И. Балашова означали создание нового научного направления, поставившего своей целью пересмотр узловых вопросов западноевропейских литератур, в первую очередь французской. Особую роль сыпал Н.И. Балашов в преодолении догматических оценок французской поэзии. В главах академической "Истории французской литературы" (тт. 2-4, 1956-1963) он положил начало решительной ревизии всей системы оценок и методологии изучения творчества выдающихся творцов ХIХ-ХХ вв. – от Ш. Бодлера и символистов до сюрреалистов П. Элюара и А. Бретона. В 4-м томе ему принадлежат главы о поэтах, связанных с "еретическими" для времен догматики течениями дадаизма и сюрреализма. В них предложено новое для того времени видение авангардизма как естественного продолжения традиций и тенденций XIX - начала XX вв. (Рембо, Лотреамон, Аполлинер), по-новому оценивается вклад дадаистов и сюрреалистов в развитие французской поэзии, освободивших ее от обветшавшей эпигонской риторики.
Вообще, выработка нового взгляда на французскую литературу стала одной из постоянных тем ученого, которую он не оставлял и в 1990-е гг. Подтверждением может служить заключительный том "Истории французской литературы", вышедший только в 1995 г. ("Французская литература. 1945-1995"), где опубликован его раздел о сюрреализме и творчестве А. Бретона под названием "Воздаяние справедливости".
Важно отметить, что новаторская концепция Николая Ивановича опиралась на многолетнюю работу с текстами в рамках серии "Литературные памятники". И здесь совершенно невозможно переоценить заслуги Н.И. Балашова. Достаточно только перечислить названия книг, им подготовленных, оснащенных научными статьями и комментариями. Речь идет о таких изданиях, как Гийом Аполлинер. "Стихи" (1967), Шарль Бодлер. "Цветы Зла" (1970), Поль Элюар. "Стихи" (1971), Жозе Мария Эредиа. "Трофеи" (1973), Блэз Сандрар. "По всему миру и вглубь мира" (1974), Алоизиюс Бертран. "Гаспар из тьмы" (1981), Артюр Рембо. "Стихи" (1982)...
Такого рода издания – вклад в отечественную культуру, вклад в науку и, что бывает крайне редко, в систему научно-эдиционных принципов, в текстологию. Суть дела в том, что Николай Иванович издал ряд сборников не так, как это было принято ранее (в том числе и во Франции). В ряде случаев он отказывался от структуры предшествующих изданий, брал на себя ответственность реконструкции "авторских проектов", почему-либо не осуществившихся. Новизна его подхода особенно очевидна на примере изданий произведений Бодлера и Рембо. Замечательно, что эдиционные принципы Николая Ивановича оказали определенное воздействие на зарубежную науку и способствовали ориентации издательской практики крупнейшего французского издательства "Галлимар" (французские издания Бертрана, Эредиа, переиздание Рембо осуществлены в соответствии с теми принципами, которые предложил российский ученый). Одновременно с пересмотром французской литературы Балашов активно занимался и проблемами немецкой литературы – в связи с изданием первых томов её пятитомной "Истории". Совместно с В.М. Жирмунским, Б.И. Пуришевым и другими он был вдохновителем работы, ее организатором, разработчиком общей концепции издания. Он написал главы, в которых шел пересмотр устаревших оценок и взглядов, а также состава рассматриваемых авторов. Скажем, по настоянию Николая Ивановича во второй том была включена его большая и сложная глава о Канте. Эстетика Канта рассматривалась в ней в широком контексте философско-эстетической мысли и художественной литературы, подчеркивалась интенсивность ее воздействия на творчество выдающихся писателей-современников (Гете, Шиллера, Гельдерлина, иенских романтиков), а также на последующее литературное развитие. Особо отметим, что ученому удалось выявить в эстетике Канта своего рода баланс между субъективно-личностным восприятием и объективным содержанием произведения искусства.
В обновительном духе написаны для третьего тома  главы о таких важнейших фигурах немецкого романтизма, как Жан-Поль, братья Шлегели, Тик, Новалис, Арним, Брентано...
