Воспоминания об академике Николае Ивановиче Балашове

В 1997 г. вышел в свет "научно-детективный", если можно так выразиться, роман И.М. Гилилова "Игра об Уильяме Шекспире или Тайна Великого Феникса", вызвавший значительный резонанс в отечественных литературных и окололитературных кругах. Этот опус произвел определенный шок и на Западе, где давно уже утихли некогда горячие споры о том, кто написал пьесы, поэмы, сонеты, вошедшие в собрания сочинений Уильяма Шекспира, родившегося в 1564 г. в городке Стратфорде и ставшего актером, а затем – драматургом и фактически режиссером и руководителем популярного в столице Англии театра, труппе которого в 1603 г. был официально присвоен статус королевской.
Казалось, все "нешекспировские" версии – от Фрэнсиса Бэкона до графа Оксфорда – наконец, отпали после того, как последняя из них, удостоившаяся даже рассмотрения (с соблюдением всех традиционных процедур) в судебном процессе в США, была отвергнута. Но, увы, графа Оксфорда, за коим, хотя бы, числился ряд драматургических опытов, сменил возвращенный из длительного забвения граф Ретленд, от которого, в отличие от предыдущего графа, не осталось ни строчки... Эта кандидатура, выдвинутая еще в начале прошлого века, на первых порах пользовалась определенной популярностью, в том числе, и в России, где выдающийся отечественный шекспировед
Н. Стороженко квалифицировал ее как ”новейшую антишекспировскую ересь”.
Постепенно интерес к этой версии сошел на нет, за неимением серьезных научных аргументов. Что же касается "Игры об Уильяме Шекспире…", то отсутствие таковых не помешало многим российским читателям романа И.М. Гилилова увлечься авантюрной фабулой "грандиозного заговора по сокрытию "подлинных" авторов шекспировских творений" – V-го графа Ретленда и его супруги. Более того, неясность мотивов этой страшной тайны, возможно, даже усиливала притягательность, загадочность интриги.
К счастью, за пределами этого наркотического процесса возникла широкая дискуссия, в ходе которой было выдвинуто немало убедительных, в том числе, и оригинальных аргументов в пользу подтверждения авторства Уильяма Шекспира.
К наиболее серьезным научным результатам этой дискуссии, следует отнести, прежде всего, работу выдающегося российского литературоведа - академика РАН Н.И. Балашова
"Слово в защиту авторства Шекспира", вышедшую в свет в Альманахe “Академические тетради”. Специальный выпуск (5)–М.: Международное агентство “A.D.& T.”, 1998. Почти одновременно было опубликовано весьма содержательное критическое исследование известного книговеда, профессора А.Х. Горфункеля "Игра без правил" (Журнал "Новое литературное обозрение". № 30 (2/1998).
Следует отметить, что многие вполне цивилизованные люди не только увлеклись чтением "боевика" И.М. Гилилова, но и поверили его "открытиям". Это случилось и с одним моим старым другом, доктором наук... Никакие попытки отвратить его от этой ереси не помогали. Но после того, как я сообщил ему о выходе в свет работы Н.И. Балашова, то вскоре на мой вопрос, "прочел ли он ее и не изменил ли свое мнение", последовал ответ: "Да, спасибо, я не ожидал, что еще есть такие люди..."
Что же касается меня, то, будучи вечным и безумным поклонником (сейчас сказали бы – "фанатом") Уильяма Шекспира, я стремился как можно скорее сообщить Николаю Ивановичу Балашову о некоторых неточностях, замеченных мной в его замечательной работе. Но как это сделать? Почти не надеясь, я позвонил в редакцию издательства.– И... О, чудо! Подошедший к телефону ответственный редактор А.И. Раскин сразу назвал номер домашнего телефона академика: оказывается, Николай Иванович разрешил давать свой номер тем, кто будет обращаться с вопросами по этой книге. Дозвониться долго не удавалось. Но, видно, какая-то сила продолжала помогать мне, и, наконец, я услышал голос Н.И. Балашова. Выяснив, что я не шекспировед, а лишь любитель, он поинтересовался моей специальностью и попросил, подготовив замечания в письменной форме, либо отослать их по его адресу, либо привезти к нему домой.
Я выбрал второй вариант. Прибыв в назначенное время и выйдя из лифта, я сразу увидел Николая Ивановича, стоящего перед открытой дверью своей квартиры. Он так долго и пристально смотрел на меня, что, казалось, колеблется, пускать ли незнакомого человека в квартиру, где, кроме него, вероятно, никого не было. Но первое же его несколько разочарованное высказывание раскрыло тайну молчания: "Проходите, пожалуйста. Я думал, что Вы моложе". Я понял, что он надеялся найти помощника. Прямота его, по моему опыту, лишь подтверждала, что передо мной – большой человек.
Я протянул Николаю Ивановичу Балашову свое письмо, датированное 4–м мая 1999 г., ожидая, что сразу же начнется его обсуждение. Но он, предложив мне сесть, посетовал, что жена еще не вернулась из Владикавказа от родственников, и угощение поэтому будет скромным. Однако, скоро появилась бутылка вина, а затем и закуска. Николай Иванович довольно подробно рассказал об особенностях этого вина и посоветовал попробовать его. Потом он сел за стол, и постепенно завязалась беседа.
Винодельческую тематику скоро сменили подробные расспросы обо мне и о моей семье, а услышав фамилию моей жены – "Смирнова", он вдруг потупил взор, и я с изумлением увидел в его глазах слезы. Чуть погодя, он все еще печальным голосом спросил, есть ли у меня собрание сочинений Шекспира под редакцией А.А. Смирнова (тут я понял, что слезы его были вызваны воспоминанием об А.А. Смирнове. Позже я не раз был свидетелем переживаний Николая Ивановича, связанных с памятью дорогих для него людей. Часто вспоминал он об академиках Н.И. Конраде, В.М. Алексееве…).
Получив положительный ответ на свой вопрос, Николай Иванович поинтересовался моим мнением о качестве переводов в этом издании и, спокойно восприняв негативный отзыв о переводах А. Радловой, разделил мое сожаление о почти полном забвении переводов А.В. Дружинина и (что, по-моему, еще хуже) об их "редакторском осовременивании". Так случилось, в частности, с одним из изданий шекспировской трагедии "Ричард III", замечательно переведенной  Дружининым.
Постепенно мы перешли полностью на шекспировскую тематику. О моем письме ученый сказал, что внимательно рассмотрит его и потом вместе со мной обсудит замечания. Затем он вежливо проводил меня и простился на лестнице. Прием и все поведение Николая Ивановича, в котором не было ничего "генеральского", очаровали меня. Мне казалось, что я побывал в другом времени…
Основные предложения, содержавшиеся в моем письме, опирались на данные, приведенные в переизданном в США в 1996 г. масштабном Шекспировском Словаре (более 740 с., мелким шрифтом, в 2 колонки). Прежде всего, мне хотелось обратить его внимание. на это издание – практически – современную Шекспировскую Энциклопедию (The Wordsworth Dictionary of Shakespear by Charles Boyce [далее – WDS]).
Николай Иванович тут же попросил меня посодействовать в приобретении [WDS]. Это случилось вскоре в магазине “Shakespearandcompany” (в 1-м Новокузнецком переулке). Тогда же состоялось и мое знакомство с супругой Николая Ивановича – Татьяной Давлетовной, отношения с которой скоро тоже стали дружескими.
Что же касается моих предложений, то они, понятно, могли быть использованы лишь при переиздании книги Николая Ивановича. Далее я привожу три из них, которые были отнесены автором к числу положительных и удостоились его "плюсов".