С начала 1960-х гг. Балашов обращается также и к общим проблемам европейской литературы, разным её периодам, к теоретическим вопросам, к проблеме связей русской литературы с литературами восточноевропейскими. С 1960-х гг. по его инициативе была издана в Москве и столицах соответствующих стран серия работ о венгерско-русских, румынско-русских, чехословацко-русских, польско-русских литературных связях.
Но главная область научных интересов Н.И. Балашова – комплексное изучение литературы и искусства эпохи Возрождения и XVII в. В вышедшем под его редакцией III томе "Истории всемирной литературы" (1985) и в работах по истории итальянской литературы эпохи Возрождения сделана едва ли имеющая прецедент попытка дать - с учетом взглядов Н.И. Конрада – сбалансированную оценку процессов, протекавших от XIV до XVII в. в важнейших ареалах мировой литературы. Н.И. Балашов подготовил существенные для сравнительного литературоведения книги: "Данте и всемирная литература" (1967) "Сервантес  и  всемирная  литература"  (1969) "Litterature de la Renaissance a la  lumiere des recherches sovietiques et hongroises" (avec T.Klaniczay et A.D. Mihailov), Budapest (1978), "Кальдерон и мировая литература" (1986) и др. В 1990-е гг. он разрабатывает проблему константных эстетических и этических тенденций, например "маятникового" (или "бустрофедонного") колебания между идеальным и жизненно-реальным как специфической черты именно искусства и литературы Возрождения. XVII столетие выступает, с его точки зрения, не как век одного только барокко, в котором гармония названных начал замещалась глубоко драматическим изображением их столкновения, но и как век пикарескно-бытового и караваджистского направления, где реальное оттесняет идеальное, и как век классицизма, при котором, наоборот, идеальное берет верх над реальным, и, наконец, как век четвертого, суммирующего направления, в котором присутствует идея связи двух начал, но в виде трагически-ностальгической боли по прошлому или по проблематичному будущему. Эта последняя особенность свойственна самым глубоким, порой драматичным, творениям Тирсо де Молины, Джона Донна, Мольера, Веласкеса, Рембранта, Вермеера, Якоба ван Рейсдаля, ведущих итальянских архитекторов XVII в. Бернини и Борромини.
И здесь, пожалуй, пришла пора сказать о "второй любви" Николая Ивановича – об испанистике, области, в которой он трудился долгие годы и продолжает трудиться поныне. Первые работы Николая Ивановича по испанистике (статьи об испанской классической драме, творчестве Лопе де Веги и Кальдерона) опубликованы в первой половине 60-х гг. С тех пор вышло множество его работ о крупнейших фигурах испанского Золотого века.
Можно выделить три основных цикла трудов Балашова в этой области.
Прежде всего, это огромная подготовительная работа и написание высоко оцененной в научной печати монографии "Испанская классическая драма в сравнительно-литературном и текстологическом аспектах" (1975). Книга стала новым словом не только для отечественного, но и зарубежного литературоведения, в том числе испанского. В ней органично соединены историко-литературный, проблемно-теоретический, компаративистский, и самое важное, – текстологический аспекты. Н.И. Балашов фактически возродил заброшенную после исследований Д.К. Петрова текстологию испанской литературы. Долгие годы работая с проекционным фонарем и лупой, он занимался расшифровкой никем практически не читанных с XVII в. автографов и ранних копий драм на русские темы Лопе де Веги и его последователей, в которых драматурги чувствовали себя куда свободнее, чем в драмах по испанской истории. Эта работа привела к выводам о необходимости не только описания истории текста, но и анализа его истории – т.е. к выводам, схожим с теми, к которым на древнерусском материале уже пришел основавший принципиально новую текстологическую школу академик Д.С. Лихачев. Н.И. Балашову удалось снять слои цензурной правки, особенно придирчивой к текстам, предназначавшимся для театра, выявить авторские восстановления и таким образом дать, например, первое научное описание динамики текста замечательной драмы Лопе де Веги о Димитрии – "Новые деяния Великого Князя Московского", написанной летом 1606 г., когда известие о гибели Димитрия еще не дошло до Испании.
Основательность работы с текстами стала надежной базой реконструкции историко-литературного процесса Золотого века, новаторского истолкования его общей историко-культурной ситуации – перехода от Ренессанса к XVII веку, острейшей идейно-политической борьбы вокруг испанского театра, оригинальной интерпретации многих аспектов творчества Лопе де Веги, Тирсо де Молины, Кальдерона.
Исследование испанской драмы Золотого века Н.И. Балашов продолжил в 3-м томе "Истории всемирной литературы". Внутри этой серии работ, помимо исследований, посвященных Лопе де Веге, выделяется также кальдероновский цикл, который складывается как из статей, вышедших в 60-80 гг., из упоминавшегося труда "Кальдерон и мировая культура", так и из эдиционной работы: в серии "Литературные памятники" Николай Иванович выпустил уникальное издание всех десяти переводов К.Д. Бальмонтом драм Кальдерона, сопроводив его оригинальным исследованием (М., 1989, тт. 1-2). Наконец, следует сказать о работах, посвященных творчеству Сервантеса. Первые статьи о нем появились еще в 1960-е гг. В конце 60-х гг. вышла подготовленная Николаем Ивановичем книга "Сервантес и всемирная литература", затем фундаментальный очерк творчества великого писателя в 4-м томе "Истории всемирной литературы", а совсем недавно, в конце 2003 г., в "Литературных памятниках" появился двухтомный юбилейный "Дон Кихот" – издание, осуществленное Н.И. Балашовым и его более молодыми коллегами-испанистами.
На нем мы остановимся позднее; пока же, соблюдая хронологию, обратим внимание на латиноамериканские интересы Н.И. Балашова. После смерти Г.В. Степанова, с именем которого связан новый подъем не только испанистики, но и латиноамериканистики, Николай Иванович возглавил издание пятитомной "Истории литератур Латинской Америки" (в этом году выходит 4-й, в двух книгах, том, посвященный уже литературе XX века), а также выпуск непериодических академических серий по культурам иберийских стран ("Iberica", вып. I-V) и по культуре стран Латинской Америки ("Iberica Americans", вып. I-IV).
В ежегоднике "Контекст" и других отечественных и зарубежных изданиях опубликованы циклы статей Н.И. Балашова, посвященные осмыслению семиотики и структурализма, проблемам референции, разработке таких фундаментальных категорий исторической поэтики, как принцип изобразительности и выразительности в искусстве, дополнение теории катарсиса другой, только намеченной Аристотелем в "Политике", теорией апокатарсиса, т.е. очищения светлой стороной искусства (см., например, книги "Проблемы изучения культурного наследия", 1985; "Литература и искусство в системе культуры", 1988; а также изданную в Лиссабоне работу "Литературные исследования на распутье между традиционной наукой и герменевтикой", 1990; статьи в разных выпусках трудов конгрессов Международной ассоциации по сравнительному литературоведению).
Именно как специалист по теоретическим вопросам сравнительного литературоведения Балашов с 1967 г. принимал участие во многих конгрессах этой ассоциации и дважды избирался – в 1985 и в 1988 гг. – ее вице-президентом. Он многократно печатался в 1970-1980 гг. в трудах Национальной Академии деи Линчеи в Риме, читал доклады и лекции в Париже, в Сорбонне III и IV, в Реймсе, Дижоне, Экс-ан-Прованс, Бордо, Мюнхене, Гейдельберге, Берлине, Риме, Милане, Павии, Мадриде, Провиденс, Монреале, Варшаве, Будапеште, Бухаресте, Белграде, Праге и активно участвовал в дискуссиях на различных международных конгрессах, симпозиумах, конференциях, посвященных литературе Средних веков и Возрождения, Сервантесу, Аполлинеру и русским писателям - Пушкину, Гоголю, Тургеневу, Достоевскому, Вяч. Иванову, Волошину, а также проблемам семиотики и структурализма. Работы Н.И. Балашова, связанные с тематикой его статьи <Ренессансный апокатарсис и художественный контекст "Канцоньере" Петрарки> (1988), были опубликованы в конце 80-х – начале 90-х гг. во Франции, США, ФРГ, Италии, Бельгии, Португалии.