Во-первых, я предлагал Николаю Ивановичу обратить внимание читателей на то, что в последнем абзаце статьи “Loves Martyr” в [WDS, p. 380] 1996 г. издания практически сформулировано одно из будущих "открытий" И.М. Гилилова: идентичность двух изданий Сборника, под названием “LovesMartyr”, составленного Робертом  Честером (1601 и 1611 гг.), за исключением титульных листов. Cледует учесть, что книга И.М. Гилилова вышла в 1997 г., а первое американское издание [WDS] – еще в 1990 г.
Второе замечание касалось оценки направленности указанного выше Сборника, в отношении которой Николай Иванович принял, в качестве единственной, версию: "Королева (Феникс) и граф Эссекс (Голубь)". Однако, вряд ли есть основание предполагать чуть ли не коллективную демонстрацию сочувствия авторов Сборника "государственному преступнику" – Эссексу, что поставило бы в сложное положение, прежде всего, заказчика Сборника – Солсбери, отмечавшего семейный праздник и посвящение в рыцари. Между тем, в [WDS, p. 502] равно возможными считаются три основные версии: 1)принятая Н.И. (Елизавета I и Эссекс); 2) Эссекс и граф Саутгемптон и 3) идеальная, вечная любовь, связывающая супругов (в частности, супругов Солсбери).
По мнению авторов [WDS], каждая из этих трех версий теоретически возможна,
но ни одна из них до сих пор никем не была достаточно убедительно обоснована.
Предлагалось также устранить неточность, привязывавшую заказ Ретлендов на "импрессу" к визиту Якова I-го в их замок в 1612 году, в то время, как она была заказана В. Шекспиру к придворному рыцарскому турниру, состоявшемуся 24 марта 1613 г., в присутствии короля, в честь 10-летия его восшествия на престол (см. [WDS, p. 568]).
В интересах читателей я предлагал также привести полный буквальный перевод шекспировского "Феникса и Голубя" и краткое изложение включенных в Честеровский сборник других произведений, столь редко публикуемых и малодоступных.
К сожалению, разговоры с Николаем Ивановичем не записывались. Узнав, что я по образованию экономист, он рассказал о том, как его отец, Иван Васильевич, бывший экономистом-аграрником, освобожденный после ареста и заключения в 1932 году, понял, что это может повториться и, чтобы избежать репрессий членам семьи, он, по согласованию с женой, оформил развод.. Это впоследствии спасло маму Николая Ивановича, а, может быть, и его самого. Отцу не пришлось долго ждать следующего ареста; последнюю весточку от него принес изможденный заключенный, выпущенный на волю в конце августа 1933 года. В переданной жене записке Иван Васильевич писал:
"Мы больше не увидимся". Это означало, что он приговорен к расстрелу…
Николай Иванович считал, что ему повезло со временем появления на свет божий. "Хорошо, – говорил он, – что я родился в середине 1919 г., а не раньше: в следующем году уже кончилась гражданская война, а в 1921 г. начался НЭП". Он говорил, что вообще выживаемость детей, родившихся в 1916-1918 годах, была очень низкой.
Интересовало Николая Ивановича и происхождение его фамилии, впрочем, интерес этот был полушутливым: "Не знаю, – говорил он, – от кого же я все-таки происхожу? От разбойника Балаша (руководитель крестьянско-казацкого бунта в 1632-34 гг.) или от министра полиции при Александре I – А.Д. Балашова (1770-1837)?" Похоже, конечно, что он предпочел бы второй вариант.
Ему нравился ответ Балашова на вопрос Наполеона: "Какие дороги ведут к Москве?" – "Многие, Ваше Величество. Например, Карл XII выбрал дорогу через Полтаву" (использовано Л.Н. Толстым в "Войне и мире").
Помнится, он пришел в восторг, когда я привел ответ Балашова на другой вопрос Наполеона: "Сколько в Москве церквей?" Арман де Коленкур (бывший посол Франции в России): "1600, Ваше Величество" (вольный перевод на французский условной русской меры – "сорок сороков"). Наполеон: "Боже! И это, когда никто уже ни во что не верит?" Балашов: "Вы правы, Ваше Величество. Но в Европе есть еще страны, в которых вера в Бога весьма сильна". Наполеон: "И что же это за страны?" Балашов: "Испания и Россия, Ваше Величество".