В 90-х гг. Николай Иванович продолжает разработку проблем, связанных с эпохой Ренессанса и с XVII веком, входит в редколлегию многотомной "Истории итальянской литературы". Он создает такие исследования, как "Соотношение идеального и жизненно-реального в художественных системах Ренессанса и XVII столетия" (1995), "Проблема возможности ренессансных процессов в различных культурных ареалах, споры вокруг нее и вопрос о преемственности взглядов академиков В.М. Алексеева и Н.И. Конрада" (1997), "Литература и искусство Возрождения" (лекция, прочитанная в Лиссабонском университете в 1997 г.). Не оставляет он и русские темы, публикует работу "Антиномия в послереволюционных стихотворениях Волошина и его стремление восстановить Храм Поэзии в стихах-откровениях середины 20-х годов". А его доклад "Деструктивизм в современной литературной и культурной практике" (прочитан на французском языке в Независимой академии эстетики и свободных искусств", 2001 г.) обнаруживает, что он пристально следит за  движением теоретической мысли.
Н.И. Балашов как бы спешит и не всегда успевает издать в виде книг подготовленные им для печати циклы статей. Это, во-первых, немецкая классическая эстетика, семиотика, полемика вокруг структурализма и теории референции, теория выразительности в разных жанрах и направлениях литературы ХIХ-ХХ вв. Во-вторых, французская поэзия от Бертрана, Бодлера и Рембо до Элюара, Бретона и сюрреалистов. Это, далее, специфика поэтики русской классической литературы, особенно стихотворения в прозе (переводы Тургеневым Флобера на русский язык и его собственных стихотворений в прозе на французский, ритмические принципы стихотворения в прозе у Гоголя, Тургенева и Толстого). Наконец, критерии разграничения Ренессанса и художественных направлений литературы и искусства XVII в., да и другие, иногда неожиданные, труды, например, работы о живописи. Здесь следует упомянуть по крайней мере о двух из них. Во-первых, о не опубликованной пока работе, написанной к юбилею академика Б.В. Раушенбаха и посвященной проблемам сферичности и криволинейности в перспективных системах. Она была прочитана Раушенбахом и одобрена им, но после кончины академика осталась в его архиве. Н.И. Балашов продолжает работать над этой темой, так что можно ожидать появления его нового труда. Во-вторых, необходимо упомянуть работу, связывающую две любви Николая Ивановича, Испанию и Францию, – его статью "Веласкес и проблема непринужденного самостояния художника в XVII-ХIХ столетиях". В ней совершенно '"непринужденно" Николай Иванович соединяет века и творцов, сближая Веласкеса и Эдуарда Мане в столь дорогом для него вопросе свободы воли и внутренней свободы художника.
В 1998 г. Николай Иванович преподнес читателям и ученым еще один "сюрприз": издал неожиданную для многих книгу "Слово в защиту авторства Шекспира". Опираясь на доскональное знание материала, остроумно и иронично он опроверг старую, но возрождающуюся время от времени (на этот раз в книге И.М. Гилилова "Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна великого Феникса", 1997) фальшивку о том, что Шекспир якобы был не великим творцом, а неким полуграмотным провинциалом, за которого писали утонченные аристократы (разные у разных его хулителей...).
Вернемся снова к теме "Литературных памятников" – делу всей жизни Николая Ивановича. Эту серию он пестовал и растил (вместе с коллегами), как любимое дитя. В ней он издал не одних только французских поэтов, но принял участие в выпуске многих других книг (например, русского Р.-М. Рильке); иногда он делал казалось бы невозможное, организовал, скажем, первое издание по наиболее завершенной римской рукописи переводов Эсхила Вяч. Ивановым (1989). Но пришло время, когда серию нужно было буквально спасать. В начале 90-х гг. из-за финансовых трудностей "Литературные памятники" едва не прекратили свое существование, но в значительной мере благодаря усилиям и энергичным действиям Н.И. Балашова произошло казалось бы невероятное: в 1993-1994 гг. в свет вышло более 25 наименований книг, составляющих основу мировой культуры, причем продавались они тогда по ценам вполне "народным".
В рамках всё той же серии, как уже говорилось, произошло замечательное событие - издание двухтомного "Дон Кихота" в канун четырехсотлетия великой книги (оно будет отмечаться в 2005 г.), книги, которую, по словам Достоевского, человек сможет предъявить Создателю в оправдание своего существования. Будет время достойно и подробно оценить эту работу в специальных рецензиях. Нам же придется сказать только о некоторых принципиальных ее новшествах.
Прежде всего следует отметить, что Н.И. Балашов, инициатор и главный редактор этого издания, выступает в нем как верный хранитель и продолжатель академических традиций, которые - так уж устроена научная жизнь - оказываются и личностными связями между учеными. Ведь он воплотил здесь идею, концепцию и композицию "Дон Кихота", предложенную замечательным ученым и человеком, известным испанистом и латиноамериканистом – академиком Г.В. Степановым (1919-1986), что и отмечено в открывающем книгу обосновании издания. Воспитанник петербургско-ленинградской испанистской школы, Степанов в годы работы в Москве в качестве одного из руководителей ОЛЯ Академии наук был тесно связан с московскими учеными и переводчиками.
Верный своей изначальной школе, Г.В. Степанов предложил издать не привычный для широкого читателя виртуозный и искрометный перевод выдающегося московского переводчика Н.М.Любимова (первое издание - 1951 г.), то есть, скажем так, не народного Сервантеса, а Сервантеса академического - обновленный вариант перевода, выпущенного издательством "Academia" под редакцией крупных ученых и переводчиков ленинградской школы - профессоров Б. А. Кржевского и А.А. Смирнова (первый том – 1929 г., второй – 1932 г.). Для Г.В. Степанова такое издание было данью памяти своим учителям: ведь редакторы перевода посвятили свой труд основателю ленинградской испанистики профессору Д.К. Петрову (1872-1925). А Н.И. Балашов, фактически посвятивший этот труд Г.И. Степанову, замкнул круг памяти столь замечательной истории.
Наряду с переводом Н.М. Любимова, предложенный перевод является наиболее адекватным пересозданием великой книги Сервантеса в стихии русского языка. Но он более ранний и имеет драматическую, едва ли не детективную судьбу, реконструированную и изложенную Н.И. Балашовым в упоминавшемся обосновании текста. Ведь перевод создавался в 1920-е годы на фоне эмиграции деятелей культуры (уехали романисты Г.В. Лозинский, К.В. Мочульский), тайной переписки, анонимного участия в таком "опасном" деле, как перевод "Дон Кихота".
В итоге разысканий установлено, что подлинными переводчиками ленинградского Сервантеса были как раз те, кто скромно именовали себя редакторами: Кржевский и Смирнов, а также Мочульский, работавший за границей...
Вторая принципиальная особенность книги состоит в том, что наряду с текстом Сервантеса здесь помещен так называемый "Лжекихот", принадлежащий, как было установлено сравнительно недавно, некоему Сапате из Авельянеды, доминиканскому священнику, инквизитору (с 1617 г. – Верховный инквизитор Испании), апологету контрреформационной идеологии в самом догматическом её варианте. Побуждаемый высокими покровителями, он издал "Лжекихота" как якобы авторское продолжение первой книги, опередил выход второй книги Сервантеса, намереваясь опорочить великого писателя и его великого героя. Сервантес, естественно, учел это обстоятельство, и с помощью ряда остроумных авторских и издательских приемов сумел полностью оградить подлинную вторую книгу от "Лжекихота", навсегда вошедшего в историю как один из самых подлых образцов литературного "сальеризма" и попыток уничтожения подлинной классики.
Юбилейный "Дон Кихот" – большое и сложное "сооружение" с целым рядом действующих лиц. Помимо Николая Ивановича, выступившего в роли главного создателя издания (по концепции Г.В. Степанова) и автора крупных сопроводительных исследований, в нем приняли участие более молодые петербургские и московские испанисты (С.И. Пискунова, В.Е. Багно, А.Ю. Миролюбова). Одним словом, такая сложная книга по-настоящему должна оцениваться как целостное явление и в то же время дифференцированно, согласно вкладу каждого из участников. Наша задача сейчас в другом. Мы скажем только о персональном вкладе Н.И. Балашова, ибо ему принадлежит ведущая роль в осмыслении "Дон Кихота" как явления мировой культуры в контексте "большого времени" (М.М. Бахтин), в континууме исторических идейных борений. И надо сказать, что здесь обнаруживаются все достоинства традиционной отечественной филологической школы, которую ныне часто упрекают за "безбрежность", "непредметность" и т.п. Спрашивается: а можно ли что-либо существенное сказать о книге Сервантеса без такого универсалистского подхода? Н.И.Балашов фактически написал для этого целую монографию, разделенную на две части - первая сопровождает текст Сервантеса, вторая – посвящена истории "Лжекихота" и борьбы с ним.