Затем наступила длительная пауза... Более вопросов не последовало...

Николай Иванович любил исторические анекдоты и, конечно, прижизненные анекдоты о Шекспире. Вот один из них, рассмешивший его: "Известно, что Бен Джонсон подтрунивал над "слабостью Шекспира в латыни и еще большей – в греческом". Однажды он пригласил Шекспира на крестины своего сына. "Что же ему подарить?" – сказал Шекспир. – "Пожалуй, дюжину латунных чайных ложечек. – А ты их переведешь!"
В последние годы жизни Николаю Ивановичу пришлось отказаться от работы в библиотеках из-за высоких лестниц и отсутствия лифтов. Не меньше огорчала его и невозможность, по той же причине, посещения Музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина. Я предложил свою помощь в качестве "поддерживающего". За неимением лучшего, она была принята и, к общему удовольствию, мы дважды или трижды посетили музей. Выяснилось, что Николай Иванович не только неравнодушен к живописи, но и весьма сведущ в ней (особенно, как мне показалось, во французском импрессионизме). Несмотря на его явную усталость, мне долго не удавалось уговорить его ехать домой.
"Да, да, – отвечал он, – вот смотрите: там Матисс... Еще чуть-чуть... скоро мы поедем..."
И в музее, и дома происходили дебаты по поводу впечатлений от выставок. Сначала наши мнения обычно расходились, но, в конечном счете, мы, как правило, приходили к некоторому синтезу. Так же было и в большинстве наших дискуссий по вопросам литературы. Я был весьма польщен, когда Николай Иванович однажды, завершая несколько затянувшиеся дебаты, выразился примерно так: "Мне нравится, что, когда наши мнения различаются, то постепенно рождается что-то третье".
При всей вежливости и обходительности Николая Ивановича, постоянно ощущалась твердость и исключительная сила его характера. То, что он в свои 80 лет, не будучи профессиональным шекспироведом, восстал, чтобы спасти честь российского шекспироведения, представленного такими именами, как Н. Стороженко, М. Морозов, Б. Пастернак, А. Аникст и др., – это подлинный научный и патриотический подвиг.
Сочетание твердости и вежливости отличало и его полемику. Не изменил он этим своим принципам и в "Слове в защиту авторства Шекспира", убедительно и корректно полемизируя даже с заведомо ненаучной концепцией И.М. Гилилова.
Готовя переиздание этого своего труда, Николай Иванович думал и о замене эпиграфа к нему, принятого в первом издании: "А если тайны нет?" (взято не из пушкинской "Пиковой Дамы", а из одноименной оперы П.И. Чайковского). Однажды я рассказал ему и Татьяне Давлетовне о письме семнадцатилетнего Лермонтова своей тетушке – Марии Акимовне Шан-Гирей в ответ на ее письмо, в котором выражалось… разочарование "Гамлетом" Шекспира (как выяснилось, тетушка читала трагедию в переводе не с английского, а с … французского). Вдохновенный ответ Михаила Юрьевича (1831 г.) начинается так: "Милая тётинька! Вступаюсь за честь Шекспира!" (цитируется по "Полному собранию сочинений М.Ю. Лермонтова в 4-х томах". – СПб: Изд. А.Ф. Маркса, 1891. "Приложения к III и IV томам". Письма. С. 255.)
Николай Иванович очень обрадовался и воскликнул: "Эпиграф есть!"–"Вступаюсь за честь Шекспира!"
Знакомство и общение с этим удивительным человеком – Николаем Ивановичем Балашовым – не эпизод, а целая эпоха в моей жизни, которая не оборвалась и с его уходом. Надо сделать все возможное для сохранения и распространения его бесценного наследия, включая и то, что он готовил, но не успел завершить, в том числе, переиздание его вдохновенного ”Слова в защиту авторства Шекспира”.

Владимир Клебанер,
старший научный сотрудник ИНП РАН