Полагаем, что эта монография требует отдельной и пространной рецензии, мы же ограничимся тем, что просто перечислим заголовки ее разделов.
Первая часть называется "Двунеуязвимость Дон Кихота" и состоит из семи главок: I. Исключительное место "Дон Кихота" в литературе его времени, в утверждении идеи нравственности и свободы в мире, а, в частности, в России; II. Героизм и подвижничество величайшего испанца на пути к созданию неуязвимого Дон Кихота. Характеристика других произведений Сервантеса; III. Эффективность  художественных приемов Сервантеса в "Дон Кихоте"; IV. Духовная жизнь времен Сервантеса. Проблемы свободы. Гуманисты. Эразм. Успехи театра Лопе. Писатели-мистики. Малоизученные источники "Дон Кихота"; V. Споры вокруг наследия Сервантеса за рубежами России во второй половине XX столетия; VI. Заметки о русской серванистике последних десятилетий. Идея своего рода "философского монизма" мышления "Дон Кихота". VII. Свидетели апофеоза четырехсотлетия "Дон Кихота".
Вторая часть, помещенная в приложении ко второй книге, состоит из двух статей. Первая из них называется "Антагонизм Сервантеса и Авельянеды, бесчестного ("авильянадо") изготовителя "Лжекихота" (1614)". Название второй статьи – "Поиск возможности уравновешенного подхода к контрреформационной Испании".
Попробуем кратко и суммарно оценить важнейшие идеи этой работы, четко выраженные в самих ее заголовках. Речь идет об идее "двунеуязвимости" "Дон Кихота" и идее уравновешенного подхода к контрреформационной Испании. Обе они прочитываются только на фоне сложнейшей борьбы гуманистов традиции Эразма (к ней-то и принадлежал Сервантес), недогматических представителей Контрреформации, инквизиторско-догматического направления в Контрреформе а также внутренних связей, порой заметных только сегодня, между представителями противоборствующих духовных течений. В центре этой борьбы была проблема свободы воли и ее соотносимости с Божьей благодатью. Именно против упорного стояния Сервантеса на идее свободы воля и направляли главный удар его хулители, - те, кто состряпал "Лжекихота".                
В этом контексте "двунеуязвимость" "Дон Кихота" означает авторскую стратегию и идейную позицию Сервантеса, которая обеспечила свободное издание и циркуляцию книги. Сервантес был правоверным католиком, но католиком-гуманистом эразмовского толка и евангелистской школы, благодарившим Небо за Свободу. Другим его щитом была счастливо найденная манера повествования, открывшего, как пишет Николай Иванович, большую реку мудрого смеха, понятного и знатоку, и простому читателю, и королю... Этот смех и утверждал главную идею Сервантеса – идею свободы человека, его воли, освященной Божьей благодатью....
На этом и закончим, соединив начала и концы. Вспомнив о том, каких свободолюбцев избрал в начале своего пути Н.И. Балашов в качестве героев (Ф. Вийон, А. Рембо) и тезисы его работы, сопровождающей юбилейное издание "Дон Кихота", мы поймем: те принципы и те выводы, что изложены в ней, это и его собственные, глубоко личностные мысли и переживания. Но мало, мало лишь свободы воли, в том числе и творческой...
Пожелаем Николаю Ивановичу новых творческих успехов, новых изданий. Возможно, мы увидим и давно, еще при Конраде и Лихачеве, задуманное издание в "Литературных памятниках" трех "Исповедей" - Блаженного Августина, Жан-Жака Руссо и Льва Толстого. Это была бы важнейшая для нашего времени акция, напоминание о многих, увы, почти забытых гуманистических критериях, в частности, о принципе совести, который также составлял фундамент самостояния Дон Кихота и самого Сервантеса.

В.Б. Земсков,
доктор филологических наук,
заведующий отделом зарубежной литературы
Европы и Азии новейшего времени ИМЛИ